Оголённые нервы гитары воют под пальцами, а в ушах Гнева звучат совсем иные ритмы и мотивы. Ритуальные барабаны древних племён, молитвенные выкрики о даровании силы, могущества, победы перед храмом Ареса, другие барабаны - военные, грохот канонады, тоже напоминающий очень своеобразную, не на любой вкус, музыку. Звуки трубы, зовущей на сечу, утверждающей триумф или взывающей о подкреплении. Гимны идущих на верную смерть - с улыбками, презирающими смерть. Слух воплощения помнит гораздо больше, чем дано обычному человеку. Гнев трепетно берёг часть этих моментов, а другую часть с удовольствием стёр бы навсегда из головы, но выбирать ему в этом не дано. Да и как откажешься от собственного прошлого? Если его дорога усыпана не розами, а трупами - ему не на кого пенять, кроме себя. Зато будущее всё ещё не определено, и звук бьётся в его руках, мечется, пытается то ли вырваться, то ли, наоборот, прильнуть к нему. Гнев чувствует себя так, словно ему надо укротить сумасшедшего Немейского льва. Или гигантского змея, наподобие Ёрмунганда. Мелодия оказывает ему сопротивление, достойное великого титана или знаменитого рыцаря. Укладывать её на лопатки, ноту за нотой, выплетать из живой кровоточащей плоти цельное полотно, видеть, как в получившуюся ловчую сеть попадают слушатели - восторг и наслаждение для Гнева. Настоящее. Сочное, как запретный плод. Странное, как обернувшееся вспять время.
- Говорил мне колдун, что рассвет я не встречу вновь.
Он хрипел, что прольётся моя этой ночью кровь.
Он грозил чёрным вороном мне, и сверканье глаз
Вновь и вновь повторяло, что скоро придёт мой час.
Я смеялся ему в ответ, но плевелом зла
В моём сердце его вера расцвела.
И тогда рассердился я и решил себе:
Даже если так, я пойду вопреки судьбе!
И не ради любви,
И не ради власти,
И не ради жадности тёмной страсти,
Всё ведь проще - сдаваться я не привык!
И не за сестёр,
Не во имя братьев,
И пускай вовек не бывать мне знатью -
Я - дурное пламя, я - еретик!
Такие слова были обычно не свойственны его песням, но вчера Гнев решил,что концерту требуется вливание чего-то свежего, и написалось то, что написалось, практически само. От чистого сердца, вывернувшегося наизнанку, и не имеет значения, что люди не поймут и не оценят истинную подоплёку его текстов, он просто хотел высказаться и не видел смысла в чём-то себя ограничивать. Кричать наощупь, наугад, в никуда, срывая связки, ибо молчать уж чересчур невмоготу.
- И я вышел вон и сквозь ночь побрёл наугад.
Здравствуй, тьма, мне не страшен ни рай, ни ад!
И любой, кто попробует сдуру вдруг мне мешать,
Будет вечность в огне моей ненависти сгорать!
Не моли о добре
И не жди пощады,
Твоей лжи мне и даром, поверь, не надо!
Я не милостив, видишь печать греха?!
Я вас не прощу,
Зла не позабуду,
Я найду вас всех, загляну повсюду,
И поймёте вы - смерть вовсе не плоха!
