Гнев всё ещё не нашёл в себе достаточно сил, чтобы избавиться от холода и льда в своём остывшем и почти мёртвом Чертоге. Эта мерзлота, напоминающая вечную, казалось, осознанно боролась за своё существование. Хуже всего то, что ощущение выстуженности пробралось даже под кожу и обосновалось там на правах постоянного обитателя. Гнев попросту не находил в себе достаточной мотивации, чтобы бороться с этим. Не то, чтобы он совсем уж сдался, но, скорее, завис в пограничном состоянии, сам ещё не до конца понимая, что представляет из себя теперь. Калеку? Жалкую и почти сломленную половину от прежнего себя? Всеобщее посмешище? Его презирают? Или, того хуже, жалеют, как вынужденно недееспособного? Что-то изменилось после его возвращения из Нижнего Предела - всё потеряло краски, и воспринимать происходящее вокруг как реальность ему тоже не удавалось. Как будто он только теперь прозрел и заметил, что находится среди картонных декораций, наспех собранных и кое-кто раскрашенных. Ему недоставало причины, чтобы избавиться от следов чужой энергии, оставшейся после давно миновавшего боя. Гнев попросту ничего не хотел и ничем не интересовался, у него даже двигаться получалось с трудом. Жизнь стала для него пресной, и он снова и снова задавался вопросом, почему позволил Джею убедить себя продолжать. Гнев даже успел пожалеть, что поддался на откровенно слабые аргументы Справедливости и согласился продолжать опостылевшее существование. Тишину, покой и пустоту Нижнего Предела он всего-навсего променял на точно такое же состояние Чертога, вот и всё.
Надежда. Глупое и наивное чувство, которое Гнев никогда прежде не понимал. Разве можно полагаться на что-то, до такой степени призрачное и непостоянное? Надежда похожа на голубые хрустальные лепестки, звенящие на ветру и разбивающиеся при падении. Они сверкают и переливаются на солнце, но, пойманные, напоминают мёртвых бабочек. Гневу накануне как раз приснилось целое бескрайнее поле, усеянное их крохотными трупиками. Сначала он даже подумал, что это красиво - пока до него не дошло, что они все до одной умерли. А светло-серое небо безразлично взирало на эту скорбную картину с высоты. Наверно, у этой грёзы был некий символический смысл, но Гнев даже не пытался её истолковать. Он лишь проснулся в слезах, задыхаясь. Раньше его ничуть не волновали эти бестолковые насекомые, удивительно, отчего он воспринял видение близко к сердцу. Наверно, потому что с недавних пор он и сам что-то вроде бабочки, насаженной на булавку. Или бабочки, у которой стёрли всю пыльцу с крыльев, и она больше не взлетит. И это даже не воспринималось им как серьёзная потеря. Какая разница?
Как бы то ни было, он явно заразился от Надежды. Чего и следовало ожидать, сейчас Гнев легко поддавался чужому влиянию. Её голос достигал его как через толщу воды - но пробивался. Никому другому этого не удалось, Гнев тонул в Нижнем Пределе без ориентиров, без сопротивления, без мыслей и воспоминаний. Место, отнимающее память.
Джей напомнил ему про Любовь. Напомнил обо всём, чем Гнев прежде дорожил. И Гнев уцепился за эти очаровательные и милые миражи, манившие его издалека и предлагавшие попробовать с начала. Звучит просто и понятно, да? На практике - состоит из боли.
Гнев пропустил момент, когда в его Чертог вошёл следующий посетитель. Вернее, посетительница. Лишь позже он услышал зов - и знакомая, нежно обожаемая им аура энергетического контура заставила опрометью броситься туда. Гнев налетел на неё рыжим вихрем - не вполне истинная форма, но и не человеческая ипостась, что-то между. Огонь, сохраняющий скорость стихии, но с очертаниями его новой внешности. Гнев полностью материализовался, лишь дотронувшись до гостьи. Этой мелочи ему хватило, чтобы через край полыхнуть счастьем. Он привлёк к себе Любовь, беспорядочно и жадно целуя её лоб и щёки, и завершая всё это тем, что приник к её губам. Так, словно восполнял за раз все годы их разлуки - даже хуже, чем разлуки, а своей почти смерти, потери себя, равнодушия ко всему. Он выбирался из этой бездны снова, разрывая связь с ней, отказывая в праве на влияние. Возрождённое страстное влечение к Любви - как освобождение. Гнев не сдерживался, как и обычно - он открылся ей весь, со своими мечтами и слабостями, тоской и радостью. Он без слов показывал ей, насколько огромное значение она имеет для него, как сильно помогает уже тем, что находится рядом. Любовь могла почувствовать биение его сердца, тоже как будто навёрстывавшего упущенное. Гнев не терзал себя неразрешимым вопросом о том, заслуживает её внимания или нет - он просто старался любыми способами выразить, что она значит для него, и как это остро ощущается после прибытие практически с того света. Гнев получил этот шанс и без малейшего стеснения использует его.
