История, очередная история о призраках и духах, о демонах и богах. Где, как не здесь, в Японии, было этому случиться, где, как не здесь, кайданы все еще были, все еще жили, оставаясь неотъемлемой частью бытия. Пугающие легенды о юрэй, о призраках, становящихся мстительными духами, порой жестокие и даже кровавые, о вежливых каппах, что живут в реках и озерах, поучительные и забавные о озорных проделках тысячелетних лис, милые и в чем-то веселые об оборотнях тануки, призрачные и холодные о юки-онна... Да мало ли о чем еще. Истории жили здесь, переплетаясь с настоящим, пропитывали, казалось, все полотно жизни, неотделимые, не отрицаемые, принимаемые за естественный ход вещей. Не потому ли и ей, Ледяной, так нравилось на самом-то деле бывать здесь, в этой стране, где, все по тем же легендам, восходит из-за гор солнце, отражаясь в прохладе океана, где даже им, воплощениям, таким как она, находилось место среди тех, кого люди называли демонами, и среди тех, кого называли богами. И порой казалось даже, что хотя бы на этом небольшом, в сущности, по сравнению со всем остальным миром, клочке суши, вечно сотрясаемом из-под самой земли, обласканным и растрепанным под всеми ветрами, так будет всегда. Будут проходить столетия, пролетая, словно в один миг, будут меняться и расти города, будут заново открывать для себя что-то новое люди, менять свой привычный, налаженный быт, бежать вперед, но... Рядом с ними, здесь, так и будут вскачь нестись, мягкой поступью над землей жители придуманного, а, может быть, все-таки настоящего и живого, из мифов и легенд. Бежать, таиться в тенях растущих шумных кварталов, ходить по не потревоженным лесам, подстерегать путников, смеяться, принимать подношения в бесчисленных храмах, взирать снисходительно свысока, и - быть готовыми всегда, каждый раз как заново, принять людей в свои мягкие, коварные и по-своему нежные объятия трепещущего страха, возбужденно звенящего струной неизведанного, духом приключения и тайны. И снова и снова будут пугать и будоражить...
И кому как не воплощениям было знать на самом деле о том, сколько из всего это правда, а что на самом деле лишь вымысел, яркий, оживший, наполненный и глубокий. Кому, как не им, бессмертным "ками", было известно о том, как на самом деле тонка грань между "настоящим" и "придуманным", и как легко на самом-то деле этот мир, переплетая, впитывая в себя кажущиеся бесконечными потоки энергии, эмоций тысяч и тысяч людей, их страхи, мечты, надежды, стремления и желания, порождает и демонов, и богов, и ужасы, и чудеса, по-своему прекрасные и по-своему разрушительные тоже.
"Боги и демоны рождаются в сердцах людей..." - так было сказано однажды давным давно, посреди почти что запущенного и в то же время ухоженного сада, покачивая в пальцах почти опустевшие чашечки сакэ на открытой веранде, под шорох ветра ласково перебирающего бумажные о-хараи. Так было сказано с почти что лисьей улыбкой, понимающей так много, и так мало, в сущности беспокоящейся о чем бы то ни было. Правда, обличенная в простые слова, спокойные и тихие, истина.
***
Белый шелк каригину, традиционный, почти что старинный, с тканым рисунком, белым по белому, словно морозные узоры на полотне, тяжелый, прохладный, словно впитавший в себя холод снегов с гор, воду и ветры, шелестит при каждом шаге, пока она, Джей, идет по все еще оживленным, мерцающим светом зажженных фонариков, улицам Токио. Это не кимоно, и даже не самурайский наряд, это - эхом из прошлого, из того самого прошлого, в котором закладывались основы культуры и искусства целого народа. Эхом законов и кодексов, придворного этикета и правил, аристократии и священников, эхом - охоты, что протянулась из прошлого в будущее.
Да, она еще помнила, как это было когда-то давно, помнила их, медиумов, что вели свою охоту на демонов и духов, что таились во мраке, будоража сердца тех, кто их видел. Помнила их четкие, отлаженные движения, их энергию, кажущуюся порой безграничной по человеческим меркам силу, голоса, жесты, ритуалы, подобные танцам, бесстрашие и подчас глубокое, почти что философское спокойствие тех, кто познал подлинную суть этого мира. Гармония инь и ян...
