Идея - воистину весьма вредная и пронырливая вещь. Как вирус, поражающий воздушно-капельным путём. Само небо пропитано этим смрадным ядом. Государственный курс, политика партии, непобедимая армия. Любое враньё ради положительного результата. Мясо, хлопая глазами, на своих двоих топает на комбинат, не думая об ожидающем его жертвенном заклании. Всех этих людей привели на бойню. Швырнули в самую гущу, размешали кашу, глотай - не хочу. Пешки против пешек, ату врага, ату, сожги и расстреляй всех, кто отличается от вас - ради такой эфемерной ерунды, как чистота крови, благородство арийской расы, величие нации... А не дерьмо ли всё это, господин фюрер?! Не самая низкопробная и фальшивая дрянь, которой вы могли накормить свой народ, чтобы они вцепились в чужие глотки?! Какого грёбаного чёрта, господин фюрер, вы оказались таким сумасшедшим маньяком и, что ещё хуже, трусливым невеждой?! Германия, самоутверждающаяся за счёт всех, кто слабее или не соответствует её стандартам красоты и правильности, использующая беспомощных людей как сырьё - что за жалкое и тошнотворное зрелище! Хуже лишь те несчастные и перепуганные дурачки, что устраивали пиршества в разгар эпидемии чумы.
Свиньи, хрюкающие в глубокой зловонной луже - и те приятнее и милее. Они-то просто следуют своей природе. А эти - естество своё уродуют.
Гнев задыхался. В буквальном смысле давился, кислорода стало внезапно не хватать. Содержимое грудной клетки, сделавшееся вдруг невероятно тесным, полыхало и саднило. Всё это произошло из-за него! Хотя, конечно, он не один виноват, Ненависть стал, например, причиной смерти сотен пленных в концлагерях и множества опытов, оскорбляющих само человеческое достоинство, издевающихся над всем честным, благородным и святым, что имелось в этом мире. А уж как от всей души развлеклась Отчаяние, эта эгоцентричная сука, ведь почва для неё такая благодатная, гляньте, сколько еды... Но Гнев не привык перекладывать ответственность на чужие плечи. Возможно, ему уже поздно идти на попятный после всего, что он наворотил, его тогда не примет больше ни одна из сторон... Однако, что-то надо менять, и менять срочно. Гитлеру нельзя жить. Герингу, Гиммлеру и Геббельсу - тоже. Беда в том, что остановить запущенную машину быстро не получится, даже если устранить часть её шестерёнок и пружин. Огромные колёса будут вертеться по инерции, оружие - стрелять, и никому неведомо, к чему подобное приведёт. Вопреки своей обычной политике, Гнев не может действовать прямо и сгоряча, импровизировать на ходу в таких условиях противопоказано. Его рыжий скальп и без того уже многие хотят срезать, он не предоставит им удобного повода для расправы над ним. Гнев уже догадался, что ему не простят нагромождённых позади гор трупов, и не потому что воплощения беспокоит благополучие смертных само по себе, просто их существование зависит от этого благополучия. Да кто бы хлопотал о людишках бескорыстно! Это вам не облака с розовыми пони, кушающими радугу. Здесь редко кто почешется и за соседа, если ничем не заплатили, не деньгами - так услугой.
А ведь каким состраданием он проникся к загнанной, обнищавшей, страдающей от кризиса Германии! Тоже выискался спаситель, благими намерениями дорога всем известно, куда вымощена. Слепота поразила его, что ли? Куда он смотрел во время "Ночи длинных ножей", чем слушал все эти речёвки и лозунги, стремительно терявшие последние капли адекватности?! Он что, действительно думал, что из этого получится хоть к чему-то пригодный адепт?! Или беспросветная наивность, или непроходимая тупость. Ладно, не о той ошибке речь, она пока не успела превратиться в роковую. Войну необходимо выиграть не Германии - любой ценой, даже если это будет стоить ему нынешнего тела. Увы, его усилий может не хватить, а после того, что он устроил, никто не примет ни оправданий, ни извинений, ни заверений в полном раскаянии от него. У него нет соратников. Он опять один, Ненависть и Возмездие заняты чем-то отдельно от него, отлично обходятся сами по себе, Храбрость же заявил, что его уж чересчур не туда занесло, и отстранился - ха, ещё бы, политика вообще не по нему. Так что положиться не на кого. А, впрочем, ничего нового.
