Это было странно - осознавать собственные желания. Справедливости в принципе редко чего-то хотелось, тем более настолько, тем более так навязчиво, что от этого не получалось отказаться вот уже несколько дней. Как правило, логика перевешивала непривычные порывы, не давала им раскрыться, иногда мягко, а когда жестко возвращая свою обладательницу в равновесие. Но в этот раз мысль была навязчивой, как назойливые мухи там, внизу, в человеческом мире, не отогнать, не поймать, не избавиться, а если и удается, то на смену тут же прилетит новая, едва ли не более настырная. Что делать с этим мельтешением, как избавиться от чувства, которое требует выйти из собственного Чертога, отправиться Наверх, в еще более мельтешащее смешение красок и эмоций, не подвластных пониманию ее разума. Живое? Почему оно настолько живое? Почему оно не хочет умирать, покоряться другой стороне ее я, которое говорит, что это нелепо - желать, не нужно чувствовать, что она создана не для этого. Не для того, чтобы стать частью общей гармонии, приняв ее во всем многообразии, а чтобы быть вечно в стороне, оберегая не изнутри, но извне...

Верхний Предел. Идеальное слияние, общее невольное творение всех воплощений, материализовавшийся, похожий на радужный, вечно находящийся в движении, переменчивый фрактал созданного ими витража. Здесь есть несколько вставленных ее руками "стекол", принадлежащих лучшей, быть может, ее стороне. У кристальных серебряных снегов, разносящихся искрящейся пылью, так много и так мало общего со всем остальным этим миром, но они - ее творение, ее холодное, нежное и одновременно колюче-острое детище, послушное, никогда не тающее в ее руках, льнущее к ее ногам, когда она проходит босиком по морозной равнине. Это - тоже, наверное, какое-то чувство? Да, пожалуй, оно похоже на то, что остальные и люди называют удовлетворением, когда ее ноги утопают по щиколотку в бархатном холодном ковре. Но это - не то чувство, которое способно успокоить назойливую мысль. Два голоса в голове - слишком много для нее одной.
"Ты здесь лишняя. Ты зря пришла сюда".
"Не попробуешь - не узнаешь, иди дальше".
Так легко запутаться, когда слова и названия, даже мысленные образы существуют отдельно, упорно не стыкуясь с реальными ощущениями, как ни старайся. И почему у остальных это получается так естественно, словно дышать? Почему?.. И сумеет ли она хоть когда-то это понять, научиться этому? Научиться... Слово цепляет сознание, становится ответом. Научиться и понять то, что при всем непонимании вызывает восхищение, уж с этим чувством она смогла разобраться: оно так похоже на идеальный лед, сквозь который сияет солнце, дробясь каплями света, искрами, озаряя ее черно-белый мир, помогая видеть больше, чем должно быть дано ей от природы. Жизнь, жить. Чувствовать себя живой не только тогда, когда функция берет свое, не только в момент, когда распахиваются крылья, и меч правосудия возникает во всей своей опасной решительности. Где-то обязательно должно быть что-то еще, это - уверенность. Иначе нет смысла в ее существовании, в ее сознании, в возможности видеть все это, в ощущениях, физической связи со всеми реальностями, в царапающихся смутных образах внутри.

Из ледяной, солнечной, слепящей безбрежности - в другую часть мира, как с головой в воду, решительным шагом через врата, сделав глубокий вдох родной серебряной стихии напоследок. Отрезвляющий? Едва ли. Янтарю внутри как-то безразличны такие потуги, он требует своего, он жаждет осознания, признания, принятия. Да сколько же можно? Усмехнуться ему, усмехнуться самой себе: "Все, я уже здесь, мое настырное чувство, которому нет названия, мое желание, будь что будет".
Воплощение Гнева. Воплощение столько далекое от нее по природе, совершенно иное, нежели она сама. Естественное до невозможности в своих порывах, за которыми Справедливость наблюдала так долго со стороны. Так... Непонятно, но так притягательно. Знать бы еще причину. Но и к... Демонам? Как там говорят люди? Куда они посылают то, что им не угодно? А ей все равно сейчас на причины. Быть может, впервые в жизни настолько не хочется искать их. Поддаться желанию, ведь оно кажется сейчас таким нужным и правильным, и к дьяволу логику, пусть хотя бы сейчас заткнется, иначе, возможно, она не решится больше на подобное никогда.
Успеть задуматься на секунду о том, как он может воспринять ее появление, судьи, пришедшей по его душу. В пору начинать с порога со слов: "нет, я не с приговором", но даже в собственной голове эти слова звучат не слишком убедительно.
