«Нет ничего ни хорошего, ни плохого —
Размышление делает все таковым»У. Шекспир

— Пожалуйста, будь осторожен, — дрожащий женский голос прервал воцарившуюся на показавшиеся вечными несколько секунд тишину.
— Слышишь меня? — лишь со второго раза его обладательнице удалось «докричаться» в трубку до абонента на другом конце провода. Дарра, уже с минуту стоящий неподвижно, всем своим монструозным весом приложившись к таксофону на низеньком, чудом еще не гнущемся, столбике, зашевелился, чуть покачав тяжелой, низко понурой головой.
— Все будет хорошо… — прорычал он без настроения в трубку и, немного погодя, добавил, — милая.
Янтарно-карие глаза под тонкими линиями ресниц и низкими внушительными бровями неспешно, но хаотично фокусировались и прослеживали движение невидимых пылинок перед ними.
— Человечеству выпала нелегкая доля, куда ни глянь. И оно должно быть счастливо, что у него есть ты. Иди туда и сделай все, что ты сможешь. И помни: у природы… нет плохой погоды.
Они снова молчат. Она знает, что он ее слышит и понимает. И он знает: она тоже понимает, что это – природа немного иного толка. И все равно она возвращает ему себя. Возвращает его взгляд на Дорогу, не дает сомнениям и грузу вины наложить плотный слой повязок ему на глаза. Возвращает его в движение и не дает остановиться.
— Я люблю тебя, Лил. — «Ежовые» щетинистые щеки расступились, освобождая место для нежной, искренней улыбки, приподнявшей даже чуть утяжеленные усталостью нижние веки. Из уст гиганта столь милое слово, созвучное «little», звучит почти комично – Лилит нравилось, когда он ее так называл, она хихикает.
— И я тебя люблю…
Вешая трубку общественного телефона, Доминик собрал пальцы в кулаки, сжал челюсти, напряженно сглатывая, жмуря глаза, позволяя затем гримасе боли исказить все его лицо, натянуть старый шрам. На долю человечества и правда выпала нелегкая судьба: быть бесконечно терзаемым меж двух огней. И о ком они, «могущественные» Воплощения, мечтают позаботиться, если не могут сами толком повзрослеть? Курам на смех. Люди как никто другой заслуживают ту Природу и того Бога, которые им даны. Уж те – куда более разумные и дальновидные.
Милосердие – наука не о «всеспасении». Милосердие – наука о достоинстве и достойном принятии неизбежного.

Караван из лодок уже прислонялся к созданному наводнением искусственному берегу из обломков и руин. Редких профессиональных спасателей в толпе «встречающих» от волонтеров отличают кислотно-яркие жилеты, у некоторых из них европейские лица. Они в основном выкрикивают советы и команды на японском, организовывают поток людей, чтобы неустойчивые лодки оперативно разгружались быстрее, чем чудом держащиеся на плаву куски металла и дерева пойдут ко дну. За четырнадцать часов, которые караван Дарра провел на воде, проплывая долгий путь из одного пункта в другой сквозь затопленные кварталы Сендая, бригаде волонтеров удалось найти и вытащить из воды и с обломков около пятидесяти человек. Живых из них – всего двадцать шесть. Один человек умер прямо в лодке, не дождавшись вертолета… Из одного края города вышло в этот путь еще ночью всего несколько лодок, возглавляемых моторкой волонтеров. А закончило путь – чуть больше десятка плотов, большая часть из которых была наполнена пластиковыми мешками с известным содержимым.
Мистический зверь, гигантских размеров змей поднимался из речной мути медленно, устало сбрасывая на милость воды груз лодок и суденышек со своей спины, как тяжелый, давно потерявший актуальность разбитый панцирь. Все происходит без спешки, люди не замечают происходящее над спасательным пунктом. Даже монахи в храме, устоявшем под натиском разрушительного землетрясения и наводнения, где и нашли свой приют выжившие на то время, пока их не эвакуируют, не обращали на творящееся на улице внимания, ходя между рядами людей и оказывая психологическую поддержку, раздавая людям одеяла, воду и пищу, помогая спасателям поддерживать спокойствие, подавлять панику.
Деревянные тории во дворе храма не обновлялись уже долгие годы. Древние столбы были изрыты трещинами, жгуты – порваны, да и сами ворота ни в какое сравнение не шли с современными образчиками, возводимыми в Токио. Поднявшись по лестнице во двор чуть ли не единственного здания, уцелевшего в кошмаре, перемоловшем всю округу, Дарра ненадолго замер у самых врат, снимая с себя надувной жилет и отдавая его в руки первому же, кто подошел к нему осведомиться о необходимости помощи.
У него… не было сил.

