Обида - вспухший в самом неподобающем и болезненном месте на теле гнойный фурункул, омерзительный со своей тошнотворной зеленоватой начинкой. Вдобавок ко всему, она смердит тем сильнее, чем дольше её в себе таскаешь. Ты можешь прокручивать в голове способы наказания того, кто задел тебя и не посчитался с твоими чувствами, даже не понял, какую боль причинил. Ты можешь решить, что действительно виноват, и тогда пакость начнёт разъедать изнутри тебя самого. Обида - дитя несправедливости или же того, что ею кажется. Она кусает, точит, подталкивает расквитаться и... простить. Да, простить, оставить позади произошедшее. Всё вытечет из этого лопнувшего чирья, а ранка заживёт. Проговорить её или даже подраться - вот верный способ избавиться от этакой мерзости. И Гнев обычно решил свои проблемы со Справедливостью именно так - они пересчитывали друг другу рёбра, летели, образно выражаясь, хотя иногда не так уж и образно, перья, клочья пламени заслоняли от них весь остальной мир. Это был один из простейших и гениальнейших с тоски зрения Гнева способов общения - хорошая, качественная, крепкая драка. Разгорячённые, они смотрели глаза в глаза и видели всё то, что словами выразить невозможно.
Беда заключалась лишь в том, что Гнев больше не испытывал обиды в отношении Джея. Ни капли. Только тяжёлое, глухое, монолитное разочарование. Тем хуже было ощутить тот первичный укол чего-то, смутно похожего на радость, когда он заметил Джея и остановился, ожидая, когда тот подойдёт. Зачем? Всё ведь потеряно. Им не о чем общаться. Справедливость действует как... настоящая, стопроцентная Справедливость, и ничего, кроме. Ну, и к чёрту его. Истязатель, не трудись, тебе не идёт выглядеть раскаивающимся. Лучше будь высокомерным снобом, так легче привыкнуть к тому, что в тебе нет души, есть лишь воля мирового равновесия, ведущая тебя, как ту куклу-перчатку, что надевается на пятерню, забавно кривляется и дёргается. А Гнев-то, кретин, тщился найти в Джее что-нибудь, кроме бесплатного приложения к мечу и крыльям! Похоже, зря.
- А извиняться тебе не за что, судья, - спокойно проговорил Гнев. Даже тогда, в Чертоге, в их первую встречу после Нижнего Предела, он злился, переживал и хотел опровержения своим обвинениям и оскорблениям. Тогда, но сегодня - нет. По его виду, по выражению лица можно было подумать, что ему сделалось абсолютно всё равно. И "судья" - не попытка задеть, а констатация факта. - То, что ты сделал, говорит мне обо всём. Нельзя даже на мгновение заподозрить в чём-то того, кому доверяешь. Допуская, что я хотя бы теоретически подхожу под статус преступника, неважно, вольного или невольного, ты совершил предательство. Знаешь, судья, это безусловно правильно, но товарищи так не поступают. Если бы ты осознавал, что такое близость, что ты прежде значил для меня, или хотя бы что означает беречь чужую душу - ты бы не посмел задать мне тот вопрос, он бы примёрз к твоим губам. Ты, наверно, не поймёшь, но я тебя не виню, в этом твоя суть, а мне не следовало упускать из внимания, с кем я имею дело. Ты безупречно выполнил свой долг. Но это лишь значит, что ты по