В этом был весь его брат. Вся его огненная суть: выпалить, выплеснуть словами и поступками, сотворить и вытворить, и не дать вставить ни слова. Возражать бессмысленно, останавливать - бесполезно. Уж что-что, а это Ледяной усвоил еще на заре их существования, но как же это порой злило. Как же хотелось поймать это бестолковое, безрассудное, такое яркое в своих порывах воплощение, поймать встряхнуть, высказать наконец все то, что накипело за миллионы лет, со всем ядом сарказма, со всей радостью и со всей болью. Высказаться, попытаться вдолбить это в его упрямую голову, даже если ничего в итоге не изменится. Да и должно ли?
Джей молча смотрел на то, как закрываются врата, когда он остался один, секунда, вторая. Время. Неумолимое и жестокое, неподвластное ни одному из них. Ему даже не нужно было возвращаться мыслями на землю, чтобы знать, как полыхнет сейчас небо над головами людей, как разольется цветом от края до края горизонта, как прокатится по атмосфере порыв ветра огромной силы, вырывая с корнем деревья, переламывая кажущиеся такими стойкими созданные людьми конструкции. Жертвы. Малая плата, человечество, ты отделалось слишком легко, за тебя по счетам сегодня, авансом, заплатили другие. Равновесие... Большое и малое. Равновесие во всем может быть достигнуто только одним путем, иного нет. Маятник, часы, неумолимое движение, которое никогда не задерживается в точке покоя дольше чем на мгновение.
Задавленный, задушенный в себе жесткой рукой неписанных правил, порыв броситься следом, вмешаться в эту безумную авантюру, сделать хоть-что. "Не такие уже мы и разные с тобой... Вот только от этого стало бы только хуже". Да, он понимал и это: истинной их сути плевать на такие милые условности как эмоции и чувства, на кого-то кроме себя вообще, даже на то, что этот кто-то вообще существует. Жестокость, как она есть.
В наступившей полной тишине Ледяного Чертога мерцало пламя, заставляя свет бликами дробиться, окрашивая искрами лед, цветной россыпью под ноги, яркими солнечными зайчиками по лицу. Тишина, один на один с вечностью, один на один с пониманием всего. Блики, становящиеся темными пятнами перед глазами.
- Мрачно и пустовато?.. - переспросил он у этого огня, чувствуя, как подкатывает что-то изнутри вслед за этой тишиной, за этим секундным опустошением, за выпаданием в прострацию, оглушенным случившимся, - Мрачно, значит?! Да знаешь ли ты вообще, что такое мрачно?! Знаешь ли ты вообще, _что_ я на самом деле?!
Он взмахнул рукой в сторону, и от этого движения стены Чертога рассыпались дождем осколков, подхваченных ветром. Чернота оскалилась довольно, выплеснувшись из разломов потоком чернил, неумолимым потоком из прорванной, лишь чудом державшейся до сих пор плотины. Водоворот силы, сметающий преграды, разносящий в пустоте вспыхивающие звездами осколки, захлестывающий все вокруг, стирающий границы между здесь и где-то еще. Изначальное ничто, изначальный закон абсолютного равновесия, и все, что удерживает от того, чтобы провалиться в него насовсем - огонь перед глазами, единственное, что удерживает сейчас, как удерживало всегда, с самого начала, с первого мгновения.
- Я - хранитель равновесия! Что, Мироздание, ты довольно?! Ты, которое поставило меня перед фактом, сделав своим орудием, на случай, если все пойдет не по-твоему в написанной не нами пьесе еще до начала спектакля! Ты довольно этой сценой, ты этого так хотело?! Или чтобы я стер все, чего мы достигли здесь?!
Как часто он был на этой грани, распутывая клубок вероятностей, пытаясь хоть как-то уравновесить этот шаткий, постоянно усложняющийся мир. Как часто приходил к мысли о том, что это невозможно, что покой наступит лишь тогда, когда все сгинет туда, откуда взялось, в пустоте, которую он охраняет, или, скорее, от которой охраняет этот мир. Вечная война на два фронта, чужой сам себе, чужой для всех.