— Домой.

Короткая команда послужила сигналом Дракону, заставившим его плавно и быстро, подобно шелковой ленте, взвиться над напоминающим старинную японскую крепость владением, проследив самое высокое здание по спирали сверху вниз. После чего волшебное существо из легенд дальнего востока со звоном пробило рогами и мордой незримую тонкую материю, как зеркало или стекло между столбами «врат духов», и вместо того, чтобы появиться на другой стороне – казалось, исчезло никуда. Но даже когда кисточка его хвоста скрылась за границей открывшегося портала, проход не закрывался, словно ожидал еще кого-то. Через пару минут до того же храма доползла и массивная тень, накрывшая почти всю территорию, погружая оплот спасения и надежды чуть ли не в сумерки. Правда, ни громадной тени, ни того, что ее отбросило, люди не замечали. Это была черепаха. Массивный титан размером с небольшую деревеньку, она плыла по небу на высоте лайнера, своими ластами расталкивая облака. Она тоже закончила свою работу, достаточно позаботившись о том, чтобы атомные электростанции продержались до тех пор, пока люди полностью не восстановят над ними контроль. Они продолжат борьбу с угрозой техногенной катастрофы, но уже она будет вестись без подступающей воды и тряски. Не все получилось удержать, в значительной степени пострадали обе «Фукусимы», но… он хотя бы попытался. Усилиями своего фамильяра и своей энергией компенсировать угрозы реакторам и их системам охлаждения. Портал в Чертог затянулся сразу за уходом черепахи.
По инерции дойдя до стены у главного входя в святилище – едва успев прижать к ней спину, Доминик упал, медленно скатившись вниз, на пол крыльца, не найдя сил даже локти положить на согнутые колени. Учитывая мощь его и размеры, зрелище это было унылое и жалкое, как если смотреть за падением срубленной старой сосны. Вера был в сознании, ему хватит сил, чтобы отводить взгляды людей от себя, пусть и недолго. Ему понадобится, по меньшей мере, несколько часов прежде, чем он сможет подняться на ноги. И около полусуток прежде, чем он сможет вновь призвать на помощь своих слуг, обеспечив их достаточной энергией, остро необходимой им для функционирования в этом мире.

— Ну? Кто дропнул бас? — рокочущий, подобно грому, голос Дарра постучался в мысли всех, кто был сейчас в зоне, пострадавшей от наводнения. Он не особенно-то рассчитывал получить ответ, из братьев и сестер никто особо не горел желанием открывать свои мысли для других. Но, на случай, если кто-то поблизости есть, кого из-за усталости и пелены в ощущениях Вера не замечал – он выдал свое местоположение. В самом начале, появившись здесь в вечер 12-го числа, кажется, он чувствовал присутствие Гнева и Удачи.
[icon]https://funkyimg.com/i/2V9JM.jpg[/icon]

К тому моменту, как появился Вера, увы, ситуация уже вышла из-под контроля. Больше всего сил Воплощенный потратил на то, чтобы облегчить боль оказавшихся пленниками завалов людей, до которых спасателям еще только предстоит добраться. И чтобы подарить покой тем, для кого уже нет никаких шансов увидеть солнце вновь. Трудно описать, насколько самому Доминику было страшно и больно находиться рядом с каждым из тех, чья гибель в потоке воды, ставшем грязевой волной смерти, была неизбежна. Распуская во все стороны ветра своей энергии, Вера видел конец пути глазами каждого из них, и в ответ на его свет из щелей лезли все тени ужаса, боли, холода и горя, которые… скорее пытали людей, чем люди испытывали их. И тени эти, въедаясь в сознание, ранили самую суть Веры, оставляя очередной шрам на громоздком теле. И как стыдно и тошно было ему думать, что эту чудовищную жатву инициировал кто-то из воплощенных, а не Природа, хотя именно на нее, тоже вынужденную теперь восстанавливаться и адаптироваться из-за вмешательства извне, уже повесили всех собак…