природе не способен доверять. Тебя не остановило твоё сердце, и логика не подсказала, что это вовсе не мой стиль, что я ни за что не опущусь до создания даже одного опустошённого после того, как сам чуть им не стал. Я стоял очень близко к этой грани. Я понял их почти что изнутри. Жутко, они жуткие, а убивать их - величайшее сострадание. Бедняги заслуживают участия, освобождения... Это холодно, меня уже поглощал такой холод, но я удержался. Точнее, меня удержали. А ты даже не вспомнил об этом... Да я бы сам пришёл к тебе, я бы повинился и попросил поступить со мной за это по твоему усмотрению! - "Джей, ты настолько беспросветный дурак, что у меня опустились руки, я больше не могу!", кричал в эту минуту взгляд Гнева, и он лишь чудом не закричал вслух. - Не представляю, с кем ты до сих пор был знаком, принимая его за меня, но мне не нравится этот парень. Он лжец, подлец и двуличный трус. Вот такой образ поведения ты на меня примерил... У меня нет ни одного доказательства того, что ты не виновник инцидентов с возникновением опустошённых, ни аргументов, ни твоего алиби, но я ни на секунду не держал тебя в списке подозреваемых. Слышишь? Ни секунды. Так работает, когда между личностями есть узы. Но у тебя это отсутствует, верно? Там пустота... Вот что, судья - ты калека. Эмоциональный калека с извращённой психикой. Я сочувствую тебе, но с меня хватит пытаться согреть то, что было рождено мёртвым. Убирайся от меня подальше, Справедливость, - с холодным брезгливым презрением швырнул Гнев Джею. - Не желаю прикасаться к тебе, мне дурно от твоего голоса. Приходи, лишь если я снова нарушу закон, чтобы казнить меня. Буду ждать. А до этого даже близко показываться не смей, тебе ясно? Хотя... Если поразмыслить, это веская причина перейти к примерному поведению, тогда встречаться с тобой вообще не придётся.
Гнев бы вырвал себе язык за всё, что так безжалостно и гнусно наболтал тому, кто всё ещё оставался дорог ему. Его тянуло рычать и плакать, избить Джея, а потом обнять и на этом закончить абсурдное, угнетающее их обоих положение. Но Джей ошибся куда глубже и хуже, чем Гнев мог бы смириться и проглотить. Такое не залечишь разговорами. Справедливость идиот, за что, почему он всё разрушил?! Гнев отвернулся от него, ему жгло глаза, щёки горели словно бы от бешенства, но по правде - от стыда. Он боялся сейчас опять заплакать, горько, как ребёнок, которого высекли розгами, сурово отругали и заперли в тёмном чулане за провинность, которую он не совершал. Гнев перестал ощущать себя в безопасности рядом с Джеем, а, значит, и рыдать при нём не пристало, надо держаться, пусть это и тоскливо, и уныло, и напрасно. Плохо. Гнев устал терять, устал падать и не получать руки поддержки, помогающей подняться. Надежда пыталась - но они чересчур разные, эту пропасть ничем не перекрыть. Кроме неё, Гневу мерещилось это в Джее, но и Джей подвёл его. Рассчитывать не на кого. Да, наверно, Гнев начал сдаваться, но разве он не стар возмутительно, невыносимо, необратимо? Вот то-то и оно. Возраст навалился на него, как сизифов камень, который так и не удержался на вершине горы.