- Здравствуй, - подойти ближе, обратить на себя внимание, перешагнуть через себя, найти слова так непросто, когда не привыкла ни с кем разговаривать, но это еще полбеды, ведь просьба, с которой она пришла сюда, будет похлеще любого разговора по душам.
- Я хочу тебя... Попросить, - формулировка дается с трудом, разговаривать вслух с кем-то все еще кажется странным, но вести эмоциональный диалог еще сложнее, - Сразиться со мной.
Да, именно за этим она и пришла: понять, как это - чувствовать что-то кроме отточенности и выверенности движений, делающих сражение искусством, но не вдохновением, как это - не выполнять долг, будучи палачом, убежденным в своей правоте и исходе схватки, не вершить приговор, а почти танцевать под музыку столкновения сил, оружия и непонятных эмоций, с непредсказуемым результатом, понять, что такое азарт не на красивых обезличенных словах, не со стороны, а на деле. Понять и прочувствовать изнутри. Проверить, сможет ли она сама познать это состояние, которое кажется ей таким опасно живым.
И кто другой, кроме Гнева мог бы еще показать ей, как? Откажет он или согласится? Станет ли задавать вопросы, на которые она вряд ли сможет ответить внятно? Зависеть от чужого решения в чем-либо - так странно, но с другой стороны - до отвращения привычно. [icon]http://s5.uploads.ru/t/AyYc9.jpg[/icon]

Что это было? Что и как? Как такое вообще возможно? Растерянность охватила на миг такая, что, казалось, можно забыть, как это - дышать и думать, словно в один момент разлетелось что-то в голове на тысячи дробящихся осколков слепящими искрами. Кажется, это было что-то, похожее на серьезность. Объятия? Так это называется? Но почему никто и никогда не говорил ей о том, как это?! Как это - чувствовать себя одновременно пойманной чужими руками, и в то же время неожиданно защищенной, словно эти такие теплые руки на мгновение выхватывают тебя у всего остального мира, оберегая и поддерживая. Никто не предупредил ее, как это может быть, когда над головой слышно так близко чужое дыхание, как можно кожей чувствовать кого-то, кроме себя, как это - слышать стук чужого сердца, почти ощущать его, и - нет, не понимать, а действительно ощущать, как сбивается с до сих пор ровного ритма свое собственное. Желание вывернуться, желание отстраниться, оттолкнуть нахально вторгнувшегося в ее идеально холодный мир брата, возникшее было в первое мгновение, испаряется как подтаявшая на палящем солнце льдинка. Нет, это просто невозможно отказаться чувствовать, и даже названия в этот момент не нужны. Она разберется с ними когда-нибудь потом, когда будет время. А пока... А пока "ценить мгновение"? Да, такие моменты определенно нужно научиться ценить во всей их полноте. Ломать что-то внутри, ломать восприятие мира, ломать осознанно то, что их разделяет в этот момент, поднимая руки, чтобы обнять в ответ, неловко, странно ощущая тепло под ладонями, когда ее пальцы вцепляются в его одежду на спине в ответных объятиях, неожиданно для нее самой крепких, словно что-то внутри, не поддающееся ее контролю, знает лучше, как это делать правильно, как правильно дополнить это мгновение, как и чем поделиться в ответ, в благодарности за это странное мгновение принятия. Никогда прежде не прикасаться так ни к кому, и, может быть, никогда после. Она просто запомнит, как это бывает, как это можно чувствовать на самом деле самой, а не наблюдая за тем, как это делает кто-то издалека.
Дыхание выравнивается не сразу, пульс под кожей на запястьях так и продолжает биться в ускоренном темпе, но почему-то в голове мелькает мысль о том, что здесь и сейчас не имеет и смысла брать его под контроль. То, что сейчас происходит, не должно быть пронизано холодом насквозь, это кощунственно, это в высшей степени было бы неправильно, она пришла не за этим к нему, к воплощению первозданного огня, не для того, чтобы пытаться сдерживать свои и его порывы своим абсолютным льдом.
Слушать внимательно, и в то же время - проваливаться в его зеленые глаза, искрящиеся смесью злости и восторга глаза. "Ты настолько рад мне?" - это осознание шокирует едва ли не больше объятий. Открытость, к которой Джей явно была не готова. Одно дело - смотреть со стороны, и совсем другое - столкнуться по-настоящему. Пламя. Он - пламя, абсолютно свободное даже от собственных границ, абсолютно открытое, ничем не сдержанное, настолько противоположное ей самой, насколько это вообще возможно. И он, он просит ее не сдерживаться? Серьезно, да? Он это серьезно?! А как это вообще - не сдерживаться, не контролировать себя? Это вообще хоть как-то возможно? Как он это делает? "Да так же легко, как живет", - понять это так просто, и так сложно применить к самой себе.