В дурных метаниях по Чертогу в поисках верного решения Гнев наткнулся взглядом на случайно подвернувшееся зеркало. Грязное, с бороздящей его наискось узкой чертой-трещиной. Однако, ему и этого достаточно, он сардонически ухмыляется своему двойнику, отвечающим тем же с другой стороны. Безупречное взаимопонимание. Так держать, он же бесноватый, психопат, разве хорошо разочаровывать других и разрушать их трепетные представления? Здесь, в Чертоге, его волосы, коротко остриженные в реальности, густо рассыпались по плечам и спине пламенными волнами. Зелёные глаза одержимы отчаянной решимостью и готовностью погибнуть на пути к цели, но дотянуться до неё. В какой-то миг Гнев вздрогнул - ему померещилось, будто в зрачках застыли искорёженные, покалеченные до неопознаваемого состочния тени всех загубленных в этой войне обывателей. Горло чуть ли не разорвало невыплеснувшимся стоном - они продолжат его преследовать и дальше. Он ещё никогда не участвовал в настолько грязной и подлой войне, где вместо славы пришлось согнуться под гнётом неизбывного позора. Щёки залились краской стыда - но мало, слишком мало, ему бы вспомнить прошлый опыт и осыпаться на пол горстью пепла. Вот чего он заслуживает... Но это не поможет. Поэтому Гнев не покончит с собой, не выдержав тяжести ноши. Ему ещё предстоит разобраться с Третьим Рейхом.
Без отпущения грехов и принятия остальными, без награды и признания.
Он шагнул через Врата, возник позади светловолосого мужчины в знакомой до зубовного скрежета форме - как же от неё воротило! - и, постаравшись, чтобы его голос звучал непринуждённо, бодрым и воодушевлённым тоном выдохнул:
- Привет, давно не виделись!
Вот уж кто плевал и на субординацию, и на то, что ему самому надлежит носить такие же шмотки конституции ради - так это Гнев. Пусть благодарят за то, что не обращается по истинным именам! Кстати, поддельное имя Сомнения он напрочь забыл и теперь втайне надеялся, что кто-нибудь упомянет то вслух в его присутствии, обратится с докладом или что-то наподобие. Гнев в принципе туго удерживал в памяти смешные прозвища смертных, в них ему недоставало сразу двух пунктов - оригинальности и уникальности. Мало того, что они часто повторялись, так ещё и звучали как на подбор скучно, тривиально, затасканно, словно были номинациям в конкурсе "банальность тысячелетия". Некоторые ещё и на ругательства смахивали. Чаще всего Гнев воспринимал насущную потребность вникать в эти тонкости как унижение. Разве создания, так моментально старящиеся и отправлчющиеся в могилу, нуждаются в именах? Да таких именах, словно их на фабрике без единого напряжения мысли штампуют. Бррр, как клеймо по доброй воле на себя поставить!
- Ты всё такой же очаровательный и прекрасный! Это удивительное достижение в твоём возрасте! - Гнев великолепно симулировал обожание. - Чем занят? Не уделишь мне полчасика? - панибратски приобняв Сомнение, задушевно и беспечно продолжал он. Улыбка так и приклеилась к губам, она почти пугала ненатуральностью, скрывающей буйное помешательство.
Выгодно всё-таки, когда можешь позволить себе всё, хоть выбесить собеседника, ведь его злость подпитает тебя лишь больше. Взаимодействуя с Гневом так или иначе, противопоказано сердиться на него, он не преминет воспользоваться так неосторожно преподнесённым ему преимуществом.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/952ba.jpg[/icon][sign]"У безумия причины нет,
Нет границы, нет цены.