[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/ab/95/34758.jpg[/icon][sign][/sign]

Губы Гнева податливо раскрылись навстречу, как будто он пребывал в полусне и не очень чётко воспринимал происходящее, но почти сразу же он сознательно и горячо продолжил этот невероятный поцелуй, углубил его, распаляясь за считанные доли мгновения и вкладывая все свои умения и познания в этой области, всё, что ощущал, что испытывал по отношению к Джею. Теперь уже он удерживал Ледяного, не давая тому отстраниться, оборвать это двойное сумасшествие, остановиться и задаться вопросом, что такое они ещё выдумали на свои бедовые головы. Это их откровение, взаимное и безоглядное. Раньше Гнев считал лучшим способом донести что-либо другому качественную драку. Теперь, похоже, он освоил ещё один способ - особенный способ, не для всех. Джей - живой, такое ни с чем не перепутать, его тело, ещё не успевшее совсем избавиться от дрожи, чувствуется беззащитным и беспомощным, как фарфоровая статуэтка, полая внутри, которую так легко случайно смахнуть на пол и разбить вдребезги. Солёный привкус влаги - Джей плачет. Джей. Плачет. О, небеса и преисподняя, и все святые и бесы, сколько их там насочиняли смертные от сотворения мира, как это вообще возможно?! Однако, даже обнаружив это, Гнев продолжал делиться всей необузданностью своей исконной страсти, всем её свирепым пылом даже не дикого зверя, а одушевлённой, заключённой в смешную оболочку стихии, не отпуская, не разрешая Джею опомниться и отшатнуться назад или застыть на месте поражённым шоком, будто громом. Одной рукой он властно и отчасти собственнически прижимал Джея к себе, второй гладил по волосам, наслаждаясь этим процессом не меньше, чем непосредственно поцелуем. И всё длил наваждение, их общее помешательство, наконец-то воспользовавшись сполна тем, что у них, воплощений, есть возможность обходиться без кислорода, если они чуть-чуть ослабят маску, благодаря которой притворяются людьми. Неторопливо, с неприкрытым удовольствием, мягко, но, вместе с этим, и властно, он легко перехватил у Джея инициативу и теперь вёл - точно так же, как это делают в танцах. О, разумеется, Гнев никогда и ни за что бы его не оттолкнул, даже если бы наговорил во много раз худшего. Иногда словам, даже если они чистая правда, верить ни в коем случае нельзя.
Нет, он не заберёт себе то, что так трудно и долго собирать самому Джею в мире, где к нему относятся как к Господу - вспоминают о нём, только чтобы пожаловаться и потребовать, но игнорируя его нужды и мечты, либо искажая их так, что не сразу и узнаешь изначальную идею. Гневу всего-навсего приятно случившееся. Он бы и от более интимного продолжения не отказался - кто бы им запретил, в самом-то деле. Но Джей, наверно, не готов, а давить в таких деликатных вещах нельзя.
Сколько прошло времени? Минута? Час? Вечность? Гнев всё же позволил их губам разомкнуться, словно бы делая неизвестно кому одолжение - может быть, уже почти скончавшемуся здравому смыслу. Осторожно взял Джея за подбородок и взглянул в его зрачки. Лишённые прикрытия стёкол очков, глаза Ледяного казались чуть ли не по-детски наивными и простодушными. Гнев, впрочем, знал, что те, у кого проблемы со зрением, всегда так выглядят. А это значит, между прочим, что Джей не сможет ориентироваться сейчас без его поддержки. Но разве это важно, когда Справедливость так близко к нему, как ещё не бывал, и нуждается в нём, чтобы не исчезнуть прямо здесь, стерев исключения ради не очередного грешника, а себя самого?
- Джей, ты... Нет, нет. Не надо, прошу тебя, - Гнев шептал истово и тихо, а его дыхание касалось лица этого чокнутого чуда. - Пожалуйста, забудь всё, что я сказал.
Гнев с нежностью, лишённой дна и берегов, не беспокоясь о том, как оно смотрится со стороны и как сам Джей подобное воспримет, сцеловал остатки слёз с его ресниц и со щёк. Готовность придурка умереть по его прихоти не подкупала, но ужасала. Ввергала в неизбывный чёрный кошмар, где Джея больше нет и не будет, ведь оттуда, куда тот себя отправил бы, не проложили ещё пути назад. Справедливость и без того многие на этом свете отрицают, без тени колебания заявляя, что она умерла или вообще изначально в настройки бытия не вложена. Они стремятся избавиться от Джея с остервенением, достойным стаи подыхающих от голода волков. Лучшие из них отказали смертной "юдоли скорби" в праведности и переселили справедливость в некий вымышленный обетованный край загробного бытия. Подавляющее большинство сошлось на том, что она естественным образом в этой грязной и полной порочных соблазнов реальности невозможна. Многие утверждают, что справедливость - понятие не благое, но беспощадное и неумолимое, а воздаяние каждому по заслугам означает неизбежный стопроцентный геноцид человечества, ибо невинных не бывает, каждый хоть раз да оступался, и, следовательно, никого не избежит чаша сия... Нет второго такого, кто нуждался бы в заступничестве Гнева больше, чем этот упрямый и такой светлый в напрасных, но оттого ничуть не менее рьяных порывах отстоять-таки последние крохи чести, благородства и добра на планете Земля, пусть и в собственном их понимании, идиот. Джей заслуживает прочной, устойчивой и долговечной опоры рядом. Его и так довольно мучают. Гнев ни за что не утешился бы и не покорился судьбе, если бы Джей вдруг и впрямь исчез. Гнев видел его не иначе, как оберегающей Вселенную волей, последним рубежом, отделяющим всё, что можно хоть с натяжкой признать красивым, от падения в хаос. Смешно, он попытался прогнать Джея, а ведь спустя пару недель сам бы бросился на поклон.