Ну, да, ещё как не плоха - в сравнении с тем, что Гнев мог сотворить с какими бы то ни было своими обидчиками. Он - сосуд, в котором плещется, так и норовя перелиться через край, багровое бешенство, терпко-сладкий настой, загустевший, вязкий, манящий испробовать - и потерять самоконтроль, выдержку, терпение, спокойствие. Отдаться на волю порыву, более губительному, чем извержение Везувия или девятый вал... Сколько яда в нём накопилось с тех невинных и беззаботных "детских" лет? Гнев протравлен насквозь и болен. Но есть ли тот, из чьих рук Гнев бы принял лекарство без подозрений и колебаний? Есть ли такое существо в целом мире? Гнев запутался в том, чего он сам-то хочет и к чему стремится. Он дошёл до того состояния, когда тупики и обрывы мерещатся уже со всех сторон. Куда ни сунься - ты обречён, нет ответа, нет помощи, нет спасения. А небо взирает на них сверху вниз и молчит в своём абсолютном высокомерии. Боги рождаются и исчезают в вихре эпох - а оно остаётся прежним. Но и в небе нет святости - есть лишь покой равнодушного наблюдателя, которому просто больше заняться нечем. Оно не снизойдёт до них, хоть протягивай ладони и лей ручьями слезы, хоть проклятиями осыпай. Они брошены наедине с собой.
Гитара всхлипнула ещё раз и замолчала. Рокот и рычание, сопровождавшие голос Гнева всю песню, стихли, и даже она будто бы просила его остановиться, прекратить так истязать себя и с воплями таранить пустоту. Заблудшие дети однажды находят дорогу домой, вот и ты сможешь - обещала она. Но у Гнева не было ни малейшей склонности выслушивать советы и увещевания какого-то там инструмента. Не может гитара такого уметь, она же не волшебная, ей до обыкновенного артефакта - и то далеко.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/zhPp8.jpg[/icon]

Эмоции. После возвращения из Нижнего Предела Гнев был уверен, что никогда больше не сможет отдать ни капли. Он был как пустой расколотый сосуд, чьи черепки валяются в углу, ожидая, пока их небрежно сметут в поганый совок и выкинут в помойку. Гнев... остыл. Словно бы даже и угольки перестали тлеть. Он помнил, как лежал на спине в Чертоге, выплакав все слёзы после того, как выставил Джея, и ему хотелось покрыться изморозью, стать частью сплошного ледяного покрова - навсегда, больше не пробуждаться, не думать, не переживать, не позволять памяти резать ему рассудок ржавым скальпелем. А потом Гнев всё-таки зачем-то вышел в мир. Он попытался вновь найти себя, свою суть. Возможно, эти ребята, что приняли его и обогрели, как раз показали, что он ещё не совсем исчерпал себя, есть в пороховницах запас на чёрный день,  ему есть, чем произвести залп. И ещё один. И ещё. Столько, сколько потребуется, чтобы наполнить город, страну, континент, всю планету. Ему ничего не жаль, и экономить он не станет - пусть теперь его пламя и кажется надрывно черпающим силы от самого себя. Бестолковые часы и напрасные дни одиночества и неприкаянности позади, он больше не бьётся об стены собственного Чертога, завывая в голос, пытаясь то ли голову проломить, то ли просто побольнее ушибиться и вернуть утраченное осознание своей телесности. У него даже нет стремления отгородиться от семьи и перестать общаться.
И на рвущихся струнах сверкающих яростью нервов... Он исполнит ещё одну партию, швырнёт её людям, как кость - голодным псам. Пусть ловят ритм, пусть он ввинчивается им в мозг и в сердце! Лирика? Да, лирика! Печальная, трепещущая, нежная и выворачивающая наизнанку честностью. И тем, кто не верит, может ли Гнев ещё и в такое, стоит заткнуться. Ни черта они в нём не разбираются. Как выражался один датский принц - они могли, пожалуй, его расстроить, но не играть на нём.
- Среди кривых зеркал блуждаем век за веком,
Желая и страшась самих себя.
Хотел бы вечный стать обычным человеком
И жить, надеясь, плача и любя.
Не узнавая лиц, кричим мы в бесконечность,
Вновь отвергая то, чем дорожим.
И, люди-бабочки, вся ваша скоротечность
В короткой фразе: "Что имеем - не храним".
Была там девочка, в садах моей Эллады.
Я зря ей не сказал: "Ты хороша,
Всех красивее быть тебе не надо,
Ведь ослепительно цветёт твоя душа!".
Был юноша, он пал на поле боя,
Из пальцев скорченных не выпуская стяг.
