День задался. Впрочем, по мнению Гюстава, неудачных дней вообще не бывало, лишь такие, преимущества которых пока ещё не обнаружены. Даже в самый тяжёлый час, как он полагал, всегда есть что-то, способное облегчить любые мучения. Люди разучились радоваться простым вещам, им кажется, что невозможно быть счастливым и благодарным жизни, если они болеют, попали в передрягу или навсегда потеряли кого-то близкого. Но время продолжает идти, и, хотя, вопреки расхожему утверждению, оно вовсе не заживляет раны, однако, обязательно предлагает на выбор множество вариантов того, как поступать дальше. Жизни не нужно, чтобы все застревали в тупиках и впадали в депрессию. Не бывает неизбывных бед, это Гюстав к своему возрасту хорошо уяснил. Это не значит, что нужно обесценивать свою или чужую боль, просто есть на свете нечто неизмеримо большее, чем эта боль. Всегда есть. Конечно, утратив нечто важное, то, что казалось стержнем и смыслом существования, на первых порах можно лишь разозлиться, если начнут лезть с подобными советами, ведь тогда очень сильно мерещится, что лучше уже не будет. Тяжело поднять голову от могилы любимого человека или от бланка со своим смертельным диагнозом. Непросто признать, что твоим друзьям детства ты по прошествии более, чем десяти лет плотного общения и множества совместных воспоминаний больше не нужен, или что твои родители тебя ненавидят. Плохо, когда все вокруг твоего ребёнка могут поехать за границу, каждые выходные ходят в парк аттракционов и балуют собственных детей вкусностями, а тебе едва хватает средств одеть и прокормить его самым дешёвым. Всё перечисленное и многое другое принимают не вдруг и не без работы над собой, но останавливаться и позволить себе утонуть в этом нельзя, даже если никаких улучшений не предвидится. Свет будущего несёт в себе сюрпризы, безусловно, приятные, хотя привыкнуть к ним - та ещё задача, тучи рассеиваются, снег тает, и обновлённая природа воскресает вновь и вновь.
Маленькая девочка сразу привлекла его внимание, стоило лишь ей переступить через порог. Она отличалась от всех остальных, и на миг Гюставу почудилось, будто перед ним родная внучка. Девочка казалась буквально неземной. Подует ветер - и это чудо унесёт. Он бы ничуть не удивился, если бы обнаружилось, что на самом деле она не идёт, а парит, не касаясь пола. Худенькие, как от недоедания, ручки и ножки, пухлые детские щёчки, потускневшие глаза. Что-то словно бы глодало её изнутри. В её внешности не было ничего необычного, но Гюстав бы, не задумываясь, сказал, что именно так выглядят ангелы. Почему он подумал о такой ассоциации? Ведь девочка явно зашла сюда не просто так, она вела себя как потерянная душа. Гюстав предостаточно их повидал, чтобы научиться узнавать. Мельчайшие признаки во взгляде, в походке, в жестах, даже в плечах и губах. Она нуждалась в помощи, иначе ангел потеряет свои пушистые белоснежные крылья. Они уже волоклись за ней неподъёмной многотонной ношей. Малышка заблудилась? Интуиция подсказывала, что та забрела очень далеко от дома и теперь не знает, куда податься и к кому обратиться. Или она сирота? Даже если так - видимо, стряслась трагедия, девочка была ухоженной, аккуратной, платье порастрепалось, но ткань явно качественная, не на копеечной распродаже купленная. Об этой крошке, очевидно, заботились, по крайней мере до последних дней. Если её постиг удар судьбы - вероятнее всего, это случилось внезапно и совсем-совсем недавно. Вчера или, не исключено, даже сегодня.
- Я могу что-нибудь сделать для тебя, дитя моё? - вполголоса ласково заговорил с ней Гюстав.
Он знал, что она может постесняться нагружать его, но знал также, что обычно те, кому плохо, тянутся к нему и доверяют. С ним делились всем тем, что ни при каких обстоятельствах не подлежало разглашению, и от некоторых таких вот сокровенных историй, чужих и его личных, он до срока поседел и постарел. Попадались ему те, от кого аж волосы дыбом вставали. Иные разбивали ему сердце, приходилось склеивать заново из сотни мелких кусочков. Вполне вероятно, что некоторые он потерял, и они так до сих пор и не встали на место. Гюстав привык выслушивать гостей, утешать, просто быть рядом. Люди, похожие на надломленные сухие былинки, на пересохшие колодцы с заржавевшим воротом, словно бы дремлющие наяву, не верящие в себя, открывали нечто новое благодаря ему. Их время как бы запускалось вновь, подобно пружине заводных часов. Остановившиеся дни и недели, в которые ничего не происходило, снова пускались вскачь. Людей, как и вещи, можно ремонтировать, и это не оскорбление, низводящее живые существа до уровня предметов. Гюстав не сомневался, что у тех тоже есть душа - у старых книг или у прадедовского кресла, у шкатулки для безделушек с секретом и у скрипящего паркета. То, что глупцы зовут обычным хламом и волокут на свалку, обладает персональным характером, питает симпатии и антипатии... Недаром же восприимчивым людям кажется, что они понравились дому, или же тот, наоборот, их люто невзлюбил. Что музыкальный проигрыватель артачится и заставляет его уговаривать, или словно бы подсовывает нарочно те песни, что успокаивают или растравливают душу. Что лестница пытается схватить их за ногу. Вещи и впрямь так делают. Они несут в себе истории, а разве все не состоят из историй? Некоторым это известно, и они уважают всё вокруг себя, ни за что не разрешают себе небрежного обращения не только с драгоценностями, стоящими целое состояние, но и с какой-нибудь вышедшей из обихода древней рухлядью.

[nick]Gustave Delonier[/nick][icon]http://s7.uploads.ru/t/ePycn.png[/icon]