Мир безумен миллионы лет...
Так чей же образ он, и кто же мы?"
(с)[/sign]

Направляясь сюда, Гнев весьма старательно соскребал со стенок своего многострадального черепа всю налипшую на них дипломатию - конкретно у него хромающую на все четыре копыта. Ну, не нравился ему этот казуистический сор, зачастую зависящий от того, насколько хорошо подвешен язык и развит навык вешать народу на уши всё подряд, не краснея. Он намеревался осторожно, плавно, не торопясь, со всем вниманием взвешивая каждое слово и жест, выспросить у Сомнения моральную и практическую позицию по отношению ко всему происходившему. Кто бы только знал, что Сомнение спровоцирует его потерять всё напускное хладнокровие одним лишь приветствием! Воплощение ярости и страсти моментально расхотело договариваться, слова Сомнения ударили по его нервам, как по струнам, и хуже всего ему пришлось от ошеломляющей, оглушающей пощёчины собственного стыда. Он закрывал глаза на создание экспериментальных лабораторий, он помогал братьям и сёстрам выбирать материал, благодаря ему они вообще получили возможность так свободно распоряжаться чужими жизнями, здоровьем, душами... А вот Сомнению, похоже, безразлично, оно не терзается угрызениями совести и колебаниями на тему того, насколько дурно поступает, и не пора ли прекратить разыгрывать из себя "плохого парня" и умерить исследовательский пыл. Гнев, затеяв войну, много чего в принципе не предусматривал. Так, например, он упустил тот немаловажный факт, до какой степени успели развиться смертные, какую технику, особенно военную, наизобретали, сколько средств умерщвления и пыток себе подобных у них прибавилось - средневековые инквизиторы обзавидуются. Кроме того, он не предвидел, сколько других воплощений войдут во вкус и вживутся в новые роли, пустившись кто во что горазд и ни на секунду не сдерживаясь в прекрасных и не очень порывах своих тёмных извращённых натур. Катящееся вниз по крутому склону горы колесо набирало обороты, а Гнев уже и сам не мог угнаться за ним. Ему не под силу переубедить их всех, и наказать тоже не удастся, зато он перестанет поддерживать то, что ему разонравилось. Гнев же, как и обычно, собирался лишь повеселиться в меру своего разумения, не заметив, что жители планеты и его же собственные сородичи превратились в истинную машину разрушения, готовую разнести весь мир на клочки. Но всем, конечно, не будет дела до того, что он не знал, не подумал, не спохватился раньше по чистой случайности. Он сам посадил себе на плечи этого прожорливого ифрита, ему и расхлёбывать, одновременно не позволяя себе ожидать, что ему разрешат жить дальше после того, как он, бровью не поведя, с лёгкой подачи левой пятки наворотил кругом беспредел. Не исключено, что даже она его видеть не пожелает никогда снова, а, значит, терять ему теперь нечего. Гнев не навещал её, затеяв эту войну всех против всех, поэтому точного мнения не выспрашивал, но примерно предвидел, что она скажет. Если окажется, что она больна по его вине - он этого не выдержит. Интересно, а самоанафема сработает? Безусловно, опыт сожжения собственной оболочки у него есть, но этого недостаточно для полноценного покаяния. Надо что-то во много раз суровее. Да существует ли такая казнь и такое испытание?! Он никогда не осмелится показаться ей вновь после такого падения, после предательства своего чистого пламени и осквернения своей воли и личности. Он просто её не достоин. Она ангел, а он - преступник и зверь. Сидеть ему на цепи и лаять.
Но пока рано предаваться мечтам о том, как его, выражаясь образно, а, может, и не очень-то, в конце распнут на кресте. Умерить частоту биения сердца, сосредоточиться и сделать то, для чего он отвлёк Сомнение от этих безусловно захватывающих издевательств над бедными пленными. Пока он сдержится и не даст брату в нос или под дых, как бы ни подмывало. Если он Гнев - это не значит, что его имя переводится как "истеричка с резкими перепадами настроения и сдвинутыми набекрень мозгами".
