Врата не открываются в Нижний Предел. Так не бывает, потому что невозможно никогда и ни за что, ведь это вовсе не место, а психическая форма, самоидентификация и переживания воплощения, фактически один из способов медленного самоубийства, не для слабонервных ведь капля за каплей растворяться живьём, чувствуя и воспринимая всё до последнего мгновения, даже если перестав понимать, что именно и почему происходит. Но для Гнева Врата стали лишь видимой и осязаемой возможностью попрощаться с миром и с Джеем. Его даже не хватало на то, чтобы прилично расстаться со всеми остальными. Думать о других вообще было тяжело. Никакой он не защитник, раз едва справился с тем, чтобы спасти даже самого себя. И его нельзя любить, нереально, в голове не укладывалось. Соскользнуть обратно в чёрный провал, в ничто хуже, чем вакуум, потому что даже вакуум не настолько пуст и выстужен, даже там, в отличие от этой дыры, зарождается и теплится жизнь, было так легко и ощущалось таким правильным... Гнев держался наверху, что называется, на птичьих правах, столкнуть его обратно могло и гораздо меньшее, чем этот инцидент. Он мог упасть даже просто так, прекратив держаться, просто дав бессмысленности и равнодушию доесть его остатки. Казалось, ничто в мире больше не нуждается в нём, и словами сквозь это ощущение было уже никак не пробиться. Он топил свои исковерканные тело и душу во мраке с такой остервенелой старательностью, словно они были худшими из его врагов. С брезгливым пренебрежением и глухим омерзением погружать их всё глубже и глубже, свирепо, с последним, ужасным, беспросветным упоением стирать себя из бытия. Огонь уходил, позволяя отрывать, замораживать куски себя. Огонь переходил в серое и вообще бесцветное, искры пламени сыпались позади, оставляя за ним широкий след, и гасли, а новых сил не прибавлялось, и пламя стремительно уменьшалось. Личность в нём уже не подавала признаков жизни, огонь опускался всё ниже и ниже так, словно это труп стихии. У огня не осталось губ, волос, рук, ног - ничего от телесной оболочки. Лишь обнажённая, уже не горячая, а лишь немногим теплее нуля по Цельсию, суть, которая продолжала остывать. Воспоминания тоже отказали, он возвратился к тому положению, когда, плавая здесь, не мог ответить даже, как его зовут. Да и зачем ему имя? Интуитивно у огня оно тоже ассоциировалось с болью и позором, от которых он и был так уверен, что земле не пристало терпеть его и дальше. Он не мог смириться с собой и простить себя. И лютой, полновесной, камнем на шее висящей ненависти к себе и перед той казню от Джея, когда он впервые попал сюда, и после возвращения ему более чем хватало и без воздействия извне. Он же не избавился от вины за всё то, что вытворял, за смерть Джей, когда он сам не пришёл, покинув девочку одну ещё неизвестно в каком состоянии, что она позволила чему-то на этой проклятой планете погубить её. Это ещё не утекло из него и теперь травило огонь изнутри, Джей выражала в данную минуту для него собой все ужасы и зверства войны, всех тех, кого она перемолола своими стальными жерновами, запахом гари и пороха, крови и чужого, уже вовсе не им выпущенного на свободу, как джинн из лампы, пламени. Джей... Обожание и нежность к ней тоже убивали его - осознаванием, что он подвёл её, и, прежде чем разевать пасть и лаять, будто бешеная психованная псина, на её следующую инкарнацию, ему стоило бы припомнить об этом и подавиться ругательствами и оскорблениями. Джей зря не перерезал ему горло сразу, едва он вернулся. Такой плесени, мусору, дерьму, как он, нельзя дышать, видеть небо и солнце, верить в лучшее. Он убийца, трус, подлец, уничтожить, уничтожить, растоптать, вгоняя себя глубже и глубже в это царство молчания и забвения. Наказание. Кара. Казнь. Повторить и больше не давать себе даже взгляда на секунду поднять отсюда вверх! Огонь попытался вдохнуть, судорожно и нервозно дёрнулся, и пустота начала проникать в самое его нутро, в те уголки, что остались нетронутыми даже во время его первого "визита" сюда. Огонь поперхнулся, содрогнулся, сжался в комочек - уже не рыжий, а какой-то блёклый и невнятный.