- Ты... Ты не забыла меня... Спасибо, - он посмотрел ей в глаза, опять, как и во время всех их прежних встреч, захлёстывая Любовь волнами её же энергии. - Ты не представляешь, как я по тебе соскучился, моё сокровище! Прости, что так задержался и напугал тебя.
При том, что в данный момент ничто не заставило бы его произнести признание вслух. Гнев не ожидал взаимности и вообще ничего не требовал от неё за своё постоянство и заботу. В конце концов, она научила его всему, что он знает в этой области, благодаря ей он создал так много уз с другими членами семьи. Он уже перед ней в неоплатном долгу. Кроме того, ему доставляло искреннее, яркое и глубокое удовольствие делать ей приятное, носить на руках... Кстати, Гнев буквально подхватил Любовь на руки и закружил по Чертогу. От каждого его шага, от каждого поворота лёд плавился, обнажая естественную поверхность ландшафта Чертога. Всё оттаивало, начинало дышать, шевелиться - пока едва-едва, но уже прогресс. Воздух прогрелся. Чертог воскресал из ледяной могилы, а его хозяин больше не производил впечатление бледной тени, покорно ожидающей окончательного исчезновения среди стужи этого склепа, где похоронила себя заживо. Для этого его чересчур уж распирало изнутри энергией Любви, её в Гневе было не меньше, чем его родной. Опасно? Это портит его подлинную суть? Он становится мешаниной эмоций, непонятным гибридом вместо того, кто носит имя Гнев? Плевать! Альтернатива - иссякнуть и растаять, как тает сейчас вокруг них творчество Джея, прекратить быть. Или - скатиться до опустошённого, отдаться тьме, погибнуть как личность.

[icon]http://s7.uploads.ru/t/KE9fm.jpg[/icon]

Гневу кажется, что, если Любви не станет рядом сейчас - он провалится, и будет падать, падать и падать, как Алиса в кроличью нору, но никогда не встретится с дном этой ямы, и его полёт вниз продолжится до скончания веков, а то и дольше. Он всё ещё недостаточно стабилен, чтобы остаться здесь, наверху, на свету, без чьей-то помощи со стороны. Наивно и глупо позволять себе рассчитывать на кого-то, но он нуждается в ней, нуждается во всех смыслах, и не свойственное ему обычно, слишком приземлённное и грубое желание вспыхивает в его новой оболочке со странной, непонятной ему, даже пугающей силой. Что удивительно - оно, всегда ощущавшееся как нечто постыдное, грязное, лишнее для высших существ, присущее лишь примитивным животным, ещё недавно совершенно диким и неразборчиво похотливым, теперь выглядело чуть ли не единственным проблеском тепла и жизни. Гнев через активное действие как бы подтверждал для Любви и для себя, что он действительно настоящий, что из Нижнего Предела вернулась не пустая шелуха, и что гораздо важнее - их связь не разрушена после всех чудовищных ошибок, допущенных им на двух мировых войнах, захлестнувших и раскурочивших всю планету. Гнев жаждал, как капли воды в пустыне, прощения и принятия со стороны Любви. Гнев таял в её присутствии от переизбытка обожания и очень осторожной и бережной страсти. Любовь была его личным ангелом, её нежные милые щёчки по-прежнему будили в нём тягу ласкать их, гладить и целовать, а мягкие чувственные губы - желание пить с них её дыхание и приникать к ним, как к чудотворной иконе. Впрочем, нет. Ни один из циничных инструментов Веры для ловкой и талантливой манипуляции глупыми и мнительными смертными не выдержал бы сравнения. Гнев не из числа покупающих орех за алмаз людишек, ему ни к чему вымышленные и нарисованные, как очаг на холсте, боги. У него есть настоящая богиня.
- Я... Это сложно описать, - полушёпотом почти виновато. - Я запутался. Отвык от всего, что тут, наверху... - Гнев сказал об этом так, как люди признаются в своих болезнях родственникам. - Пожалуйста... Я хочу тебя. Чтобы знать, что ты мне не мерещишься, - хриплый, неверный, чуть ли не срывающийся голос, фраза, дающаяся на пределе решимости.