И ее облик здесь, сейчас, в настоящем, спустя столетия, - дань памяти, дань уважения к ним, прикоснувшимся к этому равновесию, и ее собственный выбор. Призраки не исчезли там, в глубине веков, они появляются снова и снова, и пусть уже давно истлел кодекс Тайхорё, как истлели в земле кости придворных магов, кто-то все еще должен оберегать этот и другие города, кто-то должен еще защищать людей, даже если порой от них самих.
Охота. Ночная охота на духов, ночная охота на демонов. Как давно это было? Как давно сама она была к этому настолько причастна, как этому предстояло случиться сегодня? Не часто она, Ледяная, вмешивалась в подобное сама с тех давних, почти что забытых времен, и еще не чаще в этом предстояло оказаться ей не в одиночестве. Азарт? Предвкушение? Да, а еще - вдохновение, до самое, от которого, кажется, каждый шаг становится легче, почти что пружинит даже в традиционной деревянной обуви по гравию, даже в этой размеренной походке, пока в этой почти что неспешной прогулке по городу она старается ощутить его в полной мере, прочувствовать каждую улицу, каждый квартал, все живое и неживое, что связано здесь, сплетено воедино. И в этом ощущении сдержанным и все равно полыхающим заревом костра ощущается присутствие. Гнев, ее огненный брат, ее друг и в чем-то даже противник, тот кто дороже ей порой, кажется, всего остального мира. Вспыльчивый, яркий, почти что бешеный, и в то же время умеющий быть и аккуратным, и бережным. Тот, наверное, единственный, кто знает ее саму по-настоящему живой, тот, кто не по наслышке осведомлен о том, что и ей, самому холодному и уравновешенному воплощению не чужд азарт борьбы, охоты и сражения, тот, с кем, признаваясь в этом с трудом, быть может, даже самой себе, порой, ей так давно хотелось хоть раз оказаться в подобном рядом, разделить на двоих и опасность и защиту, и наполненный каким-то ощущением почти что авантюрности долг.
Ветер путается в его алых, почти что огненных в последних лучах заходящего солнца волосах, и на несколько секунд, пока Гнев не спрыгивает с крыши, Джей задерживает на нем полный восхищения взгляд. Сила, бьющая через едва сдерживающий ее край энергия, словно готовая сорваться пружина, вот, что чувствуется в нем, в каждом движении, и кажется, что и одной капли хватит, чтобы эти окутанные заревом раскаленные и переливающиеся, ждущие своего часа угли обернулись полыханием яростного пожара, способного смести со своего пути любые опасности и преграды. Пламя, что потягается легко и непринужденно даже с извержением вулкана, и в то же время такое теплое, что, кажется, только руку протяни, чтобы согреться в его мягких прикосновениях.
- Призраки обычно появляются после заката и до часа , их можно почувствовать и даже увидеть. Когда-то в древности эту способность медиумы здесь, в Японии, называли "кэнки". Если юрэй появится сегодня в городе, найти ее не составит большого труда. Когда-то мне нравилось "гулять" вот так по ночам, правда, это было в Киото. Не думала, что ты позовешь меня в этот раз. Но я... Рада, что мы попробуем найти ее именно вместе.
Как было объяснить это словами? Как было рассказать, насколько ей, Джей, той, кто всегда, казалось, держался в стороне, холодно и отстраненно, той, кто, по мнению почти всей семьи, всегда и со всем, с самого начала времен привыкла справляться сама, насколько ей, до дрожи в руках, до учащенного пульса важна и бесценна эта возможность - рядом, плечом к плечу, оказаться с тем, кто сам по себе был настолько ей дорог.
- Идем? - улыбка все еще мягкая, движения плавные и сдержанные, как и поклон, легкий, традиционный, почти приглашающий, но в голосе, в движениях, сквозят серебряные, азартно-выжидающие искры сдерживаемой силы, что так редко вырывается на свободу, - Большинство нападений было в северных кварталах. Даже у демонов и призраков есть свои привычки. Они... В каком-то смысле привязаны к месту своей смерти, своей жизни... К тому, кого обвиняют в своей боли и злобе. К своей мести. Нам лучше начать оттуда.