Справедливость обязательно должен жить! Жить, а не прозябать, полнокровно и насыщенно!
И в душе Гнева с новой силой вспыхнуло яркое, как лунное сияние, безупречное первородное серебро. Сам толком не понимая, что делает, он потянулся к Джею и вцепился в тьму, скопившуюся у того в груди, поволок её к себе за шкирку, торжествуя, что и сам имеет доступ к этой стерве, способной проглотить и переварить любого, и не подавиться. Черноту забрал, а новорождённое, свежее, кристально чистое серебро вложил. Более того, Гнев внезапно для самого себя осознал, что Джей может принять и его энергию, не разбавленную и не превращённую ни во что иное - и щедро, но плавно, аккуратно вплетая её в узор чужого естества, добавил силы яростного пламени. Гнев продолжал, пока его глаза из зелёных не превратились в абсолютно чёрные, без радужки и белка, а кожа не посерела, начав изрядно смахивать на истончившийся древний пергамент.
- Не допущу, Джей... Я не допущу, чтобы ты себя погубил. Живи, твою мать! Живи! А я...  Я стану сильнее, обещаю.
Черноте нечего делать между ними, она отправится кое-куда подальше, чем на свалку бытовых отбросов. Гнев расправлялся с ней, как с заклятым врагом, постепенно начиная дышать всё свободнее. И почему он не оказал этого сопротивления раньше, ведь так легко!.. Ах, да, стимул отсутствовал. А Джей этот стимул ему вручил в нарядной подарочной упаковке.
- Я присмотрю за тобой и позабочусь о тебе, моя Справедливость, - уверенно поклялся Гнев так, словно присягал какому-то королю или даже божеству.

[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/ab/95/34758.jpg[/icon][sign][/sign]

Бой Гнева против черноты, против теней, гнездившихся в душах их обоих, был подобен борьбе лучезарного юного солнца против наползающего поверх его львиной удали кромешного затмения - его неистовый напор, его наконец-то воскреснувшее желание сопротивляться ей не справлялась. Тьма всё равно брала своё, запихивала в свою необъятную пасть всё больше и больше доселе нетронутого света... И Гнев вдруг отчётливо, с предельной ясностью смертника, уже стоящего с петлёй на шее, осознал, что спасает Джея ценой себя, своей сути, самых глубоких закоулков рассудка, а враг перемалывает самую структуру его души, обращая его... Да, именно так. Гнев не справлялся, и тончайшая мембрана, делавшая его реальным, прорвалась, уступая смерти и пустоте последние рубежи, вручая мраку бразды правления. Это было всё равно что вырезать злокачественную опухоль без наркоза. Пациента не вытащить, всем это очевидно, но врачи не считают правильным просто сдаться. С коротким вскриком, какой бывает, если полоснуть кого-нибудь достигающим до самого сердца клинком, Гнев отпрянул от Джея, употребив остатки воли на то, чтобы вложить крохи, которые удалось-таки спасти, в него, и успеть максимально увеличить дистанцию. А потом его тело вывернуло наизнанку... Нет, на самом деле нет, но тьма взорвалась так, что со стороны выглядело именно подобным образом. Законы физики, анатомии и здравого смысла не оставляли ни шанса на выздоровление того, что отравлено так непоправимо глубоко. Тьма торжествовала. Её хлещущие безумными протуберанцами во все стороны потоки мешали разглядеть, что происходит, но в одном не оставалось сомнений - организм, корчащийся и выламывающийся настолько, не может быть живым. Опустошённый. Да, первое воплощение, дошедшее до стадии опустошённого. Тварь без внутреннего мира, без единой капли энергии. Тварь, жаждущая лишь убивать, поддаваясь обманчивому влечению к чужой силе, неосознанно рвущаяся отнять её, наполнить своё голодное нутро, но не знающая, что пути обратно уже нет. Никчемная, пропащая, не способная ни дружить, ни помнить родство - и бесконечно опасная.