"Я обрел сознание лишь тогда, когда появился ты. Твое пламя заставило меня вечность назад встать по другую сторону, чтобы из разрушения, созидания и огня через равновесие дать этому всему шанс. Я не стихия, брат мой, и никогда ей не был. Я живу лишь для того, чтобы жизнь, во всех ее проявлениях продолжала существовать, чтобы не дать этому всему быть уничтоженному заложенными изначально противоречиями, даже зная, что рано или поздно не смогу всего этого удержать. Я понимал это с самого начала, глядя как ты рассекаешь пламенем то, что до тебя было пустотой, как зажигаешь звезды, создаешь миры... И я живу для того, чтобы однажды все это прекратить. Но знаешь, что..."
- Я этого не хочу! Слышишь, Мироздание?! С меня хватит!
Крылья за спиной раскинулись, раскрываясь, рассекая белыми, почти прозрачными сейчас, льдистыми перьями черноту, подхватывая и не давая упасть, провалиться в пустоту, раскрывшуюся под ногами, подхватывая яростью, как отблеском огня, полыхающей заемной силой. Янтарная, яркая, вопреки его изначальной природе - живая, отражение изначального огня. "Ты никогда не задумывался, откуда она у такого, как я?"
Нить вероятности, путы мироздания, все еще пульсировала в руке, истаивая, грозя рассыпаться, растечься сквозь пальцы золотым песком времени. "Не позволю..." Перехватить обеими руками, сжать, до крови, пропитать ее алым, своей сутью, вложить все то, на что не находилось слов, все, чему не было определений. Силу, мысли, эмоции, свои и чужие. Собрать ее из всех осколков, радужными каплями летящих в черноте, вытащить изнутри, вывернуть из себя в эту силу все, что было: воспоминания о рождении звезд, о раскаленных планетах, о первых проблесках настоящей жизни, о том, как они сами обретали себя. О том, как то, что позже назовут Верхним Пределом, они строили всей семьей. Воспоминания о том, кем все они были друг другу, о том, через что всем им пришлось пройти о сих пор. Воспоминания о каждом из братьев и сестер, об их эмоциях, таких ярких, сияющих драгоценными камнями в бесконечном потоке жизни, в котором нашлось место каждому, любому. Воспоминания о земле, о людях, с их стремлением жить, с их отчаянием, умением любить и ненавидеть, о воплощениях этих чувств, о том, как они сами этому учились друг у друга... Так много. Так необычайно много они смогли обрести, отказавшись от того, кем были по началу. Неужели этого было мало? Да, мало! Сейчас как никогда он чувствовал, что этого мало, что даже сейчас его сил не хватает, чтобы вырваться из этого замкнутого круга. Надежда, Любовь, братья и сестры. О каждом. Обо всех тех, кого не было бы в мире, не будь в нем Огня. Улыбки, встречи, объятия, искренность, эмоции, и безграничное "не все равно".
Крылья едва держали, истаивая, растворяясь в этом потоке, их силу, силу полета, своего желания жить, он тоже вложил в эту нить... Свои воспоминания о каждом огненном воплощении в отдельности и вместе, о рыжей девчонке, которой показывал рассвет, об их разногласиях и поддержке друг друга, все как было, все, что помнил, от начала и до конца. До последнего взгляда.
Наитие. Впервые, быть может, он не взвешивал сейчас, что творит, не имел представления о том, что ждет впереди, а, может быть, само мироздание молчало, не в силах дать ответа. "Плевать на равновесие, плевать на законы. Знаешь почему? Потому что это чудовищно несправедливо - решать за нас за всех!"
- Я не могу повернуть время назад, я не в праве пытаться тебя заставить, но одно я могу сделать, брат мой, - зачерпнув напоследок силы и у подаренного огня. Ледяной клинок послушно лег в руку, окутанный, опутываемый сплетением сил, вспыхнул, трансформируясь, послушно ложась в руки новым, непослушным оружием, - Я не могу подарить тебе душу там, по ту сторону... - вскинуть лук, целясь сквозь вечность к самому началу, сквозь пустоту, которая была частью его самого, сквозь закон мироздания, который собирался нарушить, - Но я могу подарить тебе память, мой дар знать и видеть, и право решать самому, зная обо всем. Путь назад, если захочешь однажды вернуться.
Пальцы разжались, выпуская стрелой собранное. В свободный полет в бесконечность искривленного пространства, посланием, ищущим своего адресата, бутылкой в штормовое море. Безнадежная, безрассудная выходка, с единственным отчаянным желанием: "Найди его!"
И падение в пустоту - как в бессознательное.