- Я тебя сама отправлю на перерождение, если ты посмеешь сдерживаться со мной, - слова слетают с губ дерзко и открыто сами собой, вместо спокойного "я поняла тебя", угрозой, приглашением, вызовом на грани приличия. Здесь и сейчас, возможно, сложатся и установятся их отношения на тысячелетия вперед, и нет, в них не будет фальши. Она - Справедливость, а не Лицемерие, он - Гнев, а не Ненависть. В таком сочетании реверансы и поклоны неуместны так же, как неуместна и любая наигранность и ложь. И уже по этому пришедшему так легко осознанию, занявшему без привычно мучительных раздумий свое место, она понимает, что сделала правильный выбор, когда решилась придти, и придти именно к нему. И дело здесь не только в восхищении им самим, его силой, его свободой. Он - настоящий, настолько, насколько это вообще возможно, запредельно для нее самой, далеко-далеко, так, что не дотянуться, и в то же время так близко, как никто другой не сможет никогда подойти, сломать какой-то незримый барьер, заставить ее саму перешагнуть через его обломки, и... И что? Стать самой собой? Кем? Что там, за этим барьером, с начала времен разделяющим ее и весь остальной мир? "Какой ты меня видишь?" - странный вопрос вдруг кажется верным, он отдается эхом в голове, пробуждая вопрос пострашнее, загнанный в самую глубину, жгущий каленым железом, потому что на него до сих пор нет ответа. "А кто вообще я?"
В мире нет справедливости. В мире нет равновесия. Его не было и не будет никогда. И той, кто существует охранять что-то настолько эфемерное, забыли даже, казалось, сказать, кто она такая. Разбирайся сама, дорогая, не жди подсказок и помощи тоже не жди. Мир - хрупкий, мир - пирамида, поставленная на вершину, а по основанию ее прыгают в бешеной блошиной скачке события, желания, и противоположные цели. Ты не понимаешь, что происходит? Ты не знаешь, как это удержать? Ты не знаешь даже, как тебя на самом деле зовут? Хочешь просто смахнуть это все, как никому не нужный карточный домик, жесткой, решительной рукой прекратить мельтешение и воткнуть пирамидку острием в песок поглубже, чтобы не шаталась, а лучше перевернуть ее, поставить так, как должно? А ведь это только начало. И если у тебя уже такие желания, как же ты будешь жить дальше, да и будешь ли?
"Буду. Мне есть за что бороться", - в этом шатком мире есть, за что сражаться, в нем есть ради чего жить. Научиться этому, шагнуть наверх, стать его частью, перестать смотреть со стороны. Это не получалось до сих пор, это даже не понятно, как вообще сделать. Но это обязательно получится однажды, если только она сможет понять, кто она такая, и кем она может быть. А пока... Можно начать с первого шага по этой лестнице длинною в жизнь. И что-то внутри, отзывающееся внезапным всплеском силы, подсказывало, что первый несколько пролетов можно будет преодолеть бегом, если только перестать мяться на пороге.
Предвкушение кажется странно пьянящим, заразным, не иначе, не оставляя больше места вопросам. Кроме одного:
- Идем, - о нет, это уже даже не вопрос и не приглашение, это утверждение, ведь они более чем правильно поняли друг друга. И в ее взмахе рукой, очерчивающем врата на Поле Славы нет ни капли сдержанности, а в их контуре энергии впервые серебро перетекает в искрящийся на солнце янтарь. Правила. Правила, написанные ею самой, запрещающие сражаться прямо здесь, становятся отвратительной задержкой, совершенно лишней и ненужной, раздражающей, отдающейся злостью. Правила нужно соблюдать, правила - это закон равновесия, но прямо сейчас ей ясно, что это самое равновесие можно создавать и иначе, не застывшим мухой в капле смолы на далекую вечность, а живым и находящимся в таком же вечном движении.
Бесцеремонность и открытость? Ему придется ответить за это, обязательно придется. Как и за поданный пример того, как можно нарушать личное пространство, не иначе. Перехватив брата за руку, Джей потянула его сквозь врата сама, нимало не заботясь ни о том, как это выглядит, ни о том, что он сейчас о ней подумает. Если ее чему и не надо было учить, так это умению поступать так, как должно. А им должно это сделать уже наконец, раз оба так этого, оказывается, хотели.
