[icon]http://sh.uploads.ru/EjlV9.jpg[/icon]Отчего-то сложилось так, что Лицемерие уважал либо силу, признавая за нею право - ведь именно такой он, простейший закон мироздания, в котором или ты, или тебя, либо, как это ни парадоксально, честность перед самим собой.
Он мог уважать отдельных людей, если те не носили розовые линзы, которые, порой, не вырвать даже с глазами - а он пытался, не сомневайтесь, - и могли смело смотреть в лицо самим себе. Но так мало видел этого в смертных, перемешанных в своих чувствах, порой даже осознавать их не умеющих, что тут говорить о честности. И потому был, всё же, на стороне сородичей, ведь те были более однозначны.
Не все.
И не сейчас.
Больше нет.
Недавняя встреча с Гневом показала это слишком наглядно. От людей он просто ничего не ждал, относясь к ним как к говорящим куколкам, маленьким заводным обезьянкам с тарелками, и как к пропитанию. А вот от воплощений, несмотря на всю их частую идеалистичность и всё тоже неумение признать, что они так же замараны, как любой самый жалкий из рода людского, всё же, ждал большего.
Тоже не ото всех. И ото всех разного.
Ему легче было воспринимать мир, в котором те, с кем он одного вида, были собой. И вся бравада, пакости, хамство - чистой воды ребячество и игра.
А Гнев сдался, остался где-то в своём нытье, и этого Лицемерие не мог ему простить, хоть и отлично осознавал, насколько Бешеный в его прощении или одобрении не нуждается. Но он мог говорить и говорил.
Не мог простить жалости и сочувствия к себе – нечему тут сочувствовать, у него, как раз, всё отлично, и единственное что бесит и выбивает из равновесия - никому не нужное участие.

Выйдя из бара, Наг пошёл куда-то не разбирая дороги, заткнув руки в карманы принтовой куртки. По сути - убегал. Не хотел обдумывать всё сказанное. Не хотел знать, что и самые сильные из них могут вот так легко захиреть, как это случилось с Гневом, переставшим гореть. Потому убегал от себя и своих мыслей, быстро затесавшись в компанию полугопнического вида. Поначалу придурки попытались ограбить на вид богатенького подростка, непонятно каким чудом шатающегося по этим кварталам. Что ж - общий язык с ними Уолтер нашёл довольно быстро, вытянув наружу их мыслишки и дела, и даже, о боги, найдя в одном из них светлую любовь к маленькой дочке, из-за которой он вынужден быть жестоким мудилой, ведь не умеет больше ничего. Смеха ради посочувствовал ему, и отправился с этой же компанией грабить пешек наркосети, толкающих тут товар, без особых проблем обеспечив им хорошую прибыль и банально обдолбавшись.

Очнулся Наг, как это ни удивительно, уже привязанным ремнями к койке в палате.
- Проснулись, молодой человек?! Рад. Честно говоря, я был почти уверен, что мы вас не откачаем.

Фрей с нескрываемым удивлением поворачивает голову на голос, щуря глаза от слепящего белого света, и натыкается взглядом на мужчину средних лет, белом халате и с блокнотом. Перед глазами на мгновения он расходится надвое. Физического себя, и смесь энергий, с преобладающими милосердием и мудростью.

- Пить. - Трагично шепчет парнишка, потихоньку осознавая ситуацию.
Мужчина кивает и наливает прозрачной жидкости из графина, помогает Уолтеру, старательно изображающему слабость, выпить воду.
- Почему я привязан? Где я? Ничего не помню. - Всё ещё шепчет, понимая, что тут, в принципе, не так уж и плохо. Да, доза химической дури, всё то, что он тогда намешал, нещадно впихивая в слабую человеческую оболочку, а потом загоняя из шприца в истинную форму, чтоб потом снова вернуться к человеку - и правда была великовата. Но зато позволила быстро забыть про инцидент с братом и просто веселиться, поддерживая себя в состоянии, из которого ещё нельзя умереть, но регенерировать, выводя всю дрянь из тела, быстро уже не получится.

- Вы в больнице учредительного фонда Августа Хоука, Уолтер. Да, мы, естественно, подали запрос и узнали кто вы, а так же, поставили в известность ваших опекунов, что вы живы. Странно, что вас занесло так далеко от дома без сопровождения.
- С ним. Мой агент должен быть в гостинице. - Лицемерие перебивает доктора, выдумывая на ходу. - Если позволите - я свяжусь с ним. Но вы не сказали главного.
- Вы были в состоянии сильного наркотического опьянения. Бредили, смеялись до истерики, кричали, что вы могущественная сила и можете убить всех, если захотите, называли себя воплощённой эмоцией. Поранили двоих санитаров какими-то ножами, а потом уселись в кресло-каталку, объявили что вы теперь тут будете жить, и уснули. Чтоб вы не повредили себе или кому-то ещё, мы вас привязали. Если никаких проявлений наркотика больше не будет - вас отвяжут в течение нескольких часов, пока же вам поставят капельницу.