- Да, знаешь ли, мне надоело любоваться тем, как горят танки и взрываются окопы. Наши враги как будто совсем не умеют воевать, - это было неправдой, он признавал яркие, выдающиеся личности в их рядах, как среди солдат, так и в числе главнокомандующих, но счёл нужным вслух высказаться именно так. - Я предполагаю, скоро всему настанет конец, слава великому вермахту, слава Германии, слава нашему доблестному и гениальному фюреру! - Гнев всплеснул руками и изобразил весь восторг, какой только мог имитировать. - Как по мне - это очень скучная и бездарная война. Блицкриг точно не по мне, слишком быстро всё происходит. Это как... - он пощёлкал пальцами, подыскивая сравнение, - ...половой акт, где женщина только приготовилась и настроилась, а мужчина уже слезает. Я, чёрт возьми, так не получу кульминационного выброса удовольствия!
Гнев расхохотался, скалясь так, словно искал, в кого бы ему вцепиться клыками. Наверно, каждый заметил его демонстративное пренебрежение к сексу и в целом всему, связанному с подобными игрищами. Пресно, глупо, примитивно, двумерно, истинно возня в песочнице с куличиками, сойдёт, лишь если заняться более совсем уж нечем. Однако, он ловил подлинное наслаждение, сходное с тем, что описывали людишки, когда побеждал в сражениях. Нынешний случай, впрочем, не подходил - если сравнивать войну с соитием, то такая, как эта, походила на жёсткое групповое изнасилование старой проститутки сумасшедшими сифилитиками в луже помоев. Фу, он брезговал такое подбирать!
- Мы всё ещё не столкнулись с отпором на должном уровне. И, сказав себе это, я решил... Искусственно усложнить задачу. Я ухожу, брат мой. Оставляю этот осточертевший мне грозный и непобедимый аппарат Третьего Рейха. Я помогу Советскому Союзу и Америке. Ты же знаешь, я всегда питал слабость к проигрывающим сторонам. Не могу спокойно наблюдать за агонией тех, кому просто повезло чуть-чуть меньше из-за того, что у них не оказалось меня.
Они имеют дело с чудовищем, ревущим и воющим в поисках нового корма во славу свою, новых костей, превращающихся в ступени лестницы, ведущей в вымышленный, склеенный за несколько минут на коленке рай из картона, фольги и бантиков. Аллилуйя, скажи - конец света, скажи "Аве Апокалипсис, Отче наш!". Давай, шевели губами, праведник недоделанный, а не то наверх тебя не возьмут. Забракуют, объявят недоношенным, унтерменшем, да и столкнут вниз, к червям дрожащим и прячущимся.
Одарив Сомнение самой лучезарной из арсенала своих улыбок, Гнев продолжал:
- А как насчёт тебя? Останешься играть за чёрных, как и Ненависть? Я с ним не разговаривал. Предчувствую, что он не поймёт меня.
Тем не менее, даже это ничуть не поколебало его решимость. Гнев не питал тёплых чувств к Ненависти, хотя бы потому что не хотел его убить ими. Но также они и отличались друг от друга, как утренняя и вечерняя заря, хотя, вроде бы, в обоих случаях солнце плавит облака и линию горизонта, окуная их в насыщенные краски. Гневу было некомфортно и тяжело находиться рядом с Ненавистью, атмосфера удушала, пригибала к земле, тот являлся концентрированным сгустком материального олицетворения гибели и зла. Гнев был бы даже рад отринуть своё с ним родство, но, увы, от правды не сбежишь, они рядом, всегда стоят спина к спине, два осколка одного апокрифа. Ненависть был тем самым паршивым отростком в семье, но, пожалуй, не овцой, а саблезубым тигром. Белой вороной. Это роднило их с Гневом, никогда не ощущавшим себя нигде ко двору. Они чужие всем остальным, им бы держаться вместе, но они не переносили на дух каждый второго.

[icon]http://s7.uploads.ru/t/fOI78.jpg[/icon][sign]"У безумия причины нет,
Нет границы, нет цены.