[icon]http://s7.uploads.ru/XGzCi.jpg[/icon]

Гнев сорвался с места так стремительно, словно только этого и ждал, полетел вперед по петляющим улицам города, запутанным, не в пример четко расчерченным кварталам старого Киото... Вперед, дальше, словно хищный зверь на охоте, бегущий по следу своей добычи, которой не сбежать от него и не скрыться. Стены домов, грубые мостовые, звонко отдающиеся  каменными ударами о деревянную обувь сменяли друг друга в этой гонке, растворяясь в сгущающихся сумерках, в которых, казалось, могло погаснуть любое эхо, впуская в Токио ночь со всеми ее правами и законами, заливая чернилами небосвод, пока единственным отблеском заката, полыхающим пламенно-рыжим, ярким, неумолимым, стремящимся разогнать и уничтожить любую тьму заревом не осталась в этом полумраке энергия, вырвавшаяся на волю в этой погоне сила, стихия Гнева, ее огненного брата, за которым Джей и сама бежала вслед...
Быстрее, еще быстрее, туда, где фальшивой нотой в тонкой и трепетной ночной мелодии бытия, уродливой кляксой на полотне реальности растекается чужое присутствие, отдающее запахом трупной гнили, пробирающее могильным холодом, пропитанное ненавистью и жаждой мести. Как давно это было для нее в последний раз? Как давно именно так, легко и почти что беззаботно, вдыхая ночной воздух можно было бежать, ощущая ритм, пульс жизни в каждом шаге, в каждом своем движении? Как давно можно было позволить себе в полной мере положиться, не оглядываясь, на того, кто рядом, позволить себе окунуться в азарт погони, не тревожась, не боясь ни за себя, ни за другого, довериться в полной мере и быть готовой самой подставить плечо, чувствовать, буквально всем своим существом, в этом движении, в этой силе, в этой предстоящей уже почти случившейся схватке, то самое, почти что бесценное для нее самой "вместе", то самое "вместе", от которого, кажется, во всем мире становится теплее, и, кажется, что никто и ничто не способно будет помешать, встать у них на пути.
Чернота разливается, перетекает по земле, струится, пробиваясь сквозь трещины в камнях, обретает форму не то людей, не то призраков. Чернота сочится, тянется к ним, и в то же время - почти что боится, и под мощной, почти что безумной аурой смерти и жажды разрушения тонкой, едва ощутимой, тихо звенящей нотой звучат обида и страх, а еще - боль и почти что безумие. Как знакомо, знакомо до дрожи, до легкого покалывания на кончиках пальцев. Как знакомо это ощущение, эти звуки и запахи, этот черно-фиолетовые туман, стелющийся, обретающий форму. Материальный и распадающийся, рассыпающийся одновременно, разлетающийся обрывками энергии от каждого удара, каждого взмаха меча Гнева, влетевшего в эту гущу, в эту схватку с азартом засидевшегося в клетке и наконец выпущенного на волю зверя. Красиво. Это красиво, словно танец, борьба света и тьмы, огня, способного смести со своего пути и выжечь с лица этого мира, пресечь каленым металлом любую падаль и гниль, заставить ее рассыпаться по ветру пеплом и исчезнуть.
И в первые секунды кажется даже, что ей самой, Ледяной, здесь нечего делать, что ничто и никто не устоит перед буйством этого полыхающего праведной, защищающей город ярости, перед взмахами этого клинка, рассекающими воздух, перед ним, Гневом, таким, но...
Руки действуют сами, и то, что, казалось, давно было забыто, покрылось пылью уже не лет, а столетий, просыпается, прорывается, и пальцы складываются в жесты, прикасаются к губам на мгновение, и тонкая серебристая линия стрелой срывается в воздух, пронзая насквозь и разбивая потянувшиеся в спину ее брату цепкие пальцы, руки черноты, а в следующее мгновение серебро мешается с пламенем, окутывает, переплетаясь, защищая и придавая сил, почти что направляя, давая почувствовать, ощутить в полной мере, почти что увидеть все потоки и направления этой черноты, расползающейся, словно кипящая мерзкая паутина от единого центра.
