Что есть цена словам лжебога, унижающим достоинство и силу человека?
Ведают ли кони, испуганные грозой, которой нет?
Смеха лишь заслуживает глупец, кто проповедником зовет себя и кто, уже купаясь в лоне сияния Его, оборачивается к тени и говорит: «Вот он Свет, где Он и Град Его!». И кто за кровь Господнюю выдает обычного убийства грязь.
Одиннадцатый век – темен. Весь мир мал и очень разрознен, и Европа – в том числе. Даже дорог – и тех немного, они опасны, а молва разносится по земле с трудом, людей лишь горстки то там, то тут, города малы и окружают их густые плотные леса. Христианства солнцу еще только предстоит взойти. Почки разветвления лишь еще только бухнут на его ветви – измученным войной внутренней и внешней людям не до церквей сейчас. Крошечная Франция преградила путь исламу в Европейские земли. И кто знает, как повернется дальше? Насилием больше, насилием меньше – трудно представить себе, что когда-нибудь друг друга сменят времена. И лишь Вере с ее «сказками» об ангелах и Рае не нужно доказательство того, что она движется и поведет людей по верному пути.

— Постойте, братья! — раздастся голос нежный, звонкий, человечный, — Не спеши и ты, учитель… — мужской, сильный, бесконечный, но откуда он исходит – никто понять не может. Словно из-под тени свода потянулось вниз тепло. Не скрывался он, а был везде – святым духом проникая в залу. Ни дверей нет больше, ни щелей в стенах – лишь белый свет струится отовсюду. Идти им некуда.
Как низко пал же тот, кто, жалкой пешкою считая человека, беспечно злорадствует о том, что Королем является в игре, лишь за гибелью которого (не пешки ведь!) конец всей партии идет.

— Расскажи, наш мастер, правду мне:
О том, кто, как и где сказал, что сгинет мир в огне?
Что кровью грешной захлестнет берега земные, когда Отец воззовет
К армии своей священной, чтобы Суд учредить низменный?
Что к спасенью путь есть лишь у тех, кому не ведом людской грех,
Кто не познал пути ученья, не пил из рук Его прощенья?
С каких же пор, дай мне ответ, одной лишь Черни полон Свет,
И ни Любви, ни Чистоты не вложил Отец в умы,
Когда творил он дом и хлеб всем нам, даря один совет:
Живите, радуйтесь, любите, учите, помогайте, не судите,
И воспевайте имя Божие в труду, и благ Его в Завершающем Суду
Воздастся всем: по делам, по сердцу, по раскаянию и по чистому уму.
На колени, братья! Пойте славу Богу! Уста Ваши пусть наполнит Его слово!
Противен тот, кто искривил лицо Отцово! Но сквернее – Вы, предавшие Его!
Отбросьте все, что соблазнило вас, в геенну! И пусть помрачение горит за вас в огне!
Ничто любви Господней Вам не купит – Вам она с лихвой дана уже!
Скажи, мой мастер, правду мне…

— …дверь сам найдешь или помочь тебе? — прохладное дыхание коснется макушки Лицемерия тихой усмешкой; все тот же мягкий, тихий, но словно заполняющий все пространство вокруг, голос будет струиться лишь в его чуткие ушки.
Через мгновение, из ослепительного сплетения нитей света, струящегося на сокрытые капюшонами головы заблудших, из-за спины Лицемерия выйдет к ним Вера. Голову его скрывает таинственное гало, сияющее, подобно звезде. Тогда как остальную фигуру ничто не мешает рассмотреть: высокое и крепкое мужское тело, одетое в легкий, украшенный ковкой и резьбой кожаный доспех, покрывающий сверху белоснежную тунику; крепкие и внушительные сандалии, обвязавшие ноги до середины голени; и яркий, обнимающий великолепный стан с плеч до самых пят густо-бирюзовый плащ. И за спиной его – пара огромных, величественных крыльев, перья коих, словно золотыми нитями, вышиты всеми цветами рассветного солнца. И в руках – тонкий золотой посох, увенчанный крестом. Впрочем, не столь важно, как выглядит посланник Бога Своего. Важно то, что скажет.
На этот раз голос его струится уже не из белизны вокруг, а из его собственного сердца. Нежный, звонкий, как вода из чистого ручья, и сильный, как грохот грома и пение набата, голос Веры нальет запуганные и истерзанные картиною спасенья от геенны и Страшного Суда людские души целебным бальзамом света, надежды, умиротворения и тепла. Раненная надменной и нелепой ложью вера сменится верой светлой, надежной, крепкой, здоровой и щедрой. И пусть Бог – ложь. Но Богом истинным, Богом испытавшего Его Авраама, Он перевоплотился силе веры последнего благодаря.
Господь – это всеобъемлющая любовь и сила этой любви и творения. Не затем, чтоб мучить, сотворил Бог мир и человека: жизнь – подарок, а не наказание и не пыток череда. И познание земного пути – есть учение, доступное всему ожившему. И лишь в душе, куда свет веры проникает, может поселиться истинный Господь. Принимающий, любящий, благодатный и открытый – для Него нет нелюбимых Детей на Земле.