Оставалось только изображать удивление, но Уолтеру было откровенно лень. Он просто вздохнул, уставившись в потолок. При желании, снять ремешки он мог и сам, вот только желания такого не испытывал. Не хотел пока возвращаться домой или в Чертог. Не хотел встречать другие воплощения, даже тех, к кому относился положительно, пусть и оставаясь всегда за себя. Может быть, разговор с Сомнением пошёл бы на пользу, но Наг не хотел. В сущности, больничная кровать была мягкой, человек-доктор имел довольно приятный голос и развлекал сказочками о собственных подвигах. Почему бы и не остаться здесь.

- Все юридические вопросы решит мой агент. Когда меня отпустят?
- Не сегодня, Уолтер. Вам ещё предстоит пройти обследование у психиатра и сдать все анализы. В вашей крови обнаружили ядрёную смесь веществ. Странно, что вы её пережили, кроме того - вы становитесь агрессивным, потому суд будет решать, нужно вас лечить от зависимости или поместить в тюрьму. Пока что вы побудете тут.

Наг снова кивает, не споря. Нужно будет придумать, где достать агента, но это как раз не сложно. Он закрывает глаза, и больше не реагирует, притворившись спящим, пока доктор не выходит. А потом и правда засыпает, чувствуя себя на удивление уставшим - похоже, пока бредил, вместо подпитки только растратился зазря.

***

Выспаться ему не дали. Сон накатывал рывками, вываливал воспоминания о минувших днях:
то он смеется размахивая фиолетового стекла, для любого чующего энергию, отсвечивающими фиолетовой аурой ножами, метая их в банки, стоящие на голове и плечах какого-то человека, замершего от страха - конечно же, не промахивается, не ранит, только забавляется его испуганным видом;
то двигается в такт рваной музыке, забравшись на барную стойку, окруженный такими же пьяными дегенератами, стягивает пуловер, потом джинсы - танцует под улюлюканье и подбадривающие крики;
то сидит на полу, уже в чужих шмотках, выменянных на какую-то безделицу, кажется, даже случайный артефакт - так вот еще почему такая усталость навалилась - и тупит в стену;
то обличает санитаров во всех смертных грехах, видя в них лица родственничков, пока вместе с усталостью не приходит и лень - со всеми можно разобраться и позже. Потом чуть не кричит от внезапного приступа почти панического страха, незаметно откликнувшегося на чужое воздействие, вложенное в тонкую руку медсестры. Лицемерие забился в ремнях, просыпаясь судорожно, словно бы выныривая из холодной воды, уже успев захлебнуться.

Не сразу понимает, что успокаивающий голос и нежные руки принадлежат всего лишь девушке, а когда в голове немного проясняется, смотрит безумным взглядом, пытаясь отдышаться.
Неужели разговор с братом стал таким сильным потрясением, что у Лицемерия зашалили нервишки? Бред какой-то, но под дозой ему было гораздо приятней, а валить из больнички все ещё не хочется - не дает странная тяжесть, больше похожая на оцепенение. Тот вид страха, когда ты обессилен, скован и можешь лишь ждать, когда тебя сожрут. Было бы кому!

Короткая иллюзия - текст в амбулаторной карточке - и девушка, хлопнув себя по лбу ладошкой, уносится куда-то, чтоб вернуться уже с другой жидкостью для капельницы. Морфий, в который она щедрой рукой отсыпала мескалина¹ из собственных запасов, создав смесь не хуже той, что вкалывал в себя сам Наг. Адаптол², вколотый ранее, ещё до того как Уолтер проснулся в первый раз, и ещё не успевший вымыться из крови, тоже добавлял эффекта.

Жаль только легче от них не стало, как на это надеялся Воплощённый. Вместе с расслабляющими мысли волнами, наплывающими чёрно-багряными бабочками с потолка, накатывал и страх, лишь усиливаясь, стоило человеческой девчонке уйти, превращаясь почти что в ужас, лишающий сил сопротивляться жалким узелкам.