Нет, ее собственному клинку здесь и сейчас не место. Чернота крошится, замерзая, под ее ногами, осыпается хрупкими, хрусткими иглами, тянется к ней, не сразу и - словно в сомнении. "Кто она? Противник ли, защитник, ли? Кто она? Еще одна убийца, та, что пришла с ним, с огненным, сметающим на своем пути демоном в мужском обличье? Кто она - защитит ли, поймет ли, или заодно с ним, пришла уничтожить?"
"Кто ты?" - прикосновение черноты разбивается о защитный барьер, о вспыхнувшую серебром на мгновение пентаграмму под ногами, о взлетевшие ввысь искры. Инь и ян, равновесие и гармония всех элементов, всех стихий, мира и людей, природы и времени. Замысловатые схемы, переплетения линий... Сколько из всего этого списано было с ее собственных слов? Сколько талантливых, одаренных необычайно порой даже, медиумов вот также как они сами сейчас, вставали между бедами и хаосом и городом, который называли тогда столицей мира и покоя? Мира... Покоя... Может быть, он и был им когда-то, может быть, им и остался, но не для каждого, и точно - не для всех.
Заклинания? Да, это можно назвать заклинаниями, теми, что находятся на тонкой грани между простыми словами и молитвой. Это жесты, и знаки, которые все еще даются легко, так, словно и не прошли века с тех пор, как в последний раз она их использовала, с тех пор, как в последний раз вмешивалась лично - вот так. И в чем-то это почти что игра, игра в ту себя, что еще помнила изящество садов и дворцов, запахи благовоний, ритуалы и церемонии, в ту себя, сидящую на веранде, молча, под звуки флейты... В ту себя, что могла очистить весь город одним взмахом полупрозрачного ледяного клинка, вытравить серебром, но... Оставляла людям самим решать свою судьбу. Это игра с собой, и игра с этим духом, что жаждет крови и смерти, игра по неписанным, но древним почти что как мир, правилам. Острые ледяные иглы вонзаются в черноту, прошивают ее, словно стежками, прибивают к земле, не давая больше подняться, не давая обрести форму. Еще одно дзюцу, искусство, отточенное в том же далеком прошлом. И кажется даже, что с каждым произнесенным одними губами словом, с каждым жестом, с каждым движением становится легче, становится ярче, чище, свободней дышать. Словно гармония, равновесие, заложенные ею самой же во многом в эти древние техники, становятся глотком прохладной воды из ручья... Красиво, азартно, в смешении серебра и пламени, в надежности за спиной и рядом, в силе, в ощущении присутствия - рядом. Почти что пьянящее и одновременно очень чистое, прозрачное до глубины своей чувство, на дне которого искоркой вспыхивает осознание того, как, насколько на самом-то деле она сама по всему этому скучала.
- Это еще немного. Она сильна, но не настолько, чтобы разрушить целый город! Горё - духи, что возвращаются в мир ради мести, восстановления того, что они считают справедливостью. Едва ли она дотянет до духа принца, из-за которого когда-то перенесли столицу! Да и не это ей нужно! Ими движет боль и обида, желание причинить страдания виновным в их гибели, по крайней мере тем, кого они сами считают виновными.
Два воплощения против одного юрэй - слишком много, быть может. И тени, словно выдыхаются, мечутся, то нападая яростнее, с каким-то отчаянием и хлещущей, обращенной на них ненавистью, то шарахаются, словно в страхе и панике, пытаясь уберечь остатки сил. И кажется, что вот-вот то раздастся крик, яростный, наполненный болью, то такой же горький плач существа, против которого обратился в чудовищной несправедливости весь мир, и даже она сама.
- Покажись! - отпуская защитный барьер, стоя рядом с Гневом, буквально всем своим существом чувствуя, осознавая, что на его силу, стихию, на его руки, на него самого можно положиться, можно довериться, можно быть уверенной больше, чем в самой себе, в его защите, касаясь на секунду его руки, Джей кричит в темноту, туда, где сгущаются тени, туда, откуда почти что слышен голос на грани стона, - Выходи!