Мир безумен миллионы лет...
Так чей же образ он, и кто же мы?"
(с)[/sign]

На самом деле у Гнева, безусловно, накопилось немало претензий и к сталинскому режиму власти, но в сравнении с оголтелой гитлеровщиной тот, безусловно, выигрывал. Возможно, не так уж и намного, но тем не менее. Кроме того, что помешает им разделаться и с махиной Советского Союза, когда нацисты канут в небытие? По заслугам непременно достанется всем сторонам. Гнев мысленно поклялся своим кровоточащим, дымящимся от внутреннего жара, воющим от боли сердцем, что обязательно обеспечит это. Раскаяние никому никогда не помогало, так что свою долю чёрного прогорклого пирога ответственности он тоже получит... Но потом. Сейчас он позаботится о том, что ещё не погибло под танками и бомбами, артиллерийскими обстрелами и в газовых камерах Третьего Рейха. Спятивший вожак тащит свою стаю к пропасти, и Гнев поможет им упасть в неё. Он ни за что не забудет, во что превратились плодородные нивы и цветущие города, как на спрятанных в сообщнице-земле минах подрывались ещё недавно такие здоровые, крепкие, полные решительности и мечтающие победить люди. Он успел узнать некоторых из них незадолго перед кончиной, и даже почти подружиться. Изредка Гнев позволял себе сближаться с этими трогательными и мало существующими млекопитающими. Потом ему всегда приходилось привыкать к их утрате. Он запоминал каждое слово, хоть бы и неприличное ругательство, их их уст, каждую улыбку, пусть и кривую, каждый жест, даже резкий и грубый. Они ощущались как родные. О, люди, загадка, что похожа на раскрытую книгу, но глубже и темнее Марианской впадины! Когда их бледные тени явятся к нему и, сверля тоскливыми глазами снулых рыб, спросят, почему он, всемогущий хозяин войны, не уберёг их, что ему ответить? Что он переоценил себя и подвёл тех, кто положился на него? Жернова перемололи немало его ребят. Воплощения делали многое, но воскрешать не дано и им. Он некстати разжал пальцы, и тонкие трепещущие золотистые нити важных для него жизней приближённых, тех, кому Гнев обещал поддержку и будущее, ускользнули навстречу страшным ножницам мойры Атропос. И ведь он до сих пор так и не знает, как следовало поступить, чтобы предотвратить это! Он - неудачник, допускающий ошибку за ошибкой. А второй попытки реальность не даёт, это не карточная партия, где разрешается реванш. Он выбрал их вовсе не для того, чтобы погубить вот так бездарно, в пользу каких-то личных интересов, не бывает такой выгоды, которая оправдывала бы предательство тех, кто слабее тебя, раз уж ты повёл их за собой!
А здесь он задыхается, удавка захлёствает горло, голова как в чаду лихорадки. Его корёжит от того, какую именно энергию он получает от этих выродков, они накачивают его жирной и вредной пищей, может быть, и сытной, но необратимо вредящей организму. Он превращается в разожравшуюся тошнотворную тварь, пирующую на горах тысяч и тысяч трупов. Гнев не выдержит здесь больше и года, нет-нет-нет. Это и правда похоже на клоаку, в которой варятся смрадные помои - и они жрут эту похлёбку, словно изысканное яство. Да, война доводит эмоции человеческие до пика, тут каждому есть, чем поживиться, но не лучше ли умереть от голода, чем вот так глотать всё подряд? Гнев брезговал. И его взяло лютое раздражение от разглагольствований Сомнения, захотелось ударить его по лицу, сломать нос, заставить харкать кровью. Да, Гнев часто отзывался о людях как о кусках дерьма, всем показывая, как ему на них наплевать, но здесь, в эту минуту, он почему-то никак не мог согласиться с братом, больше того, этот подход заставлял его желать настолько жестокой расправы над Сомнением, какая только будет возможна. Хотя, казалось бы, что Гневу смертные? Не он ли сжигал их десятками безо всякого зазрения совести? Какая, и в самом деле, разница, кто из них победит, если ему среди этих отбросов не жить, их правила игры не принимать, и они ему ничуть не указ? Концлагеря, страшные эксперименты, целые уничтоженные подчистую расы, взорванные города и марширующие строгими рядами армии палачей и садистов - его не касаются. Гнев, признаться честно, не так уж и далеко от них