Как ни странно, ощущение смерти Гнева не приходило. Даже его присутствие не пропало, и шло оно отнюдь не со стороны гротескно исказившейся фигуры. Он отзывался уверенной и даже слегка грозной нотой прямо в голове и груди Справедливости. Словно слился с тем в непредставимом доселе симбиозе, стал неразделимой частью Джея. Жидкая Ярость текла по венам другого воплощения, буря её страсти и блеск храбрости, граничившей с дерзостью, наполнили его. Тот пьянящий и лишающий всякой возможности хоть немного соображать азарт боя, захватывавший Гнева во время всех проведённых им войн или поединков, да хоть бы и грубых уличных потасовок в стиле "один против толпы пьяных засранцев". Весёлая и свободная злость, регулярно толкавшая рыжего хулигана на великие свершения и великий же идиотизм. Смех - щепотка высокомерия, дразнящая беззаботность, крупица кровожадности и стопроцентное отсутствие инстинкта самосохранения. Инстинкты - для низменных животных, а воплощения - создания высших сфер!
Растоптать чужие империи в пыль и развеять пепел миллионов врагов по ветру! Танцевать на развалинах древних замков, пить вино из чаш, что когда-то служили людям черепами! Кости и песок жарких египетских пустынь, брошенный через плечо, не глядя, клич. Мгновение, когда в него, как нож в мягкий ломоть свежего сыра, вошли воспоминания и эмоции поверженного Жестокости.
Чересчур много того, чем делиться запретил сам же себе ещё в незапамятно давние времена. Чересчур много всего, чего нельзя не отдать - только не при таком погружении в чьё-то тёплое, бьющееся, трепещущее от неожиданного гостя ядро.

"От духоты плавятся глаза и печёт пересохшее, как русло малого канала, горло. Гневу тогда ещё невдомёк, что именно эту битву впоследствии назовут схваткой пламенноволосого и красноглазого - словно напрочь позабудут, какого цвета у него по правде были глаза, - божества с ужасным змеем Апопом. Он ещё не звался тогда Разрушителем Сетом, этот сюрприз Вера подкинет ему гораздо позже. Свержение мира в хаос, мрак и вечные пытки за пределами человеческих представлений, однако, всем грозили всерьёз. А Гнев истекал кровью и сожалениями, не торопясь залечить раны остатками энергии или хотя бы перевязать их, и впоследствии никогда, ни единого дня и часа, не гордился убийством брата, каким бы вынужденным и одобренным остальными оно ни являлось. Абсолютная Жестокость была бы концом для всего... Но как же горько и тоскливо понимать, что тебе не предоставили выбора."

"- Вы приносите в жертву маленьких детей и прикрываете всё это моим именем?
Он говорил это спокойно, как пойманным вором и головорезам на скамье подсудимых оглашают уже утверждённый, с подписями и печатями, приговор.
- Чтобы угодить мне?.. Что вы, ублюдки, вообще можете знать о МОЁМ гневе?! Хотите, покажу?!