Серебристая нить, в которой больше нет угрозы, касается черноты и, петляя, словно лунный луч по водной ряби, скользит в тень деревьев, выхватывая в отблесках неверного своего света женский силуэт призрака...  [icon]http://s7.uploads.ru/XGzCi.jpg[/icon]

Джей смотрела на призрака, на эту хрупкую, наполненную болью, страхом и в то же время почти что облегчением от того, что ей не нужно нести месть и разрушение самой дальше, фигурку, балансирующую на грани материальности. Да, юрэй - это не безумие, не слепая жажда жестокости, у каждого из них - своя история, своя правда и своя случившаяся с ними несправедливость. Увы, как ни старайся, не усмотреть, не предвидеть всего, не уберечь каждого в этом мире, не успеть защитить. Сколько их было таких, становящихся духам мщения, восстанавливающих равновесие по своему усмотрению, почти что слепо, почти что не разбирая? И кому как не ей было знать о том, что сами они страдали от этого не меньше, раз за разом окунаясь при этом снова и снова в пережитые страдания, подпитываясь ими и - неизбежно сходя с ума. Остановить их, остановить совершаемые ими деяния, "изгнать", как называли это порой слишком не посвященные люди, на самом деле означало очистить, упокоить, то есть подарить то, чего лишены они были в своей не жизни даже, но смерти - умиротворение и покой, забрать, исполнить и развеять горечь их судьбы. Когда-то в древности строили люди потому на местах их упокоения святилища и храмы, в смешении страха и желания исправить хоть чем-то, хоть памятью и молитвами очистить свершенные грехи. Вот только маятник все равно настигает каждого и всех.
Юрэй растворилась в воздухе, улыбаясь и едва ли не смеясь, легко, словно только этого и ждала, тех, кто отпустит ее из этого мира, кто поможет уйти, снимет с ее хрупких девичьих плеч непосильную ношу, успокоит душу, слишком чистую и светлую, чтобы отравлять ее невыносимой, ядовитой жаждой смерти и убийств. Исчезла, и только на какой-то грани восприятия, доступного только им двоим, воплощениям, показалось на мгновение, что разлетелась стайка серебристых, призрачных светлячков, касаясь их обоих своим присутствием...
А в следующую секунду, в следующее мгновение даже, реальность вокруг перестала существовать, и поток воспоминаний, пропитанных животным почти что ужасом, звериной похотью, жестокостью, насилием и смертью обрушился на нее и стоящего рядом Гнева, вылился со всей неприкрытой, откровенной, омерзительной ясностью пережитого этой юной девушкой, со всем безумием, сорванным от крика и боли голосом, с хрипами и бездной захватившего ее отчаяния затянувшейся, мучительной агонии, растянутой во времени, со всей грязью, с которой ее превратили, опустили даже не до существа, бесправного животного, лишенного сякой возможности сопротивляться, а до вещи, до порванной, грязной, окровавленной тряпки, о которую эти подонки вытирали, со злорадным, издевательским смехом свои низменные, пропитанные насквозь омерзительной смесью чувства безнаказанности и стремления причинить как можно больше боли, инстинкты...
Казалось, и сейчас, здесь, в реальности, буквально разливались в ночном воздухе тошнотворные запахи, крови, страха, пота, и грязи. Нет, это даже не свиньи, да и не животные. Ни одно животное не сотворит подобного, на такое способны только "люди", да и людьми их не назвать уже никак.
Джей и сама не замечает, как в какой-то момент вцепляется пальцами в плечо брата, не то чтобы удержать его самого, рвущегося с места в прошлое, в эти воспоминания, чтобы только избавить от страданий эту девочку, чтобы стереть с лица земли эту мерзость, не то чтобы самой устоять на ногах и удержаться, не натворить глупостей. Ярость, бешенство, отвращение ко всему людскому роду захлестывает на долгие, мучительно долгие секунды, и, кажется, ничего не стоит призвать клинок и стереть с лица земли одним взмахом этот город, заставить его осыпаться гниющей пылью, провалиться сквозь землю и погрести под собой каждого выродка и каждую мразь. Яркое, почти что материальное желание, готовое сорваться с пальцев проклятием, перед которым все страшные легенды о вымерших в одну ночь городах покажутся детскими сказками, проклятием, что падет вечной ненавистью... Слова, слова, слова из прошлого, слова каждого горё, каждого юрэй, слова проклятия, звучат в голове, так ясно, так четко, что, кажется, только и остается, что повторить их вслух, и ее сила, ее раскаленное сейчас до жидкого, расплавленного металла серебро, придаст им силу и мощь, что сохранится в тысячелетиях и веках.