ушёл. Именно он, и никто другой, активно способствовал изобретению как минимум дюжины две пыток и казней, включая железную деву и испанский сапог. Ему всегда нравилось, как они истязают себе подобных, как не доверяют друг другу, обвиняя во всех смертных грехах. В этом, как полагал Гнев, полностью раскрывалась вся низменная суть их натуры. Так отчего же подмывало заорать и жечь Сомнение до тех пор, пока тот не осыплется к его ногам горсточкой пепла? И ему безразлично, как на это отреагируют все остальные воплощения, и что скажет сам Сомнение, когда вернётся. В нынешний момент Гнев вполне искренне ненавидел их всех. Точнее, почти всех, за исключением пятерых или шестерых. Ему, наоборот, хотелось сотворить над ними что-то такое, от чего они ещё пару веков не опомнятся. Большинство уже давно оставило попытки заставить его исправиться - но Гнев докажет всему сборищу, что ему ещё есть, куда двигаться в худшую сторону. Если они полагают, что от него стоит ожидать всего, чего угодно, любой чокнутой и опасной выходки - он им снова продемонстрирует, насколько чертовски они правы. Пусть обсуждают его, пусть проклинают, пусть изгоняют вон и не считают за равного. Он лишь смеётся над ними, не упуская случая унизить. Кто-то обязан не давать им прохлаждаться, иначе мхом зарастут, идеалы чёртовы, зависящие от своей подлинной сути даже хуже, чем людишки. Те могут меняться, потрудившись над собой, но воплощению это сделать практически невозможно, не вывернувшись наизнанку в прямом смысле.
- Не убедил, - только и сорвалось с губ Гнева. - Да и вообще... Меня тошнит от ваших постылых рож. Вы невероятно надоели мне ещё до новой эры. Я буду делать всё, что захочу. Так что освободите мне дорогу, или ваше следующее перерождение будет болезненным. Запомни это сам, брат, и остальным передай.
Он обладал весомыми аргументами в пользу своей позиции, он мог начать увещевать или спорить, но все эти варианты Гнев отринул. Он больше не желал перетягивать брата на свою сторону, как планировал изначально, его подмывало начать драку, Сомнение разозлил не на шутку. Да как он смеет?! Пусть даже среди людей лишь исключительные единицы достойны спасения - их всё ещё нельзя вычеркнуть, списать как сопутствующий ущерб! Устранять по национальному признаку, оскорблять по признаку пола, отрицать даже базовые ценности своего вида, губить таланты и разрушать великие памятники архитектуры, перекраивать саму историю на свой лад - выкормыши фюрера зарвались, и их надо растоптать, раздавить, как ползучих слизней! И Сомнение им симпатизирует?! Всерьёз опустился до их уровня?!
У Гнева нет морали, он безнравственная скотина, но он не смирится с тем, что его бесит.
Полыхая от негодования и намереваясь преподать Сомнению урок, так как отнюдь не верил, что тот вот так послушно возьмёт и уберётся, Гнев поднял обе ладони с пульсирующим на них чистым пламенем. Как два миниатюрных солнца, подчиняющихся ему. Нет, отнюдь не всё равно, кто победит. И стороны весят отнюдь не одинаково. Впрочем, конечно, смотря на каких весах взвешивать, но, по меньшей мере, для Гнева они отличались как берег и вода, небо и земля, вечные снега и пески пустыни. И он хочет быть свободен от тесной петли фашизма на шее, хочет развязать себе руки, хочет снова взлететь. Хочет жить, не кусая локти от стыда и бессилия. Неужели для Сомнения всё это непонятно? Неужели тому и впрямь одинаково, кому отдать все преимущества и возвести на пьедестал триумфаторов? Червь Гитлер и расползшееся вокруг него липкое гниение! Ха, да он же ничтожество, и это ничтожество никто не может сокрушить?! Смешно даже. Гнев лишь утвердился в том, что обязательно поможет противникам чудовища, выращенного на фальшивых лозунгах и лживом чувстве превосходства. Он выжжет заразу дотла, очистив и обновив "тело" мира, и тогда опять получит право смотреть прямо, не краснея и не отводя взора, едва лишь ему напомнят об огромных цифрах потерь, за каждой из которых будет крыться трагедия уникальной личности и её роковой судьбы.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/952ba.jpg[/icon][sign]"У безумия причины нет,
Нет границы, нет цены.