***
От дальней стены отделилась тень, реальными шорохами и реальными чувствами подсказывая – оно настоящее. Не просто бред, вызванный галлюциногеном и обезболивающим, от которых тело и мозг становятся непослушными и мягкими как вата, а что-то реальное и опасное.
- Боишься. Чувствую, что боишься, и правильно делаешь. Потому что ты добегался, мой сладкий. – Голос тягучий, издевательский, до боли знакомый и отвратительный. Он принадлежал бы самому Уолтеру, перейди он в свою истинную форму, а облик представлял её гипертрофированное отражение, окутанное аурой искренности. Обнажённый перед миром близнец, которого никогда не существовало, живущий где-то внутри Лицемерия, пришел, чтоб забрать его. Тело – почти вязкая субстанция, разрастающаяся и липнущая к стенам и полу, занимая собою всё больше места, к торсу переходя в более оформленную фигуру зверя. Ссутуленная, костистая спина, кожа обтягивает каждое ребро и позвонок. Тонкая шея, выпирающие ключицы. Руки венчают острые, поблёскивающие обсидианом когти. Пасть украшают клыки, а само лицо – смесь насекомого и человека, - с почти ласковой улыбочкой уставилось на связанное Воплощение, не мигающее, глядящее в ответ.
- Ты хотел забыться? Ну, так я тебе помогу. Ты же любишь боль, почти весь состоишь из неё и лжи. Мы сможем вместе ощущать её. Целую-целую-целую вечность.

Оно приближается всё ближе, склоняясь над мальчишеской оболочкой Лицемерия, тянет руку и погружает острые клыки в висок, касаясь самой энергии, словно бы физической оболочки и не существует.
Морфий не помогает. Оцепенение сходное с сонным параличом, когда ты видишь кошмар, но хочешь бежать или кричать, а вместо этого не способен пошевелить даже пальцем, не желает спадать. Полное бессилие. Убежать не получится. С прикосновением голову прорезает острая боль, от которой перед глазами вспыхивают цветные пятна и Лицемерие наконец-то может закричать и он кричит, испытывая нотку облегчения хотя бы от этого. Чувствует как боль нарастает, но сознание не желает меркнуть, а силы и без того растраченная энергия становятся ещё меньшими, словно бы оно забирало её, как через смешную иголку, торчащую из вены. 

1. синтетический наркотик, галлюциноген
2. транквилизатор, успокоительное

[icon]http://sh.uploads.ru/EjlV9.jpg[/icon]Боль, замешанная на ужасе, обрывается так же внезапно, как и началась. Она немного отрезвила, выдёргивая из оцепенения, на волнах которого блаженно раскачивался Наг, погружённый в свои мысли и щекочущее едва уловимое чувство под лопатками, пока Кошмар не явился.
О том, что это, он знал, хотя осознал и не сразу, да и вообще плевать хотел с высокой колокольни, какая такая дрянь нарушает блаженный покой. И ещё хуже знакомый голос, который Лицемерие слышал совсем недавно, в каком-то паршивом барчике в трущобах и не желал слышать ещё долго. Гнев. Пародия на Воплощение, не растерявшая разве что самомнение. Явился и действует на нервы, как будто бы ничто в мире не может проходить без его бесценного вмешательства.

- Иди нахер, придурок. - Очень вяло отзывается Уолтер, не потрудившись даже голову поднять. Он чувствовал себя устало, ведь Кошмар действительно пожрал часть его энергии, бонусом к боли и галлюцинированной экскурсии через картины прошлого, от которых иногда потряхивало возмущением и страхом даже сейчас. Усталость отлично сочеталась с эффектом от лекарств, и как только выродок братца, которого, Наг, к слову, вполне себе мог выносить и которому даже симпатизировал, отвлёкся на Бешеного - просто прикрыл глаза, сквозь сомкнутые веки наблюдая за колебаниями их Энергий, по цветовым пятнам и ощущению определяя происходящее.
- Я тебя сюда не звал. Но если так хочешь - забирай тварь и проваливай.

Вот ещё. Слушать его команды. Пфе!
Если бы хотел, Лицемерие действительно мог бы освободиться, но он не хотел. Даже страх, фоном звенящий в сознании, как побочное действие от нахождения порождения энергии рядом, не послужил достаточной мотивацией. И уж точно не тогда, когда явилась незваная подмога.

Тем временем Кошмар менял свою форму, обретая уже совсем другие оттенки. Он оставался собой и был кем-то другим одновременно.
Когда такое применяют против тебя - нет времени рассмотреть, зато, если не собираешься никак помогать - почему бы не рассмотреть получше. Вполглаза. Лениво.

- Справедливость... Гнев, мне кажется, или у нас новая традиция - я узнаю твои душевные откровения. Какой этап следующий - трагическая смерть на руках или речь над бездыханным телом кого-то из твоих обезьянок? - Хамство, вообще-то, тоже отличный способ бороться с холодящим внутренности страхом. Интересно, эта копия Справедливости может реально стереть Гнев? Было бы неплохо, по крайней мере, сейчас Лицемерие искренне так считал. Хоть бери и помогай монстру в его не лёгком деле, а, заодно, и рискуя собственной аморфной, накачанной седативными шкуркой. Главное чтоб не их обоих, умирать мелкий не хотел. Уж точно не сейчас, и если станет совсем жарко – сбежит, не заботясь о помощи братцу.