— Не вини себя. Мы сделали все, что могли, — прорычал Дарра тихо, склоняя голову в сторону навалившегося рядом Гнева, предлагая ему свое плечо для опоры. После чего, кое-как подняв тяжелые, словно придавленные камнями, веки, отвел взгляд в сторону молитвенного зала, видневшегося за косяками главного входа в синтоистский оплот.

Внутри помещения, наряду с растопленными старинными жаровнями, неустанно работали обогреватели, подключенные к доставленному вертолетом генератору – электричества не было, тогда как источники света под рукой были в основном «натуральные»: в виде масла, свечей, изредка – керосиновых ламп и обычных фонариков на батарейках. Почти все приподнятые над полом горизонтальные поверхности, не являвшиеся алтарями, в здании были отведены для людей с серьезными травмами, которые ждали транспортировки. В одном из залов уже был развернут оперативный медпункт, и за тех, у кого крови и времени было все меньше, хирурги боролись прямо на месте.
Люди сидели на полу, ютясь под теплыми одеялами. Спокойного лица было не найти – гримасы страха, отчаяния и боли были повсюду, а плач маленьких детей, обычно режущий слух и раздражающий в таких ситуациях, звучал потерянно и почти погибал в гуще тихих горестных завываний и скулежа взрослых.

Доминик вернул голову в исходное положение, вжав затылок в холодную стену, и сглотнул, вновь опустив веки. Чувство вины… даже если не испытывать его себя всегда было так тяжело уговорить в подобных ситуациях – сейчас для этого совершенно точно не было времени. Самое малое, что могли они с Гневом сделать для людей рядом сейчас, учитывая неземную усталость и их двоих, и этих людей – не трогать их. Дать людям пережить те эмоции, которые сейчас переполняют их. И даже если в сердцах некоторых теплятся гнев и озлобленность из-за случившегося – эти крохи, по мнению Веры, следует оставить им. Тепла и без того так мало, а ветер, щедро сдобренный сыростью, разгулявшийся над затопленным пустырем, не приносил со стороны океана ничего, кроме жуткого холода. И даже такое маленькое, видневшееся, как крохотный язычок свечи, капли «воска» которой очерчивали людям скулы и щеки, пламя все же давало тепло, столь необходимое людям. Азиатам вроде как физиология не позволяет плакать. Вот только Горю, насколько знал или не знал Вера ту, было все равно – он умел заставить облегчить душу слезами кого угодно. Кстати, о тепле…

На плечи измученному Искре легла хорошая куртка, предназначенная для длительного нахождения подле воды. Дарра остался в одной водолазке, но ему это не делало погоды. Даже если Ярость не нуждался сейчас в заботе и, такой ослабший, еще и в защите от ветра и холода – Доминик все равно был рад оказаться первым, кто выразит ему благодарность за то, что он сделал, и подбодрит. А отдыхать под чем-то, чем можно укрыться, так или иначе, удобнее.
— Мы найдем Желание позже, — пятка ноги, едва стоило Вере пошевелиться, таки проехалась вперед, выпрямив его ногу, бывшую к рыжему ближе всего, открыв тому подходы к теплу, если он пожелает. Дарра говорил медленно, безбожно устало хрипя, но уверенно, — Она ничего не учудит в ближайшее время.
Дей хорошо понимал, что говорит: такое монструозное количество энергии не восстанавливается быстро.