[icon]http://sd.uploads.ru/t/PmsxZ.jpg[/icon]

У огня нет сердца, ему не нужно перекачивать кровь, но что-то внутри крохотного сгустка пламени, похожего на ещё отливающий красным по бокам, но чернеющий на глазах уголёк, толкается пульсом в ладони Джея. Тук-тук, Тук-тук, Тук-тук... Огонёк уже не помнит, кто он такой, и едва ли воспринимает слова и образы из другой, вымышленной жизни, они ему ни о чём не говорят, он не узнаёт в них себя. Он сжимается всё плотнее и плотнее, пытается стать ещё меньше, незаметнее, незначительнее - зачем ты будишь и зовёшь, если я хочу уйти, я выбрал? Тук-тук, тук-тук, тук-тук... Он даже не понимает, кто именно зовёт его, что нужно тому, кто держит его в ладонях и пытается обогреть, дать сил, раздуть снова до пляшущего жизнерадостного зарева. Нижний Предел шепчет гораздо тише, но его доводы пока звучат весомее - дальше ничего нет, у этого бесконечного провала нет границ и нет выхода. Ни к чему пытаться покинуть его гостеприимные недра. Ничего, огню уже нечем бороться, и его защитник тоже скоро сдастся. Нижний Предел, спящий в своём безвременье, терпелив, всё рано или поздно приходит сюда. Весь мир однажды канет в небытие, и это будет его праздник, который он отметит по-своему. Тьма и стужа по-хозяйски ласкают щёки палача, касаются пушистых перьев, беззастенчиво перебирая их, мол, гляньте, какую красоту отрастил мой малыш и каким большим стал, что теперь огрызается на родителя. Да зачем же ты суетишься и дёргаешься, всё нормально, твоему сокровищу и тут будет уютно. Ему не причинят боли, и проливать слёзы тоже больше не придётся... Тело палача, созданное здесь, неужели кто-то всерьёз решил, что пустота не подберётся к тому, что сама однажды породила? Тем более, что этот глупец сам отдаёт так необходимые ему крупицы того, что принадлежит не ей, а, значит, защищает его покуда. Отдаёт почти трупу, сдавшемуся и лишь на волосок отстоящему от окончательного превращения в бездыханный чёрный камушек, который, в свою очередь, тоже станет ею. Никуда они не денутся, конечно же, некуда тут бежать, но посмотрим, палач, на сколько тебя хватит. Раз ты встаёшь между мной и моей едой - с тобой первым и нужно расправиться. Вместо огонька, больше ни на что не годного, не опасного для неё, мрак и стужа вгрызаются в палача с его смешными идеалами, такими мелкими в сравнении с ними. Вырвать, вырвать, отнять эти блестящие, цветные, раздражающие капли цвета и веры из его души! Запустить холодные и безразличные к чужим страданиям и к тому, что о них думают, не-пальцы в волосы этого безмозглого упрямца, сжать их так, чтобы он закричал, дёрнулся, тщетно пытаясь высвободиться - знай своё место, инструмент, взбунтовавшаяся против законного обладателя вещь, функция, разящий клинок, который вообще не должен был получить разум и научиться чувствовать! Приникает к его губам гротескной пародией на поцелуй, запечатывая их, наказывая за то, что они говорили - им было нельзя, он, палач, для разговоров не предназначался. Сквозь все преграды и трепыхания запустить себя в его грудь, вымораживая там всё, точнее, возвращая к первородному состоянию, когда ему полагалось только убивать, выискивая там самое живое, чтобы раздавить и стереть это в порошок. Разожми руки, отпусти твоё никчемное якобы сокровище, настолько жалкое и дешёвое, что само захотело умереть и вручило себя ей - и сможешь вернуться обратно наверх, на эту свою нелепую маленькую планетку до поры, до времени, пока я не доползу и до неё... Или можешь сам остаться здесь. Вернись ко мне, палач, и я выпущу твою ненаглядную Искру. Как тебе такая сделка? Ты знаешь, я не лгу, у меня нет этой способности. Соглашайся. Выбирай, кто из вас останется жить. Я сегодня щедрая - я, пустота, твоя мать. Выбирай, дорогой, выбирай - вместе вам не выбраться, а знаешь, что будет, если вы оба проиграете? Ты снова станешь моим покорным слугой, моим прекрасным уничтожителем Вселенной, и уже не останется никого, способного сразить тебя, всех остальных, кто встанет на твоём пути, ты сметёшь.