Мир безумен миллионы лет...
Так чей же образ он, и кто же мы?"
(с)[/sign]

Испокон веков защитная и оберегающая все остальные воплощения функция Гнева зиждилась на интуитивном осознавании насущной необходимости каждого брата и каждой сестры в системе мироздания. Переплетённость в цельный превосходный узор, в котором каждая частица взаимосвязана с остальными, и ничего ни в коем случае не следует выдёргивать, так как даже без тех, кто кажется мелким и незначительным, не обойтись. Тем не менее, иногда восприятие Гнева с данным положением дел грубо рассинхронизировалось. Он порой, как ни тщился, не мог обнаружить в ком-то ни единого плюса. А, поскольку Гнев ненавидел какие бы то ни было ограничения и не терпел, когда что угодно, включая его же собственную природу, диктовало ему, как поступать - он частенько взбрыкивал и сопротивлялся навязанному при рождении долгу. Тот из благородного служения превращался в тесную клетку, душившую все честные и яркие порывы. Он, видите ли, должен выкладываться ради любого труса и подлеца! Он не щадил себя, ему было не жалко стараться и даже умереть - если тот, для кого Гнев ложился костьми, того стоил. В семье же встречались личности, от наличия которых в принципе уже становилось неописуемо противно. Гнев пробовал обуздать своё отвращение, но такие попытки лишь помогали тому расти, будто тесто на дрожжах. Он не имитировал симпатию, когда в действительности мечтал задушить. Что на уме, то и на языке, всё выдавал без обиняков и стеснения, не смягчая. Впрочем, от провокационного вопроса о том, каково быть куском мусора и не сдохнуть, ему удалось воздержаться.
Для Сомнения, похоже, речь тоже не шла о политике, Третий Рейх попросту был ему удобным полигоном, предоставляющим много различной техники и, конечно, сырья в неограниченных количествах. И тоже, не поведя бровью, кинет нацистов на произвол судьбы, едва лишь выжмет из них все соки досуха. Тут, конечно, ещё есть простор для споров, что хуже - предательство одной идеи во имя другой, или же то же самое, но из меркантильного расчёта. И да, они стояли неизмеримо выше тех, кто влачил жалкие дни здесь, внизу, в материальном мире, таком неудобном, громоздком и пропахшем потом. Но... В одном Сомнение точно зарвался недопустимо и чудовищно. Эксперименты над людьми! Пасть столь низко! Гнев занимался много чем, от чего ныне почти буквально сгорал со стыда, однако, к пыткам над смертными руку не прикладывал. Он ещё не до конца забыл, чему его прежде учили и Любовь, и Мудрость, и Джей, и в немного меньшей степени Вера и Надежда. Сейчас их уроки глубоко и болезненно отозвались в нём. Тщательно и бережно пестуемое, человечество могло пойти очень и очень далеко, для них не останется загадок и тайн ни на этой планете, ни там, вовне, на просторах космоса! Люди непременно покинут однажды свою колыбель и устремятся к звёздам. Если переживут эту войну. И если им не мешать. Гнев скептически относился к слащавым рассказам о светлом будущем... Но, если не думать о нём положительно и не тянуться туда - для чего вообще всё? Для чего было так страстно и упрямо проливать свою и чужую кровь на бесчисленных полях баталий, для чего великие завоевания и подвиги? Не полагая, что грядущее несёт с собой нечто хорошее, что беды сойдут на нет, неурядицы улягутся, а недопонимания разрешатся, впору лечь и испустить дух.