Гнев, всегда берущий то, что ему нравится, буквально умоляет Любовь. Безусловно, он может сотворить с ней, что угодно, она в его Чертоге, а, значит, в его власти, но он никогда бы не подумал употребить эту возможность так.
Он хочет по взаимности. Он хочет, чтобы её так же непреодолимо влекло к нему. Он хочет, чтобы она стала ему опорой, подругой, благословенной парой, соратницей против пустоты и одиночества, боли и тоски. Он замирает от страха, что она примет его за жалкого калеку, и сам же собирается опровергнуть это, подарив ей весь пыл и жар, которые успел восстановить к минуте этой встречи. В его глазах читается весьма отчётливо, что в этот миг Любовь для него небеса и океаны, и через неё для него выражен весь мир. Его мир воскресает благодаря ей, даёт шанс не обозлиться на сам акт творения и не отвергнуть всё, что он так старался беречь и защищать, более того - самому же и растоптать это в пыль и труху, разломать и выбросить от обиды, досады, раздражения и стремления к мести.
Соприкосновение кончиками языков, а потом - погружение в головокружительный, помрачающий рассудок, но такой упоительный и восхитительный дурман, в сладость, но не такую, какую дарят, например, конфеты, а как тончайший и изысканнейший аромат, если бы запах можно было попробовать на вкус. Любовь увлекала его неизвестно куда, а Гнев был, как и всегда, рад следовать за ней, не задавая вопросов и отказываясь искать подвох. И дело даже не в том, способна она или нет его предать, бросить, ранить, заставить страдать, а в том, что он согласен принять от неё всё. Да, он загорится и рассердится, но это будет мимолётным и незначительным, никак не повлияет на то, как он ценит Любовь и дорожит ею. Он остынет и придёт мириться, как и прежде.
Она горячая, в минуту их слияния - почти такая же горячая, как он. Подхватывает и раздувает его пламя в бескрайний и всепоглощающий пожар. И в этом ревущем и рычащем зареве, в этом гигантском костре она - дома, подобно саламандре, он не опаляет её, а согревает, охраняет, ублажает. Они опустились до такого скотства - но нет, оно вовсе не так получилось. Скорее, они возвысились до двух абсолютных сущностей, не обходящихся каждая без второй. Её волосы - как солнечные лучи, её плечи - как история о верности и бессмертном союзе всех тех пар, что прошли через все отпущенные им на долю испытания, не расставаясь. Гнев перестал разделять, где - его, а где - её, это стало вдруг ни к чему, ведь они две составляющие единого целого, Инь и Ян на новый лад. Граница между его переживаниями и впечатлениями и её эмоциями, волнениями, переживаниями стёрта. Рыжий и янтарь, багрянец и медь - оттенки настроений переливаются, играют, как радужные блики, отражающиеся от хрусталя, или пёстрые мозаичные витражи. Любовь - как ветер, поднимающий ввысь и заменяющий крылья. Они плывут над временем и пространством, как по водам колдовского сна, баюкая в колыбели звёзды и планеты.
Впервые, наверно, от самого рождения Чертога Гнева густой полог пепла, накрывавший всё, что находилось внизу, будто куполом, растворился, и открылось чистое ночное небо, испещрённое миллиардами разноцветных точек, мерцающих призывно и загадочно.

[icon]http://sg.uploads.ru/t/DpSEw.jpg[/icon]

Гнев хватался за Любовь, как утопающий за спасательный круг, как малыш - за ладонь отца на тёмной вечерней улице, как как приговорённый к казни наутро - за прочитанный вслух королевским глашатаем текст всеобщей амнистии в честь свадьбы или рождения наследника. Пытался выскрести из себя крохи жизни, поневоле пил её жизнь и яркость. Хватая воздух ртом, выныривал из увлекавшего его на холодное илистое дно болота апатии, физической и душевной немощи. Он всегда так старался подарить ей чувство защищённости... И у него, наверно, получалось, она позволяла себе нахальные и бросающие вызов всему миру выходки, на какие вряд ли пошла бы, если бы не имела надёжное прикрытие в его лице за спиной. Гневу нравилось подбивать Любовь на авантюры и увлекать невесть куда парой небрежно брошенных слов. Порой они даже понимали друг друга с полувзгляда и полужеста. И теперь ему было горько и противно показывать ей свою липкую склизкую хворь, шевелившую у него щупальцами под сердцем, будто спрут, словно он стал инвалидом, причём из самых жалких, тех, кто напрашиваются на сострадание, подсаживаются на него, как на иглу. Слабость и беспомощность не возбуждают, а он не хотел, чтобы она оставалась рядом из снисхождения или какого-нибудь там долга. Это отравило бы всё, что между ними уже было, пока ещё есть прямо сейчас и могло бы быть в будущем. А ему нравилось наслаждаться прикосновениями к её коже, которую не сравнил бы ни с шёлком, ни с бархатом, потому что не хотел им льстить - пусть это делают мелочные кропатели рифмованных строчек, недостойные называться поэтами, так как давно разменяли свой талант за медные гроши. Он хотел, чтобы созвездие Девы, которое искренне ассоциировал именно с Любовью, никогда не померкло. Впрочем, одной лишь Девой его восприятие не ограничивалось, она для него и "убить луну соседством" могла, в отличие от несчастной четырнадцатилетней девочки из пьесы Шекспира. Любовь бессовестно хороша, и чудо, что золото, хрусталь и жемчуг, а также все цветущие растения и все чудеса природы не ревнуют к ней.