[icon]http://s5.uploads.ru/t/AyYc9.jpg[/icon]

- У тебя странные представления о красоте, брат, - отозваться с едва заметной усмешкой, в которой плещется серебро, смешанное с жидким, текучим, составляющим сейчас едва ли не половину ее сути янтарем. Много позже, в будущем, люди придумают этому состоянию объяснения, расскажут про химию и гормоны, про адреналин и азарт, но у них, у воплощений, это всегда было и будет иначе: чистая эмоция, чистая сила, стихия, как она есть, просыпающаяся внутри, живущая едва ли не своей собственной жизнью, способная свести с ума, толкающая на безумные поступки не хуже пресловутой человеческой химии. В этой усмешке так мало принятия себя, и так много почти что просьбы - показать, что такое красота на самом деле, настоящая, живая, не застывшая во льдах вечной мерзлоты.
За руку, вместе, сквозь мгновение перехода. Смущение? Какое здесь к тьме смущение, если прямо сейчас они останутся здесь, на этом Поле сражений один на один, только вдвоем, и на короткое время вся остальная реальность перестанет существовать, оставив их друг для друга, в этом танце, во всей его откровенности, в котором не останется места никаким маскам, никаким пылью лежащим на душе страхам, и никаким недомолвкам.
Это - ее собственный выбор, ее наказуемая инициатива. Ее первый шаг, о котором, быть может, когда-нибудь ее постараются заставить пожалеть и не раз. Но кому как не ей, Справедливости, знать, что жалеть - бессмысленно, и за свои поступки нужно нести ответственность, смотреть им в лицо и признавать их во всей полноте. Каждый сделанный шаг становится выбором, за каждый - придется отвечать. Но если бы кто-то спросил бы саму Джей, она бы без колебаний сказала, что предпочла бы отвечать за проступок, а не за бездействие.
Это больше, чем дыхание, словно в какой-то момент что-то разжалось в груди, позволив, наконец, сделать едва ли не первый в жизни полноценный вздох, полный запаха раскаленного камня, обжигающих искр, и пресного ледяного ветра на выходе, сквозь Врата, наблюдая за преображением брата, и не пытаясь скрыть своего восхищения. Демон, балансирующий на грани материальности и истинной формы, раскаленное пламя, жаркое, обжигающее даже самим своим присутствием, заставляющий даже сам воздух колыхаться в такт его шагам зыбким маревом. Пляшущие в собственном непокорном танце огненные пряди волос, полные азарта, и опасности блестящие зеленые глаза. Искры, рваные всполохи, треск камней, мгновенно нагревающихся под его ногами, заставляющими их сиять лавовым переливчатым светом, как когда-то давным-давно, на заре времен. Рождением мира, отпечатанным в ее памяти.
Пламя, отражающееся в ее собственных зрачках, пламя, завораживающее, манящее, зовущее за собой, опасная, обманчивая его нежность, дразнящая, шепчущая искрами, вспыхивающая пьянящим обещанием свободы. Смотреть на огонь можно бесконечно, смотреть на то, как он окрашивает мир багряными, алыми, золотыми отблесками, очерчивая тенями и непостоянными бликами, заставляя меняться, вспоминать о том, что есть первозданные силы, вспоминать о том, что у этого мира, как и каждого их них на самом деле - расплавленное, горячее, алое текучее, жидкое, пульсирующее нутро. Ирония, но у всех у них, у таких разных и непохожих - одинаковая жизнь, одинаковая кровь, бегущая по венам, сердце, бьющееся в груди, то ровно, словно часы, то сбивающееся с бега, то замирающее испуганной птицей. Лежащая на поверхности истина.
Ее брат красив как сама жизнь, свободен и неподвластен никому. В нем сила стихии совершенно иной природы. Его клинок - жидкое пламя, обманчиво легкий, возникает перед ней, танцует в опытных сильных руках.