Уж в чём, в чём, а в нерешительности Гнева, когда он пребывал здоровым, в своём обычном душевном состоянии и при трезвой памяти, обвинить было никак нельзя. Зато ему было присуще даже чересчур торопиться с суждениями и выводами. Он и сейчас страдал так именно по той причине, что вынес суждение о пребывающей в кризисе Германии и о Гитлере слишком поспешно... Кто-то вроде Сомнения, этой змеи ползучей, должен был, чёрт возьми, знать своё место! Он похож на бельмо! Ему не на посылках даже - ему на коленях в грязи ползать пристало! Больше всего на свете Гнев считал непростительной ложь. Он бы жёг её калёным железом, вырезал огнём и мечом. Двуличным мерзавцам не место среди живых. Гнев не играл в такие игры, он плевал на интриги, на тонкие многоходовки и на испытания разума. Он просто брал и лупил наотмашь, как обычно. Он, поднимавший волны народного протеста, внушавший тысячам состояние священного и необузданного бешенства. Ему доводилось вдохновлять великих полководцев, но сам Гнев так и не освоил до конца приёмы тактики и стратегии. Он лично в бою чаще всего вполне обходился без них, предпочитая открытые, прямые, честные схватки грудь на грудь. Тех, кто вилял и изворачивался, он не уважал. А за что можно рассматривать как личность того, у кого в основе заложено колебаться всегда и во всём, и подтачивать этим же чужую стойкость? Сомнение - червяк-переросток, обозван змеем, но это как красивой маской уродство прикрыть и притвориться, что его нет. Червяк, заползающий в души и на них кормящийся. А червя не зазорно и раздавить.
И Гнев спустил себя с цепи, позволил внутренней пружине сработать. Ну, Сомнение, держись. Зубы после пересчитать не забудь, неудачник.
А, если серьёзно, Гнев планировал это совершить, ещё лишь собираясь сюда. Ему необходимо ухудшить репутацию, насколько это возможно. И нашуметь погромче. Он намеревается не только остановить Гитлера - ему надо, чтобы воплощения возжелали умертвить и его самого. Так он понесёт заслуженное наказание. Раз уж начинать карать - то и себя не исключать.
Мощнейший взрыв сотряс всю округу, и Гневу было более чем полностью наплевать, как это потом объяснят людишкам. Не ему ведь над прикрытием хлопотать... Здание было стёрто в пыль, и весь квартал объяло пламя пожара. Высвободивший свою истинную сущность Гнев взмыл чистым пламенем ввысь - уносясь прямиком в Чертог. Гнев всего лишь стремился уйти, оставить Третий Рейх позади, как страшный сон, и отнюдь не добивался уничтожения Сомнения - физически был не способен пожелать полного уничтожения кого-то из семьи, хотя прикончить того значило бы облагодетельствовать кое-кого из других членов их дружной пёстрой компании, Веру, например, да и Искренность тоже, - хотя и ударил его в самую сердцевину, в основу, в стержень своей абсолютной убеждённостью в собственном праве поступить так, как он поступил, концентратом слепой веры в правильность выбранного нового пути. Упрямством и рвением двигаться вперёд любой ценой, несмотря ни на что, жутко и безжалостно бить в полную силу. Переплёл это со своей родной алой энергией и врезал, что называется, со всей дури. Вколотить Сомнению понимание всей омерзительности его бытия по самые гланды - и оставить с этим разбираться наедине с собой. Это было крепко, но гораздо менее крепко, чем удар, которым Гнев прикончил Жестокость. Он помнил, отчётливо помнил тот день, и, как бы сурово сегодня Сомнение ни обжёгся - ему и вполовину столь же сильно не достанется.

[icon]http://sd.uploads.ru/t/Z5hgQ.jpg[/icon]