- Так и знал, что никакие монстры не могут быть страшнее нас самих. - Лицемерие бормочет, подразумевая Воплощения в целом, пока в его палате разворачивается противостояние. Странное состояние. С одной стороны, ты ощущаешь почти полное безразличие ко всем, включая свою судьбу, а с другой, будто бы внезапно стал совсем слабым, только родившимся, беззащитным, и боишься всего нового, причиняющего боль режущей глаза красивой в своём уродстве правдой.

- Кааакооой же ты слабак! Так и думал, что ты больше ни  на что не годен. А ещё звал себя защитником.  - Вынырнув из апатического безразличия на секунду, Лицемерие кричит, обращаясь к Гневу, и вызывает дождь из ядовитых игл, над головами обоих сражающихся, не заботясь, чтоб прицелиться. Он просто хочет, чтоб его оставили в покое. Оставили в одиночестве.

Отредактировано Hypocrisy (2019-05-26 23:00:36)

- Не смей называться моим союзником! - На эти слова Уолтер реагирует куда больше чем на разыгравшееся пламя. Все они, так называемые добродеятельные сущности, мнящие что кто-то нуждается в их принятии, снисхождении и наставлениях, одинаково раздражающие своей навязчивостью и манерой причинять добро окружающим. И среди них Гнев - в первых рядах, самопровозглашенный защитник, на деле просто лезущий куда не просили со своими возмездием и всепрощением. Тошно смотреть. Особенно сейчас, когда он превратился в коврик для вытирания ног.

Наг не считал себя мерзавцем. Лишь презирал в других то, из чего состоял сам, но, тем не менее, контактировал с людьми гораздо больше огненного святоши, еще недавно заливавшего что-то на тему людишек, а сейчас не только засветившись в частной клинике, напичканной камерами, во всей красе, но и рискуя угробить не только Лицемерие и Кошмар. Сам, или при помощи взбесившейся псевдо-Справедливости. Черт, да Уолтер даже на работу официальную среди людей ходит, живет среди них , потому знает о чем говорит, ни во что не ставя человечество. Но он же его и принимает. Именно таким, с их пороками и гадостью, лишь не закрывая глаза на неприятную правду.

На последствия Фрею плевать - это проблемы Гнева, но не акцентировать внимание он не может.
- Мудила, как ты меня достал за всего только две встречи. Как, интересно, тебя терпят другие, кому ты мозолишь глаза постоянно. - Наг шипит сквозь зубы, освобождаясь от ремешков, пьяным, скользящим взглядом глядя на Бешеного.  Огонь уже начал обжигать кожу, больничная одежда телела на теле подростка, уродуя его. Кошмар отступает перед натиском стихии, а Лицемерие, наконец-то, видит в ничтожестве брата, каковым ему и полагается быть. Только остановиться он уже не может, идя прямо в пламя, едва сдерживаясь чтоб шипеть слова, а не кричать от боли и жара.

- Думаешь, ты помогаешь? Нет! Ты только разгребаешь собственное дерьмо. Все твои усилия - попытки исправить то, что сделал сам. Появляешься где-то и приносишь проблемы.
Ты, похоже, гордишься, что можешь их потом выжечь. - Огнем вспыхивают волосы и ресницы Лицемерия, говорить становится все труднее. Приход наркотического дурмана путает мысли и обостряет ощущения, принося странное чувство мрачного удовлетворения и правильности ситуации. Именно таким должен быть Гнев. Решительным, беспощадным, не заботящимся о сопутствующих жертвах. Способный сразиться с порождением Страха, милостью его лишь слабости, ли-це-ме-ри-я, самообмана относительно собственного отношения к так называемой семье. По крайней мере сейчас Уолтер трактовал все именно так, полагаясь не на чувства, способные опровергнуть или подтвердить восприятие, а на простую и понятную вязкую кашу в мыслях, требующую именно сейчас дать волю поганому характеру.
- Даже в том, кто действительно имеет право судить сомневаешься, иначе жалкий морок не. стал. бы. таким.  - Последние слова Уолтер говорит через силу, запинаясь. Падает на колени, смотря, впрочем, не на Гнев, и даже не на остатки догорающего Кошмара. Безумный взгляд, сопровождаемый маньячной улыбкой направлен к дверям, где застыла девушка в белом халате, любезно снабдившая Уолтера наркотиком. Он мог бы это исправить, внушить ей картинку тихой темной палаты, где не происходит ничего сверхъестественного. Вместо этого кричит, полностью вспыхнув,  и теряет сознание.