Словно капли жидкого перламутра, потоки энергии потянулись сквозь щели в половицах и камнях откуда-то из глубины храма наружу, к двум воплощенным. Воображаемое веретено с серебряными нитками закружилось в бронзовом гироскопе, приведенном в движение неведомой силой, раскручивая свою мягкую нить. Гневу, конечно, энергия Веры не подойдет. Но, постепенно насыщаясь, Доминик начал восстанавливать и его, выбирая из своего богатого перламутрового спектра тот самый красный. Пусть, за счет белизны, он куда тусклее, чем у живого оригинала, пригревшегося под боком, но сгустить краску тот и сам уж как-нибудь сумеет. Вера знал, что для Гнева не столько опасен холод, сколь опасна необходимость пережидать энергетическое затишье и усталость, которые лишают его, прирожденного к свободе, возможности пылать так же ярко, как всегда, и бодро двигаться.
Дарра молчал, не считая необходимым добавлять в чашу слов между ними ничего лишнего.[icon]https://funkyimg.com/i/2V9JM.jpg[/icon]

Как уже было сказано немногим ранее: для Гнева ничего нет ужаснее простоя, как и чем бы ни был он обоснован – Вера знал это о близком друге, и не имел цели удерживать его. В этом они были разными: Фидей знал цену отдыху, поскольку всегда был готов к столкновению с самым сложным препятствием и неожиданной угрозой, и отличался рачительным альтруизмом, тогда как природа Гнева подхлестывала его самого и не позволяла успокоиться до тех пор, пока горизонт не будет чист. Сам Вера вряд ли когда-нибудь ступит на такой путь, но в Ярости любить эти черты ему ничего не мешает.
Резкий жест Гнева не обидел его – Дей доверял другу и знал, что если тот что-то решил, то остановить его сможет даже далеко не каждая стена. Он был уверен в его силах не меньше, чем сам Гнев веровал в свои. И ничего плохого в том, чтобы разделиться в столь тяжкую минуту, Вера не видел. Искра обязательно найдет Желание и скажет ей, глупенькой, за них двоих все, что думает. А он, в свою очередь, займется тем, что Гневу скорее навредило бы – милосердием: останется с людьми и убедится, что ничего плохого снова не произойдет. Еще одного разрушения атомной электростанции маленькая хрупкая Япония просто не выдержит, не говоря уж о том, что Желание не выдержит, если случившееся по ее вине будет причиной страданий и гибели людей еще многие десятилетия после случившегося за последние несколько дней. Фидею необходимо было восстановиться как можно скорее. И вера в Гнева, в маленькую Желание, в то, что, что бы с ней ни случилось, она обязательно справится, поможет ему встать на ноги раньше.

— Когда найдешь ее, напомни ей, что она сильнее самой себя. И скажи, что, хотя прошлого не исправить, будущее все равно в ее руках, в наших руках. И что она не будет больше одна, — короткий и тяжелый, но теплый вздох донесся до Гнева с ветром, повеявшим ему в спину со стороны храма. Вера усмехнулся напоследок:

— И лучше поспеши, Искра. Как только я закончу дела здесь, если ее не найдешь ты – найду я, — капелька азарта, Вера подумал, не навредит даже в такой плачевной ситуации.

С момента, как землю сотрясло и накрыло водой, прошло уже некоторое время. Поэтому, несомненно, сейчас дорога каждая минута, если предположить, что Желание в опасности и ей угрожает исчезновение. Но сейчас будет все же правильнее, если Гнев побудет защитником воплощений, а Вера – защитником людей. Совсем вскоре, наверняка, здесь появятся и другие воплощения. И если таким, как Надежда и Милосердие, Доверие был бы искренне рад, то с такими, как Отчаяние и Паника, разговор может оказаться, не исключено, очень коротким.
А еще Лаки! Энергетический след Удачи не давал Верности покоя. Переживание, конечно, больше свойственно натуре Сомнения, поэтому Дей оставалось лишь подкармливать уверенность в том, что ему повезет найти смытое старое казино – Рыцарь Четырехлистного Клевера не позволит себе утонуть так глупо, но он может оказаться просто не в состоянии открыть портал. А при встрече Фортуна будет слушать короткую лекцию о том, что карты не стоят жизни.
[icon]https://funkyimg.com/i/2V9JM.jpg[/icon]