Нельзя. Вспышка длится мгновения, те мгновения, пока рядом вздрагивает, даже не пытаясь сдержать слез, полыхая яростью дикого лесного пожара, праведностью гнева ее огненный брат, те мгновения, в которых воспоминания девочки-призрака растворяются в небытие, как и она сама, и, делая глубокий вдох, все еще глядя куда-то прямо перед собой, в глубину темноты леса, Джей... Нет, не успокаивается, но обретает точку опоры, равновесие, саму себя, что не позволит ни себе, ни Гневу разрушить все вокруг. Виновные должны быть и будут наказаны, невинные - останутся нетронутыми. Защитить бы, уберечь их хоть на время, защитить каждого в этом городе, в этом мире, каждого ребенка, каждую женщину, каждого человека от незаслуженной боли, от предательства, от насилия и надругательства, от бесправия, перетряхнуть бы реальность до основания, чтобы и мыслей о таком не возникало. Никаких сил не хватит, но...
Вдох, медленный выдох. Движения резкие, хлесткие, злые. Кто сказал, что Справедливость не может чувствовать, не может злиться, не может сопереживать? Нет, пусть она и холодное, ледяное воплощение, но не бесчувственное. Пусть не все и не каждое чувство понятно ей и доступно, той, кто с самого начала не должна была научиться чувствовать вообще, но яростное стремление к восстановлению порядка и закона, покоя и мира, к восстановлению собственно самого понятия справедливости не понять невозможно, как невозможно на самом деле и не чувствовать боли.
О нет, она не забыла еще, как это делается, то, что медиумы древности назвали "дзюсокаэси" - возвращением проклятья. Да и как она могла, ведь это было тем, чему она сама учила их когда-то, тем самым маятником в человеческих руках, доступным им проявлением ее собственной силы. И пусть сейчас это не проклятие, но это то, что можно и должно взять, зачерпнуть из этих воспоминаний и вернуть, возвратить в полной мере, не разделяя на всех, но отсыпая полной мерой каждому. Справедливость и возмездие? Да, а еще - воздаяние. Лук в руках, полупрозрачный, словно выточенный из льда и снега возникает сам собой, одним движением - только руку протянуть, лук и пять стрел, ложащихся под пальцы на тетиву. Пропитать их своим безжалостным здесь и сейчас серебром, пропитать их полыхающим пламенем брата, дать им вобрать в себя в полной мере все воспоминания, каждое мгновение пережитого юрэй, чувствуя, как наливаются их наконечники тяжестью, пропитываются ею, наполняясь от кончика до оперения. "Каэси" - возврат, возврат всего, движение запущенного этими мразями маятника в обратную сторону. О, как они наивны были, искренне думая, что подобное не случится. Случилось бы, раньше ли, позже ли, но случилось бы, само. Но в этот раз, здесь и сейчас, она лично приложит к этому руку! Больше, больше ярости, больше злости! Да, их страх, страх перед юрэй, чувствуется даже отсюда, с окраины города! Такие твари всегда боятся, никогда этого не признают, но на самом деле боятся, как только начинает пахнуть жареным, и не потому, что совесть не чиста, нет у таких ее, а потому что больше всего боятся они за собственные задницы, за свою шкуру, трусливая падаль, только и способная, что вытирать  ноги о тех, что слабее, самоутверждаясь.
Стрелы срываются в полет, растворяются в ночном небе, серебряными метеорами расчерчивают темноту. Тишина длится мгновения, а потом один за другим раздаются крики, наполненные ужасом голоса над городом. Духи и демоны? Да, духи и демоны, порождения потустороннего, неподвластного людям, демоны, что впиваются своими когтями, вытаскивают из постелей, из-за, столов, волокут через весь город, разрывая одежды и кожу об камни мостовой, волокут их сюда с бесцеремонностью, словно дети - потрепанных кукол на свалку к этой окраине леса и города, ближе... Смерть порой - слишком легкая кара, и слишком простое наказание. Они окажутся здесь живыми. Живыми и перепуганными до предела, трясущимися от ужаса, но еще способными соображать достаточно, чтобы осознать, за что поплатились.
