Верхний Предел - все таки совершенно не ее место, и, в каком-то смысле, даже не ее время. Здесь все - слишком, слишком ярко, слишком много, слишком пестро, слишком быстро. Кажется, даже время здесь сходит с ума, отплясывает свой какой-то почти что безумный танец, сбиваясь со своего стремительного и ровного полета, чтобы рассыпаться на горсти мгновений, разрозненных, неуловимых, убегающих словно песчинки на ветру, секунд и минут. Верхний Предел - не ее Чертог, с его холодным спокойствием и тишиной, здесь слишком много запахов и звуков, сливающихся порой в просто дикую какофонию бытия, от которой становится порой почти что дурно, от которой кружится голова, и, кажется, неуда деть саму себя, словно лишнюю фигурку из черно-белого мира, случайно затесавшуюся в совершенно иную, красочную и живую реальность.
Дышать, просто дышать здесь, на самом деле уже трудно, приходится контролировать почти что каждый вздох, каждый шаг, почти что каждое свое движение, чтобы серебро равновесия не обернулось морозом, ледяным ветром и пронизывающим холодом, чтобы по ярким и сочным травам не пробежался ей вслед иней, заставляющий их подламываться, крошиться с хрустом, чтобы не рассыпались и не вяли от неловких прикосновений нежные цветы. Солнце слепит глаза, но на нем хочется задержать взгляд, не мигая, пока не станет казаться, что оно выжигает радужку, почти что ослепляя, пока не наполнит, не согреет изнутри. Это - почти что больно, но в то же время - почти хорошо. Заставляет чувствовать себя тенью посреди ослепительного почти что пожара и в то же время - согревает изнутри, отзывается отблесками янтаря. Вдох... Выдох отдается прохладой по теплым губам, заставляет сощурить глаза, прикрыть веки, невольно улыбаясь тому, как мир растворяется в алом.
Нет, с того первого дня, когда она, на подламывающихся, непослушных ногах пыталась устоять здесь, на этой земле впервые, прошло уже достаточно времени, и в то же время, кажется, всего лишь одно мгновение, и, пусть она не спотыкается уже, не шарахается, не пытается судорожно закрыться непослушными, тянущими к земле своей почти что неподъемной тяжестью, крыльями, теперь лишь изредка являющимися на свободу за ее спиной, Джей все еще чувствовала себя здесь потерянно лишней, чужой, совершенно не нужной, и в чем-то, если не во многом, даже просто опасной.
Навязываться им? Навязываться тем, кто называл себя разношерстной и пестрой семьей, тем, кто свободно жил, чувствовал и дышал? Навязываться им, воплощениям открытым и естественным в том, что ей самой было, кажется, неподвластно вовсе? Эмоции, чувства, яркие, переливчатые энергии, из которых было соткано все вокруг, прошивающими пространство невидимыми спектральными нитями, словно единожды преломленный в какой-то призме пучок света пронзил пространство и время своим радужным хвостом, рассыпая разноцветные перья, подхваченные ветром свободы. Шаткое, безумно шаткое равновесие, вечное движение хаоса, в котором каждую секунду что-то меняется, вспыхивает и гаснет, и все это - пересыпано серебром, словно снегом, словно сшито воедино, не давай расползтись подобно гнили, разлететься и погаснуть. Гармония и равновесие порой кажутся призрачными, недостижимыми, но именно на них и основан мир, на единстве всех начал, и на противоположности оных, на пустоте, что в черноте своего зеркала становится отражением Верхнего Предела, там, в условном совершенно "низу", и там, на земле, где энергия обретает совершенно иную материальность.

***
Джей не любила бывать здесь, "наверху", если бы только слово "любить" или "не любить", могло бы иметь для нее какое-либо значение. Если бы только был хоть какой-то смысл чего-то желать или не желать на самом-то деле. Был... Наверное? Перед глазами все еще стоит раскаленно-вымороженное плато, потрескавшееся в столкновении двух таких полярных друг от друга стихий, все еще кажется, что чувствуется ритм этого почти что танца, высекаемый клинками, треском пламени и хрустом льда. Все еще чувствуется во всем теле вопреки сковывающему его самоконтролю, сила, энергия и легкость, отдается невольно в жестах, в походке, выдавая ощущением жизни, движения, и какой-то еще не до конца осознанной свободы, себя самой, как чего-то живого, еще не успевшего остыть, раствориться в холоде пустоты.
Легче, так легче, пусть не намного, но все-таки проще, если позволять себе хотя бы такую малость, и равновесие... Равновесие таки находится, и получается даже как-то расправить немного плечи, перестать ощущать на них давящую, неподъемную тяжесть, перестать чувствовать себя глубоководной рыбой, вытащенной на ослепляющую бликами водную поверхность, и получается даже просто дышать почти что свободно, пусть ненадолго, но подставляя лицо теплым касаниям ветра.
Нет, этого не хватит надолго, не настолько, чтобы примирить все ее существо с этой реальностью, сделать ее своей. Этого не хватит, чтобы стать по-настоящему живой, понять, прочувствовать этот мир, всех их и каждого, осознать в полной мере, но шаг уже сделан, пусть маленький, но все-таки шаг, пугающий длинной предстоящего пути, но дающий хоть какую-то опору.
Это сложно назвать прогулкой. Каждый раз - почти что как испытание над самой собой, каждый раз как эксперимент, опыт, снова и снова заканчивающийся, кажется, полным провалом. Каждый раз - то чуть дольше, то чуть меньше до того момента, как станет невыносимо находиться здесь, в этих нескончаемых потоках энергии, и захочется сбежать, исчезнуть в тишине и холоде Чертога, чтобы там, в полумраке и холоде набираться сил и решительности для новой попытки, пока подкрадывающаяся из его теней ближе пустота не погонит ее прочь, обратно, к теплому солнцу и ощущению жизни.
И в этот раз сил и уверенности пусть и больше, но и их не хватает надолго. И, прислонившись спиной к какому-то дереву, в его тени, которой все равно не хватает прохлады, Джей переводит дыхание, а через несколько долгих, тягучих и в то же время пролетающих незаметно минут садится, прямо на землю, сползая спиной по шершавому стволу, прижимаясь к нему затылком. Под корой - тоже течет энергия. Неторопливая энергия живого. Лед в руках, прозрачными кристаллами, пересыпается в ладонях, играет радужной крошкой, успокаивает и умиротворяет, почти что убаюкивает своим тихим шорохом, а возвращаться - нет ни сил, ни, на самом-то деле желания. Как нет и желания признаваться себе самой, что, быть может, на самом деле, все это - бесполезно.[icon]http://s5.uploads.ru/t/AyYc9.jpg[/icon]