— Бог милостив ко всем, кто милостив к себе и ближнему. Наш Отец Всевышний – не палач и не мучитель. Огня Священного боятся только бесы. Вы – Дети Божии, зерна, любимы все до одного. Да, Он Господь, и Он Един, другого нет. И бойтесь ревности Его. Он Предков Ваших вывел из египетского рабства, Моисею данные вспомните скрижали. И в угоду Дьявольскому страху – не оскверняйте Воли и Имени Его. На любовь к Вам Бога – любовью отвечайте. Лишь верностью Ему, колосья, среди плевел покажете Себя. Ежели забудете Его – ступайте в Дом Его, но не слушайте того, кто именем Его нарек себя и велит Вам убивать любимых Им. Убиение – противно Богу.
Таковы слова вложил в уста Мои Он, послав Меня, Михаила, Вас защитить. И пусть Мне, очам и голосу Его, явит себя из Вас здесь тот… кто себя считает равным Силе и Величию Его.

С этими словами, архангел ударил своим посохом в каменный пол, от чего по катакомбам прокатился звон, как внутри колокола, рассеивая поднявшимся ветром энергии туман иллюзий, нагнанных Ложью во имя обмана, вдоль всех коридоров и залов. Людям, впрочем, ветер этот не навредит. Разве что переполняющее их сердца доверие к Спасу заставит некоторых снять капюшоны со своих голов, открывая лица свои благодатному свечению.
Гало вокруг головы Михаила потускнеет, примет вид яркого обода перламутрового света – ничто не мешает больше видеть рыжие пламенные кудри и нежное, доброе лицо. Легкую, снисходительную улыбку. В карих глазах, впрочем, нет и тени злости: лишь немое ожидание и бесконечное терпение. «Ну? И как это называется?» – усмехнулся Вера мягко про себя.
Еще одно свидание с судьбой. Вот, снова, уже в который раз они вот так встречаются. Медиум это был, священник из соседней церкви, или почуявший неладное прихожанин, или даже тайный посланец, да хоть сами стены, хоть исполненная неестественным количеством страха энергия веры – не имеет значения. Так или иначе, Вера появилась, похоже, как раз вовремя, чтобы лицезреть сей праздник. Что сейчас было действительно важно – это посмотреть: как же пустозвон будет выкручиваться на этот раз? Убивать его Вера вряд ли собирается. Перерождение – не лучшее из приключений, такого она никому так просто не желает. Даже когда находит шкодливую крысу в своем подвале, раздавить которую в кулаке ничего не стоит. Гораздо приятнее теперь будет повеселить людей – пусть покажет им, какой же он мессия.
Впрочем, зная его, Михаил вполне ожидал, что все будет по-старому. Религии не может быть без Веры, не может быть без Лжи. Вот только Вере – вера, Лжи – вранье. И как бы жизнь ни мешала краски – друг от друга они стоят очень далеко. Вера создавал Богов не для того, чтобы их использовали для устрашения и убийства людей. И сам не подписывался выполнять без разбору абсолютно любую волю братьев и сестер. И Лицемерие не будет исключением, пока ложь его – во зло, а не во благо.
[icon]https://funkyimg.com/i/2V2hz.jpg[/icon]