Его товарищи шли дальше тем же строем,
Победу выбили... Но умер ты, дурак!
Певца я помню, что был злой рукой застрелен -
Ему, конечно, я в подмётки не гожусь.
Но, хоть шанс его давно потерян,
От строк стихов я до сих пор смеюсь.
Спеть о своих избранниках и просто симпатичных смертных? Да уж, Гнев, прекрасная идея, медаль "креатив года" тебе за неё! Непременно повесь себе на шею, так, чтобы все видели, и никогда не снимай! А, впрочем, он ни о чём не жалел. Пусть слушают! Он хотел рассказать об этом, и ему неважно, понимают они или нет! Он готов в кровь разодрать подушечки пальцев о туго натянутые струны, чтобы почтить память тех людей. Ради каждого из них, ради тех улыбок, мечтаний, несбывшихся планов. Гнев плакал - и радовался, что слёзы путаются с дождём и смываются им. Возможно, публика не сообразит - и к лучшему, а от друзей из группы у него секретов нет. Хотя у Фиоры в зрачках уже тревога, а Джастин хмурится. Сейчас, в первой половине двадцать первого века, эти бесценные и важные для него существа - они. Непременно войдут в список тех, кого он унесёт с собой дальше, как влюблённый - письмо предмета своих воздыханий за пазухой.
Гнев чувствует присутствие дочери. Ещё бы нет. Кто-то уже передрался - ну, и демоны с ними. Гнев был вовсе не против умеренной дозы насилия на своих выступлениях. Он устраивал войны, восстания и революции, что ему заурядная мелкая драка! Но звать её на сцену ему как-то неудобно. Наберётся ли она смелости, если не сказать - наглости подняться самой? И чем это чревато для них? Сплочённый коллектив вряд ли прямо перед всей толпой подерётся, но Гнев знал - его дочь способна на многое. Он нечасто пользовался авторитетом, чтобы добиться нужного эффекта, но, если придётся, наведёт порядок принудительно. И он на энергетическом уровне посылает ей лёгкий намёк - разрешение есть, а выбор за ней. Разумеется, Гнев не стал бы принуждать.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/zhPp8.jpg[/icon]

Дочь не ошиблась с ним в том, что Гнев ещё как поддерживал разного рода бучу и кутерьму, вот только настроение и состояние его она улавливать, похоже, так и не научилась. Не было момента хуже, чтобы вот так вмешаться и всё испортить, чем тот, когда Гнев пытался хотя бы завуалированно поведать им о том, что происходило с ним, а, главное, с теми, кто приносил в его жизнь светлые и мирные минуты. Он старался поделиться с собравшимися на концерт тем, ради чего, по его мнению, стоило жить, а Ревность грозила вот-вот всё обратить в скандал. Гнев догадывался, что с ней положение усложнится, но даже близко не подозревал, насколько! Он и не думал, что среди публики окажется так много склонных к сильному выражению её эмоции людей, ведь невозможно так быстро и легко вызвать её в сердцах, с нею совсем не знакомых. Ему не польстил и не пришёлся по вкусу её поцелуй, наоборот, захотелось лишь отшвырнуть её от себя и ударить, наорать, грязными неприличными словами, не сдерживаясь. Гнев успел остановить себя, мысленно сказав, что она до боли напоминает его. Та же целеустремлённость, то же пробивное упрямство и самоуверенная властность. Вот только эмпатии, сострадания, осторожности, мягкости недоставало. Гнев обожал Любовь и Справедливость, но обоих "детей" от них порой ненавидел - яро, истово, до глубины своего естества. Бывало даже так, что он бы, наверно, стёр обоих с лица земли и счёл бы это благим делом... Вовремя спотыкаясь на том, что не ему такое решать. Он не имеет права никого обрекать на смерть, хватит, один раз так уже обжёгся. А они двое - прямое следствие его поступков, предпринятых во вполне здравом уме. Если в них что-то его не устраивает - пенять надо только себе. Гнев убеждал себя, что не стыдится их, что и в них тоже есть положительные стороны, но иногда верилось в это с чересчур уж колоссальным трудом.