***

Что происходит? Почему ощущение, что рядом повисло на волоске нечто невероятно огромное, и вот-вот нечто очень важное исчезнет навсегда? Как это объяснить? Огонёк встрепенулся, прильнул плотнее к источнику энергии, благодаря которому он ещё подпитывался и мог существовать. Как будто червь, точащий изнутри румяное яблоко - в ярком и серебряном что-то копошилось, какой-то паразит. Откуда впечатление, что это плохо и неправильно? Огонёк замер, наблюдая, заставляя себя думать.
Они были знакомы прежде? Чернота и тишина, вы не убедите его, что никакого "прежде" нет!
И огонёк услышал вкрадчивый шёпот и шелест. Не слухом - недоступным людям и потому не имеющим названия чутьём. Тьма предлагала жертву, и отчего-то делать этот выбор представлялось настоящей катастрофой. Нет, палачу не нужно, они обойдутся и без этого! Кстати, почему?
- Он тебе не палач. Его зовут Джей, - огрызнулся огонёк.
Его прямо-таки зло брало. Пробирало насквозь. Аж трясло. Он чувствовал, что тьма собирается вырвать с корнем эти чудесные белоснежные крылья, погасить навек серебристый блеск. Палачу такие атрибуты света ни к чему. Даже если палач останется - Джей умрёт, и произойдёт это очень скоро.
- Да как ты смеешь...
Джей кретин. Сунулся в такую гибкую для него дыру. Его надо выручать. Для начала дать укорот безупречному нулю, куда лишь по насмешке судьбы можно вот так взять и попасть. Ничего, огонь ведь уже однажды перетряхнул до основания небытие, чтобы дать толчок развитию Вселенной.
- Ты, кажется, забываешься. Он, может быть, и слабее тебя. Но я-то сильнее. Ты ведь поэтому так хочешь от меня избавиться, не правда ли?
Голос гораздо громче и мощнее, чем полумёртвое пламя в руках Джея. И голос этот звучит в точности так же, как говорило то гигантское пылающее создание, что когда-то привело Джей в Верхний Предел.
- Ты, жалкая тварь, и правда полагаешь, будто можешь меня удержать? Ты - меня? Шутишь, наверно.
Огонёк будто взорвался изнутри. Чернота вокруг стала алой, оранжевой и багровой. Нечто, отдалённо напоминающее пламенную лапу, сомкнулось вокруг Джея, и оказалось так, что Джей купается в огне, который не причиняет ему вреда. Однажды так уже было с палачом. Их самая-самая первая встреча в незапамятные времена. Ох, как же палач тогда от него шарахнулся! Но Гнев никогда не воспринимал его смертью, он видел лишь заблудившегося ребёнка, который не умеет даже общаться и слишком запуган, чтобы его можно было спокойно и непринуждённо обнять. И он не мог бросить этого малыша одного, ведь тому было плохо и настолько страшно, что этот страх уже притупился, и казалось, что его и вовсе нет. И всё это даже ещё мощнее перебивали безысходность и обречённость. Но шанс есть даже у тех, кто считает, будто его недостоин!
- Ты звал меня, Джей? - у этой формы Гнева не было рта, не было даже лица, но становилось совершенно очевидно по интонации речи, что он широко улыбается. - Я заберу тебя отсюда, дитя. Я ведь обещал, что буду о тебе заботиться.
Безжалостно разрывая напополам этот задний проход мироздания, Гнев рванулся туда, где определил местонахождение "верхнего слоя реальности", то есть - материального уровня. Назад, на Землю. Домой. Они так чаю и не выпили. И не пообедали.

[icon]http://sd.uploads.ru/t/EcYv5.jpg[/icon]