Нет, это не страх, это искрящееся, рвущееся навстречу огню серебро, та часть ее души, которой такое приглашение понятно без лишних слов, без никому не нужных названий. О нет, этому пронизанному янтарным отблеском льду не нужно повторять дважды. И от ее легких шагов вслед за ним по камням те рассыпаются в мелкую пыль, не выдержав мгновенного резкого перепада температур. Лед змеится, щетинится иглами по ее следам, замирая на мгновения хрупкими цветами. Ее стихия - морозный ветер, путающийся в жарком мареве, рассыпающий снежную крупу, оседающую шипящими каплями. Отпустить это чувство, позволить контрасту захватить этот кусок реальности, добавить в нее своих красок, своего свежего дыхания, рассыпать щедрой рукой серебряные искры летать в общем сплетении ветров с алым и золотом, заставить их обоих щуриться, добавить самой хаоса. Порой, для равновесия ведь нужно вовсе не безразличие, а просто ровно такое же почти безумие.
О, нет, от него невозможно отказываться. Это нужно, нужно, еще раз нужно, об этом обязательно на самом деле помнить, и не забывать бы никогда. Никакой холод этого не заменит, никакое равновесие не заменит этого пьянящего ощущения движения, жизни в себе и вокруг, а не статичности, не мертвенной пустоты и баланса, о которой шепчет в темноте равнодушная сторона ее внутреннего “я”, пропади она пропадом, и пусть заткнется сейчас.
Гнев делает в ее сторону выпад, в его движениях нет ни поблажки, ни снисхождения, но именно так и должно быть, только так и никак иначе. Они же не людские детеныши, сражающиеся на палках, они - воплощения, и какой смысл играть в поддавки, опошляя саму суть того, что называется схваткой?
Крылья раскрываются за спиной, ледяным всполохом, искрятся снежной пылью, осыпающейся с перьев, подхватывают ветер. Всего мгновение, чтобы упереться в землю обеими ногами, принимая боевую стойку, вскидывая левую руку в блокирующем жесте, принимая удар на возникающий в воздухе клинок справедливости, ее оружие, часть ее самой, изящное, гладкое, отражающее правду и ложь беспощадное лезвие, способное убить любого, и в то же время - никого без веской на то причины. Принять удар, чувствуя, как от отдачи на рукоять напрягается все тело, потрясающим ощущением настоящего, не придуманного, не отточенного до бессмысленности боевого искусства, а реальной, щекочущей нервы угрозой, растекающимся по серебру огнем. Ощущение звенящей, натянутой струны, разорванная тишина, разлетающаяся клочьями.
Мгновение, глаза в глаза, близко, напряженно, встречая пылающий взгляд Гнева с внезапной легкой решительностью и восхищением им самим и всем происходящим, кружащим голову, сметающим все условности сейчас на их пути. Что толку жить, если никого нет рядом, если не на кого равняться, если не к чему стремиться, если нет вот этого мгновения, в котором стираются любые условности? Что толку быть собой, если никто не видит тебя настоящей? Равновесие - это еще и равновесие сталкивающихся и сплетающихся сил, раскрывающихся в своем противодействии, дополняющих друг друга в вечном соперничестве. Динамика системы, построенная на вечном движении. Понять, прочувствовать до глубины души и сознания, что это тоже возможно.
Сбросить в сторону перекрестье двух замерших было на мгновение клинков, решительным жестом, и - улыбнуться, не отводя взгляд, улыбнуться, щурясь сквозь блики света, отбрасывая, словно вместе с ними и привычную холодность словно разбитую этим его ударом вдребезги маску. Холодно и тепло одновременно, вызов и восторг, азарт и благодарность. Ноты эмоций на натянутых струнах бытия, не слышная, но ощутимая всем существом мелодия дыхания, движений, шагов, выпадов и парирования.
Шаг назад для упора, оттолкнуться, подаваясь вперед, не дожидаясь восстановления дистанции, атакуя в ответ, зеркальным, обманчиво легким движением, снизу вверх, не тратя времени на восстановление позиций, на ненужные раздумья, доверяясь интуиции, доверяясь своим навыкам, своему телу и тому, кто здесь и сейчас танцует вместе с ней.

Кубики 4+4
[icon]http://s5.uploads.ru/t/AyYc9.jpg[/icon]

Столкновение, сплетение противоположных стихий, под ногами, в рваном ритме танца без музыки, учащенного пульса, в ритме сталкивающихся, звенящих и воющих клинков, по раскаленным камням, по хрупким льдистым кристаллам, заступая друг другу дорогу, то сталкиваясь лицом к лицу, соприкасаясь дыханием на выдохе, то разлетаясь в стороны. Движения стихий, движения таких непохожих друг на друга эмоций, движения мечей как продолжения их самих. Легкое, опьяняющее, высекающее из реальности цветные искры, безумие, оставляющее трещины в земле, провалы в рассеченном воздухе, сбивая пламя встречным ударом льда в развороте.