Ждать - не долго, ведь демоны - не люди, их бег куда быстрее, и все же есть еще время на то, чтобы поднять лук снова, почти что погладить новую стрелу с нежностью и теплом, наполняя ее серебром и светом, той оборотной стороной воспоминаний, переданных им юрэй о ее короткой и хрупкой жизни, в которых были тепло и радость, любовь и искренность, веселье и добро. Наконечник прижимается к губам, изогнувшимся в улыбке - мягкой и теплой, на мгновение, на те секунды, пока Ледяная выдыхает, вкладывая в него частицу собственной силы, и - вот уже отпускает лететь высоко в небо, словно зажигая над головами еще одну звездочку, провожая в путь на ту сторону бытия ушедшую душу.
- Знаешь... По синтоистским поверьям, души умерших находятся где-то неподалёку и ничем не отгорожены от мира людей. И, даже если я знаю, что для людей обратного пути нет, я буду думать, что эта девочка, как и многие другие, найдут для себя где-то там, куда они уходят, свое спокойствие и свою радость.
Странно, быть может, для воплощения о таком задумываться и в такое верить, но Джей - верила. Верила, как верят не в богов и не в демонов, не в рай и не в ад, но во что-то большее, что недоступно даже им, воплощениям. Может быть потому, что порой даже таким как они, тоже нужна какая-то вот такая абсурдная быть может, но все-таки вера.
- А здесь и сейчас кое-кто поплатится за "безнаказанность", - шум, захлебыващиеся крики становились ближе, и Джей снова положила руку на плечо брата, не то чтобы удержать, не то чтобы поддержать его в эту секунду, касаясь бережно его пламени своей силой, очищая от налета вспыхивающей, прорывающейся наружу ответной жестокости, не успокаивая, но, пусть немного - отрезвляя, чтобы не дать перейти черту, за которой он сам, быть может, сорвется, а после - будет жалеть.
- Но возмездие не должно превращаться в зло большее, чем было сотворено, иначе маятник не остановится, а лишь продолжит свой ход. И будет так раскачиваться бесконечно, принося все большие и большие беды. [icon]http://s7.uploads.ru/XGzCi.jpg[/icon]

Воздух наполняет характерный запах горелой плоти, сладковатый, удушливый, разбавленный тошнотворно нечистотами на всех уровнях восприятия, отравляющими зрение зрелищем пресмыкающейся падали, трусливой и жестокой одновременно, обоняние, слух - воплями, верещанием, мольбами, бессмысленными, пустыми, полными страха, но не раскаяния, и - энергии, покореженной диким совершенно, почти что животным смешением эмоций. Увы, не только животным, но и человеческим, разумным, лицемерным, гнилым, похотливым, чувством безнаказанности и превосходства, почти что садизма и внутреннего страха перед теми, кто сильнее, зависти, ненависти... Омерзительный коктейль из всего того, что само по себе, быть может, и не приносит большого вреда, само по себе и не приводит к трагедиям большого ли, малого ли масштаба, но, сплетаясь, напоминать начинает гниль, веет ощущением разложения, словно от лежалого, но еще мягкого трупа, что начинает расползаться на отдельные волокна, свисая клочьями кожи, кормя собой червей, личинок да мух - низших тварей, над которыми эти подонки, смеющие называть себя людьми, так стремились возвыситься.
Джей не слушает их голоса, не слушает ни слов, ни умоляющих, почти что истеричных просьб и ответов брата. Не смотрит на них, отойдя в сторону, обводя взглядом раскинувшийся перед ней город, темный, с проблесками огней, факелов и костров, с колышущимся, чернильно-черным в ночи морем за горизонтом. Тишина, в которой не слышно даже цикад. Тишина, не нарушаемая ничем, отделенная, отгороженная ее восприятием мира от действительности, от движения за ее спиной, от вспышек огня и копоти, от всего. Ти-ши-на.