После того, как он поднялся из бездны на случайном порыве спонтанной злости, всё виделось ему только серым, отличаясь разве что "чуть светлее здесь, чуть темнее там". Зато теперь вся палитра хлынула ему в голову селевой волной, и сознание почти захлебнулось, но справилось, несколько секунд балансировало на самом краешке грани, из-за которой возврата уже не произошло бы - и устояло, выдержало. Растрепавшиеся было нити рассудка и личности вновь переплелись, вспыхнули узором не хуже прежнего. И, когда феерия красок и света их перемешанных в сплошную какофонию энергий завершилась, Гнев протяжно рвано выдохнул, и прошептал еле разборчиво:
- Я люблю тебя, и это не имеет никакого отношения ни к твоей красоте, ни к способностям воплощения. Я люблю тебя, потому что ты делаешь меня - мной. Мою личность из стихийного бедствия - лучше.
Гнев говорил это, глядя на Любовь как на свою икону, залитую ослепительным светом, подобным ангельскому, но даже лучезарнее, чище, благороднее. Он любил её взбалмошной, эгоистичной, капризной, сердитой, расстроенной, спящей и бодрствующей. Какой угодно. Она всё равно его девочка, его феея-хранительница, его янтарная капелька. Обещание чего-то хорошего, шанс измениться, исправить ошибки. Тех, кто погиб, уже не вернуть, и братские могилы в земле останутся обвиняющими самим своим красноречивым, оглушительным, сочащимся болью и ядовитыми упрёками молчанием. Но... Тем, кто уцелел, выжил, выбрался, ещё можно помочь. Утешить, вылечить, дать ориентир. Если, конечно, они не прогонят его с проклятиями и попытками разорвать на мелкие клочки.
- Мне было холодно и очень страшно там, внизу. А потом стало никак. Спасибо, что помогла мне вспомнить, что такое тело и зачем оно нужно.
Гнев не умел таким делиться. Считал, что лишь нагружает всех информацией, которая им ни к чему, и очень не хотел надоедать и навязываться. Он старался держаться, не показывать Надежде, насколько ему в действительности плохо, и как его безжалостно скручивает, будто он клок ткани, которую отжимают при стирке. После возрождения из Нижнего Предела он стал задыхаться каждый день и час от переизбытка и качества своей  энергии в мире. По здравом размышлении он даже понимал, почему столь многие люди чураются его эмоции и стремятся избегать её - она губит их, выжигает нутро, выворачивает наизнанку, Гнев и сам ощущал, как изменились её вкус и оттенок. Он проливал за них кровь, свою и чужую, но теперь мир разлагался, и это, кажется, не остановить. Злые и жестокие люди травят друг друга за такую ерунду, как внешность, вероисповедание и ориентация, вкусы, хобби, предпочтения в еде и одежде - немыслимо, дико, но факт. Их буквально рвёт от жажды унизить и оскорбить ближнего. Гневу не нравилось иметь к этому отношение, но он не мог перестать замечать грязные пятна, расползавшихся по планете - они взывали к нему и подпитывались от него. Он чуть не плакал от того, во что социум превращается под его влиянием, как они извратили самую его суть благородной защиты угнетённых, порабощённых, поставленных на колени, и возмущения при виде несправедливости, обмана, лукавства, предательства. Любовь же напоминала ему, что он не клыкастый монстр, разрывающий глотки и охотящийся на невинных - или, во всяком случае, не только этот монстр.