Как же это странно - чувствовать, ощущать самому себя, собственное тело настолько остро, каждый шаг по обжигающе горячей или пронзительно холодной земле, каждое движение рук, в которые так легко, словно ничего не веся, ложится рукоять меча, словно продолжение ее самой, каждый вдох и выдох, воздух, наполняющий обо жженые легкие, привкус металла на приоткрытых губах, белый шум пульсирующей крови в ушах. Предельное "настоящее". Не останавливаться ни на мгновение, слиться с этим ощущением, позволить инстинктам, самой природе взять ненадолго верх, повести в этом танце, ощутить его всем телом, легким и на удивление свободным от условностей и контроля самой собой. Отпустить! Отпустить в себе это серебро, смешанное с янтарем, дать им раскрыться в полную силу, порывами ветра, яркостью бликов, текущих по лезвию, легкостью крыльев, словно живущих своей жизнью...
Кто сказал, что Ледяной такое не доступно? Кто сказал, что холод и лед не могут быть свободны в своем порыве, если дать им волю? Кто сказал, что воздух не может быть наполнен снежным колючим серебряным вихрем, переплетающимся с багровыми отблесками пламени? Кто сказал, что ей, Справедливости не понять и не познать никогда, что такое - настоящее желание жить, быть живой, ощущать это в каждом мгновении?
Столкновение вновь, и они так близко с огненным братом, что нельзя не заметить шутливые искры в его глазах, смешанные с яростным хищным пламенем, в котором плавится и переливается всеми оттенками выпущенного на свободу огня, что-то, не подвластное ее пониманию, опасное, завораживающее, манящее, притягивающее ее к себе самим своим существованием. Что-то способное, кажется, свести с ума даже ее холодную логику, что-то далекое и не подвластное, и в то же время не лишенное красоты в глубине. С этим чем-то хочется столкнуться, как с чем-то неизведанным, почувствовать, понять, прикоснуться, окунуться с головой в это пламя, познать его суть, что-то, заставившее ее выбрать для этой дуэли именно его, всегда, казалось, со времен какой-то другой жизни притягивающее к нему взгляд ее холодных глаз. Гнев, брат, такой далекий от нее по сути, и такой близкий прямо сейчас, что невозможно не заразиться его настроением, не рассмеяться неожиданно для самой себя в ответ на его абсурдное предложение.
Что сделать? Целоваться? Ей? Серьезно что ли? Нелепо! Джей, для которой даже недавние объятия показались чем-то из ряда вон выходящим, смеялась, глядя в его зеленые, шальные сейчас глаза, в очередной раз отбивая его меч своим.
- Кто бы ни проиграл, результат-то будет один и тот же, разве нет? Так какой в таком пари смысл?
Не то чтобы она много знала о поцелуях. Люди, воплощения... Зачем они вообще это делали, оставалось для нее, наблюдавшей за всем этим со стороны, загадкой, как и смысл многого другого. Нет, она не знала таких желаний, таких стремлений, что такое - быть с кем-то, быть рядом, ближе, чем на расстоянии взгляда, на расстоянии вздоха, быть - не тенью, быть частью. Быть... Просто быть. Для кого-то.
- Будь по-твоему, - ответ успевает сорваться с ее улыбающихся губ прежде, чем расстаются вновь два клинка, прежде, чем она успевает его осознать, восстанавливая дистанцию. Танец и игра, на нервах, на абсурдности, на свободе и откровенности, ведь именно за этим она и пришла к нему. За этими мгновениями неожиданной искренности, выраженной в движении больше, чем в словах. Так будь что будет, даже если придется потом об этом жалеть.
Выпад Гнева, стремительный, сорвавшийся в одно мгновение вперед, как и его слова, на выдохе, повисшая в воздухе между ними просьба. Увернуться от удара, встретить его своим клинком, разбрасывая языки пламени, обжигающие ласково кожу... Движения быстрее, чем мысли, инстинкты, отточенное мастерство острее, чем понимание. Но даже не успевая понять, кивнуть в ответ - больше, чем обещанием, не от головы, а от того, что кто-то другой рискнул бы назвать у нее душой, не спрашивая и не уточняя, принимая как есть, словно так и должно быть, легко и без сомнений, принимая - его самого.
Гнев, яркое, бушующее, смертельно опасное пламя мироздания. Тот, без кого мир погрузится в вечный холод, который некому будет согреть. Хаос, метания, абсолютная свобода и абсолютная искренность и ярость. Не замечать - невозможно, не попытаться понять - нельзя.