Но сейчас речь о другом. Людей надлежало срочно спасать. Любой ценой. Гнев не мог допустить, чтобы конфликты разгорались дальше. Концерты были его безопасным и доверительным пространством, где он общался в комфортной для себя обстановке и дарил творчество небезразличным поклонникам подобного жанра музыки. У него начнутся проблемы, если он спустит агрессию на тормозах, и появятся жертвы. Не исключено, что им вообще запретят снова выступать, если инцидент получится совсем уж из рук вон плохим.
Извивающиеся нити его энергии протянулись от толпы к сцене. Гнев подхватывал их одну за другой, собирал всё до капли, выкачивал до дна. Ревность без гнева и возможности его выплеснуть - штука весьма жалкая. Отелло не задушил бы Дездемону, и всё, вероятно, ограничилось бы тем, что он бы расплакался у неё на груди или на плече у друга. Его любовь бы агонизировала, но не обернулась бы так ужасно и губительно против девушки. И вот это топливо Гнев у своих поклонников забрал без малейшего стеснения. Нечего тут устраивать театр драмы и трагедии, он не для этого их позвал. Он не простит себе, если то, что обязано сплачивать и доставлять приятные переживания, на деле разъединит пары и поссорит близких. Эти люди - его стая, его причина бороться дальше, каждый день, и побеждать. Он им глубоко обязан и никогда не окупит этого. Незачем им злиться на товарищей или романтических партнёров, нечего делить, не о чем спорить.
- Давай, Джастин, - коротко бросил Гнев, не поворачиваясь к уже смекнувшему, что происходит неладное, клавишнику.
Публику окатила волна энергии мудрости. Оно же знание, оно же здравый смысл. Как ни назови... И тут же самообладание вернулось к народу, они начали использовать мозги по назначению и догадываться, что их претензии глупы, безобразны и, мягко говоря, беспочвенны. Как смешно и нелепо, как неправдоподобно и курьёзно вышло бы испортить отношения из-за ерунды, пшика на постном масле!
- Дениза, - выдохнул Гнев. Его била дрожь, он давно отпрянул от Ревности так, словно она одновременно и напугала его, и внушила отвращение. Не до брезгливой тошноты, но примерно так.
Дениза улыбнулась. Девушка-солнышко добавила ко влиянию Джастина свои потоки энергии радости. Почему бы всем не стать счастливыми? Хотя бы сегодня! Не обращайте внимания на противный дождь, расслабьтесь, отдайтесь хорошему! Будущее полно перспектив и шансов, а настоящее вполне лучезарно! Конечно, если вы простынете - обидно выйдет, но и это поправимо, насморк вовсе не сложно лечится!
- Как вы себя чувствуете? - участливо спросил Гнев в микрофон.
Собрание загудело на множество голосов. В основном пристыженно. Тоже дошло, как они опозорили себя и в какое неловкое положение поставили всех остальных. Гнев догадывался, что около Ревности нечего рассчитывать на отдых, но не видел для неё больше возможностей реально навредить. Ощущая поддержку команды, полагаясь на них, Гнев всерьёз надеялся подавить дочь при острой необходимости. А, сунься она к ребятам из группы и попробуй причинить зло им - Гнев взбесится так, что мало не покажется. За них он её раз пять переродиться заставит. Собратья-воплощения сказали бы, что он рехнулся, что его расстановка приоритетов кардинально неправильная, но Гнев цеплялся за свои принципы стальной хваткой. Им-то что, они просто сменят оболочку, а вот людям такой роскоши не видать. Поэтому смертных и нужно оберегать. Всякая жизнь уникальна и неповторима, ими нельзя разбрасываться.

[icon]http://sg.uploads.ru/t/9cUi8.jpg[/icon]