[icon]http://s9.uploads.ru/t/DzB5A.jpg[/icon]

Любовь в Ледяном Чертоге Справедливости - это что-то новенькое и за гранью разумения. Как пингвин в тропиках или карась на осине. Представив себе, какую рожу, должно быть, скорчил в тот момент на всю голову отмороженный мудак Джей, Гнев прыснул. Наверняка завис, пытаясь понять, что эта женщина делает в его доме. Да уж, представить два более далёких воплощения... Иногда казалось даже, что именно Джей её противоположность, а вовсе не Ненависть. Если за столько тысячелетий Гнев не смог отогреть Справедливость, то, видимо, одушевлённому и ходячему куску айсберга и правда не дано постичь суть этой восхитительной эмоции. И правда будто калека, даже жаль его. Приложение к своему мечу... Джей ни разу не поцеловала его сама. Ни разу. О чём тут говорить, если до неё и настолько простое действие не доходит.
- Он приходил сюда, сразу после того, как я вернулся, - с ухмылкой сообщил Гнев, на самом деле так до сих пор и не определив, как относиться к тому визиту Судьи, и что это вообще значило. - Жаль, что он не способен любить. Я... Он раньше мне нравился. Точнее, тогда ещё была она. Но я уже понял, что не дождусь от него ничего...
Гнев опустил глаза и тяжело вздохнул. Горечь обиды легла ему на сердце свернувшейся в тугие кольца змеёй. Он не понимал, за что и почему Джей с ним так. Не понимал, чего ради палач пришёл после того, как сам же отправил свою жертву в Нижний Предел, чтобы сказать много красивых и бесполезных слов. Сам же, чёрт возьми, убил и сам сожалеет! Для Гнева это выглядело как противоречие и в голове не укладывалось. Джей правда полагает, что достаточно встать на колени и принести извинения, чтобы Гнев относился к нему как ни в чём не бывало?! Он идиот или просто видит всё со своего персонального ракурса? Наверно, там, с точки зрения Джея, всё элементарно, раз Гнев относительно цел, жив и вернулся, то всё в порядке. Тот, у кого плохо с эмоциями и взаимоотношениями с окружающими, вряд ли догадывается, каково это - лишиться их и почти забыть себя. Гнев вспомнил, какой пустой, похожей на лишь смутный силуэт девушки, выглядела Джей в самом начале. Ему бы следовало сделать выводы ещё тогда. Но он витал среди розовых грёз и давал ей шансы, верил, что она замечательная, светлая и чистая.
- Любовь, сестра моя, скажи мне... Это вообще нормально, что я могу любить нескольких и не собираюсь из них выбирать? Люди... И даже некоторые из нашей семьи... Считают, что это аморально и фальшиво. Но я так чувствую! Я чувствую, что это единственно верное решение! Я не могу обрезать своё восприятие и думать иначе!
Именно в данной области Гнев смотрел на неё как на всеведающую наставницу, которая может поделиться с ним великой истиной бытия. Каждый разбирается в своей сфере, она - в этой. Здесь её никому не обскакать. И у Гнева назрело и наболело не на шутку. До него не доходили страсти, драмы и трагедии, основанные на единоличном собственничестве над чьим-то будущим, над телом и душой. Речь о тех, кто добровольно определяет для себя, что приемлет именно так, и не хочет распыляться, не заходит, их выбор Гнев уважал. Он лишь сердился в тех случаях, когда того же априори ожидали от всех, клеймя позором и обвиняя в непостоянстве, разврате, обмане и прочем в том же духе при любых отклонениях. Он давно уже хотел спросить Любовь, которую уважал как эксперта, об этом, но лишь сегодня подвернулся случай, что кажется ему достаточно удобным. Возможно, это эффект только что произошедшего слияния с именно этим воплощением, а, может, причина в том, что он всерьёз нуждался в той, для кого чем больше любви - тем лучше. Хоть бы сестра поняла его правильно! Гнев любил без ограничений, не убивая в себе одно в угоду другому. Среди любви к разным индивидам невозможно решить, что важнее! Они весят совершенно одинаково, и, вместе с тем, абсолютно неравнозначны, поэтому очень глупо думать, что одно влечение вытесняет другое или что-то лучше и качественнее чего-то, даже если с одним ты проводишь жаркие ночи, а второго в то же время не смеешь даже лишний раз поцеловать. Просто с каждым развивается не в одном и том же темпе, и приемлемо для разных созданий не одно и то же. То, чего одни ждут как манну небесную, другие вполне могут расценить как личное оскорбление.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/gQNv0.jpg[/icon]