Ударить в ответ, зеркально к его атаке, обезоружить - не ранить. Стремительно, резко, но глядя не на меч, а в глаза, словно пытаясь прочитать в них что-то большее, чем просто слова и азарт, опьянение боем, увидеть и почувствовать, что там на самом деле, за этим огненным штормом, какие желания и демоны прячутся в водовороте его души, какие стремления, какие мысли и чувства. Понять, что он такое в этом разделенном на двоих "здесь и сейчас".

Защита: 5+4
Атака: 2+6
[icon]http://s5.uploads.ru/t/AyYc9.jpg[/icon]

Огненный клинок брата рассыпался от ее удара разрозненными языками пламени, и Джей невольно сделала шаг вперед, удерживая равновесие от внезапной потери сопротивления, выпрямляясь, чтобы встретиться взглядом с сиянием смеющихся и озорных зеленых глаз. А в следующее мгновение в лицо ударил поток раскаленного воздуха, заставляя невольно отпрянуть, задерживая инстинктивно дыхание, и вовремя - все вокруг заполнил огненный вихрь, сметая все на своем пути, стирая ее ледяные следы с земли, испаряя в единое мгновение, словно их и не было никогда, словно вокруг ничего и не существовало кроме этой первозданной стихии, энергии хаоса, ее сияния, ее безумия, ее смертельной опасности и - ее же странной, обжигающей нежности.
Ей хотелось щуриться от его жара, от его яркости, но в то же время - смотреть на этот огонь широко распахнутыми, полными восхищения глазами, отталкивать его от себя, защищая собственную жизнь, и вдыхать одновременно в попытке познать его обжигающие прикосновения, рассечь взмахом меча, заставить замереть, возвращая действительности порядок и равновесие, и, наоборот, вложить в него столько своих сил и энергии, сколько возможно, словно масла в полыхающий очаг.
Тысячи лет впереди до инквизиторских костров, тысячи лет до того, как будут гореть в сотворенном людьми адском пламени и рассыпаться пылью целые города, все это еще будет когда-то далеко-далеко впереди. Ход истории еще развернется своей ковровой дорожкой, алой, пропитанной кровью, слезами, обжигающей идущих по ней, впивающейся лезвиями. Будет, но не сейчас. Сейчас вокруг танцевало дыхание лесного пожара, сплетаясь с удушливым маревом вулкана, легкое и грозное одновременно, несущее смерть, но в то же время обещающее и жизнь в ее бесконечном развитии. Противоречия, заложенные в сути каждого из них, даже в ней самой, как две стороны любой еще не придуманной миром монеты, ведь даже лента чудака Мебиуса в далеком от них будущем тоже станет не больше чем странным математическим фокусом. Двойственность, многозначность свойственны воплощениям, свойственны самой природе вещей, находящихся в постоянном движении, и в этом движении и заключается такое хрупкое, такое ранимое и незаметное для всех остальных, быть может, кроме нее равновесие.
Абсолютна только пустота, холодная и безразличная, пустота, в которой нет места противоречиям хотя бы просто потому, что в ней ничего и никого нет. Так было когда-то очень давно, и порой Ледяной казалось, что она еще помнит эти растянутые в вечности мгновения пронзительной, пронизывающей, холодной тишины, эталонного, идеального баланса. Воспоминания, подобные снам, в которых уже и не понять, явь ли это твоей памяти, или всего лишь иллюзия разума, обманка, подмена. Так мучительно давно... Так глубоко и так больно на самом-то деле вспоминать.
Ничто, разорванное вспышкой яростного огня, капля в вечности или неисчислимое, замершее, затянувшееся время. Рождение нового, рождение хаоса, самой жизни, обещанием беспредельного, обещанием развития, движения, бесконечного полета. Ослепительно ярко на фоне первозданного ничто, призвавшего ее на свою сторону, сотворившего палача. Того, в чьих силах было схлестнуться с этой новорожденной стихией, сойтись в схватке за восстановление незыблемости, и - погибнуть в ней, выполнив свое единственное предназначение.