Вопрос, что вполне очевидно, риторический. Гнев мало что возненавидел так, как культ Молоха, утверждённый якобы в его честь - но на самом деле разве что в поношение и позор. Он не желал относиться к этим неадекватным и убогим ничтожествам, но ему не отделаться от последствий их слепого поклонения до скончания веков."

"- Что, собрались клеймить меня? Давайте же, вперёд, я здесь! Бросайте онанировать и займитесь чем-нибудь полезным, порадуйте меня напоследок, мрази страшные!
Он нарочно осыпает их оскорблениями, как рог изобилия сыплет фруктами. Хочет разжечь в них такое бешенство, чтобы они его руками в клочья рвали, зубами терзали. Такое наказание он сочтёт достойным.
Гора слева от них и справа от него выблёвывает густой смоляной дым, тучи пепла и реки рыже-золотой лавы. Земля трясётся, покрываясь трещинами. Маловато их пришло, что, неужели так многих война повыкосила?! Ещё, того гляди, им не хватит силёнок, а поддаваться вовсе уж откровенно нельзя. Как же ему выкрутиться, как получить задуманное? Ох! Стоп! Какая знакомая аура прошла сквозь границу Чертога! Гнев чуть не просиял от нахлынувшего на него счастья. Отлично, всё точно пройдёт как надо! Этого не придётся принуждать... И как же честно, как замечательно вышло, что его линию бытия пресечёт тот, кем Гнев всегда восхищался и любовался издали, как архангелом, спускающимся карать и возглашать весть Божью! Если был бог, в которого Гнев уверовал бы - этим богом он бы назвал Джея. Молиться ему не зазорно. Встать перед ним на колени в ожидании удара - не зазорно. Обожать одновременно и его личность, как никто чуткую и сопереживающую, и его неумолимое альтер-эго - не зазорно."

Сумбурный вихрь, сплошная мешанина мелькающих, как цветные осколки во вращающемся калейдоскопе, образов.
- Джей, послушай меня! Убей, немедленно убей это тело, чтобы я мог перевоплотиться! Прости, мне пришлось отказаться от формы и использовать твою, чтобы не исчезнуть... Я подарил ей только плоть, а плоть ничего не значит. Отпусти меня, спаси... Разруби эту связь!
Умоляющий шёпот Гнева раздался прямо в мозгу у Справедливости. Он и впрямь заплатил за победу ошеломляюще большую цену - но не чрезмерную. Они стали едины, всё - одно на двоих, и Гнев позволил себе ещё более нахальную выходку - призвал серебро и янтарь вместо Джея и вложил изменённый этим слиянием стихий клинок в его ладонь. По холодному лезвию роскошным узором зазмеились узкие языки пламени. И распахнувшихся внезапно крыльев теперь насчитывалась не одна, а две пары, диковинно и на вид абсолютно противоестественно переплетающиеся между собой. Во имя всего святого, во имя благополучия мироздания, во имя прошлого, настоящего и будущего - этому дуэту нельзя было ни в коем случае произойти! По иронии судьбы - во имя всего же перечисленного он не мог не случиться, ибо ничто иное не помогло бы.
- Джей, я люблю тебя. Поверь, я не преувеличиваю, и это не сиюминутная прихоть. Я любил тебя, даже когда говорил те ужасные слова. Они были не моей правдой, а лишь моей болью. Я не хочу тебя покидать. Поэтому избавься от этого мусора! Всё будет хорошо, я вернусь. Я же обещал, что стану сильнее и присмотрю, иного пути нет. Если ты действительно доверяешь мне, Джей - докажи это сейчас.
Третье перерождение от Справедливости? А это становится доброй традицией! И почему у них постоянно получается нечто невероятно запутанное, сложное и заставляющее мозги выкипать и уходить паром через уши?! Все пары как пары, а они как беда. Трагикомедия причём, не иначе.

[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/ab/95/34758.jpg[/icon][sign][/sign]