Мысли, ощущения, вырванные с задворок подсознания, вытащенные пламенем из темноты, безжалостно освещенные ворвавшимся туда светом, не оставляющим места теням, в которых можно спрятать их и похоронить, в которые можно уйти самой, заставляют содрогнуться всем телом. Напряженно, болезненно вздрогнуть, выпуская меч из рук, позволяя ему раствориться в удушливом ветре, рассыпаться и истаять сейчас, скрыться по ту сторону бытия вместе с холодными льдистыми крыльями. Нет, не поддаться, не сдаваться, но - почти оступиться, едва не падая во внезапно охватывающем чувстве неуверенности, неправильности, неправомерности собственного существования, накрывающего с головой, почти как отчаянием, не дающего нормально вздохнуть. Нет, никогда ей не понять того, что означает на самом деле жить, что такое на самом деле чувствовать. Никогда она не станет своей для тех, ради кого существует, никогда этот мир не примет ее такой. Чужая им всем, чужая по сути, по духу, которого нет…
Темнота и холод, ледяной холод, внутри, морозом на кончиках пальцев. Поднимающийся, обволакивающий, окутывающий изнутри, дарующий защиту от пламени, и кожа, опаляемая дыханием, кажется оболочкой, тонкой, как высушенный, пергамент, хрупкой границей водораздела между стихиями, вот-вот осыплется трухой, разлетится пеплом. Страшно, до безумия страшно на самом деле - жить вот так. Страшно постоянно стремиться вверх, но снова и снова спотыкаться и падать во тьму. Страшно натолкнуться на отвращение, на разочарование, страшно, но заслуженно. Кто она такая в самом деле, чтобы чего-то желать.
Джей еще успевает обхватить себя руками, вцепиться в собственные плечи, закрывая глаза, успевает сделать глубокий вдох, в тщетной попытке вернуть себе настоящее, уцепиться разумом за растворяющуюся со скоростью испаряющихся на каленом камне капель уверенность, когда ее внезапно обнимают сзади сильные руки, ловят, как в кольцо, не давая упасть, не давая сбежать, когда так хочется исчезнуть и не показываться больше брату на глаза, не говорить ему ни о чем и ни о чем не просить, если он не помнит сам, не понимает, что она такое. Как вообще она могла посметь его просить о помощи? Как…
Голос над головой, прерывает обрушившуюся лавину вопросов, почти смеющийся, насмешливый, шутливый и такой живой голос. Диким, невозможным контрастом возвращая в реальность, а объятия крепкие настолько, что не вывернуться и не обернуться, не заглянуть в глаза, не дотянуться в поиске ответов на свои вопросы в их глубине, только слушать, слушать его слова, в которые кажется невозможным поверить, которые, кажется, никогда не должны относиться к ней.
Смысл? Идеал?... Идеал - это равновесие, идеал - это мир, в котором царит гармония постоянного движения, баланс, при котором вселенная становится похожей на переливающийся бесконечный, удивительно красивый фрактал цветов, стихий, мыслей, чувств, жизни как она есть. Оберегать и хранить это кажущееся иллюзорным, хрупкое равновесие, удерживать мир от того, чтобы он рассыпался на мелкие разрозненные, разносимые ветром во времени кусочки, разодранный противоречиями, вот что стало ее собственным идеалом и смыслом, самим оправданием ее существования рядом с ними. Ее осознанным выбором и ее стремлением.
Противоречия снаружи, противоречия внутри, постоянная борьба с самой собой. И уже только за это мгновение, в котором так странно чувствовать защиту и опору, стоит быть… Благодарной? Да. Она была благодарна ему сейчас за эти слова, за его сильные руки, за это “рядом”, в котором можно на несколько секунд даже закрыть глаза, неуверенно, нерешительно, делая над собой усилие, постараться расслабиться, откинуть голову назад, к его плечу, переводя сбитое дыхание. И понимая, что, кажется, именно это чувство и называется “доверием”.
- Спасибо… - на выдохе, уже видя, как скалится навстречу в этом чувстве новые страхи: подвести, разочаровать его, свалиться обратно в пустоту и разбить эту веру. Сколько раз все это еще будет сплетено вместе, сводя ее с ума. Но здесь и сейчас это была благодарность. Безграничная, полная восхищения, сияющая янтарными бликами по серебру, - Спасибо, что не отталкиваешь меня.
Обернуться все же, найдя в себе силы на это, вывернуться в его объятиях, оказываясь внезапно так близко, что приходится смотреть снизу вверх.
- Брат, я… Всегда приду, если буду нужна тебе, если ты позовешь, я всегда тебя услышу, - не обещанием, констатируя факт, как данность, сама не понимая до конца, зачем и почему это так. Слишком много еще предстояло постичь, слишком многое казалось запутанным и сложным. Но почему-то неправильным и кажется о таком молчать.
[icon]http://s5.uploads.ru/t/AyYc9.jpg[/icon]