Люди, сами по себе, вовсе не зло, но, на самом деле и не добродетель. Чистый лист, наполненный лишь базовыми стремлениями, самыми простыми, самыми естественными, стремлением к выживанию в том числе. И в то же время люди - это чувства, их эмоции, противоречивые, дергающие их за ниточки, словно марионеток в руках невидимого кукловода. Вот только как многие из  них забывают о том, что кукловодом каждый может стать себе сам, ковать свою судьбу, совершать ошибки и их же исправлять, возвращая миру равновесие. О, как мало кто из них понимал в полной мере, что такое на самом деле "карма", и что такое воздаяние. Как мало кто видел и чувствовал в ежедневной череде событий закономерность поступков и наступающих, дышащих им в затылок, а однажды и преграждающих путь обстоятельств - лишь инструмента, лишь движения маятника, лишь капли на чашах весов. Переплетенные судьбы, переплетенные жизни. И, кажется, что доносится с ветром, перебивая собой гниение, тонкий запах сакэ, рисовый и совсем немного почему-то молочный, с тихим звоном колокольчика на деревянной, отполированной шагами веранде. И складывается в тонких сильных пальцах бумажный веер - хлопком, и черные глаза смотрят на нее с прищуром, лисьим и - с легким, чуть насмешливым, быть может, почтением.
- Сердце может превратить человека в дьявола или в святого, - вслух, эхом к тому, кто уже давно ушел из этого мира. Гармония, понимание и - тишина. Философия и - какая-то совершенно не свойственная людям мудрость, не лишенная, впрочем, ни сострадания, ни эмоций, ни веры.
Оборачиваясь, наконец, словно возвращаясь в действительность из какой-то отрешенной задумчивости, Джей несколько секунд смотрит на обугленное тело на земле, на тех, кто еще остался живыми, и теперь трясся, стоя, чуть ли не ползая на коленях перед ее братом, перед Гневом. Нет, не жаль. Ей не свойственна жалость, как не свойственна и снисходительность на само-то деле. Вот только... Смерть порой слишком легкое избавление, и - пустое, заканчивающееся здесь и сейчас, несущее в себе лишь большие беды. Цепью, из настоящего, вероятностью в будущее. Месть? Да, местью... Нескончаемым потоком, все сильнее и сильнее раскачивающим маятник, пока однажды не найдется тот, кто остановится и остановит его сам, своею рукой. Прощением ли, пониманием ли...
- Достаточно, брат, - город остается позади, за спиной, а ее голос все также тих и спокоен, но в нем почти что сталью, словно по лезвию катаны, стекают ноты интонаций, - Умереть - слишком легко, а жизнь порой становится куда как худшим наказанием, им им еще предстоит это узнать.
Серебро, холодное, пронзительно ледяное, дыханием стужи касается города, словно от скрытых сейчас, но существующих на другом уровне бытия крыльев. Холодом и - тишиной. Выискивает, достает до каждого, вонзается иглами - острыми, словно шипами - виной, пониманием, будит среди ночи, заставляет замирать посреди улицы, умолкать, почти что задыхаться. Не всех, конечно, не всех, но тех, кому есть за что просить прощения, и что искупать.
- Гнев, оставь их, - прикосновение серебра к этим смертным выходит еще холоднее, пока она обходит их, чтобы взять брата за руку, останавливая, почти что мягко. Нет, это тоже - не жалость, это - наказание. И немного - забота. Не о людях, о нем, Огненном. И немного - урок, не на сейчас, быть может, на далекое будущее. Урок, что смерть - не всегда решение.
- А теперь, - тишина наступает, почти что падает на все вокруг, заставляет замолчать всех и каждого, холодная, спокойная, как морозная ночь, - Слушайте. Вы остались живы, и это - ваша кара отныне и впредь, до самой смерти. Вы будете жить, но все, к чему вы прикоснетесь, будет разрушаться, и все, чем дорожите, будет потеряно. Вы не звери, вы люди, но пали так низко, что теперь не подниметесь никогда. И жизнь ваша не стоит ничего, потому что то, что сгнило изнутри, уже не живо. Но мы отпускаем вас.
Что с ними будет? Да, сейчас она могла бы каждому из них предречь его судьбу. Рассказать о том, что их ждет. О смертельной и мучительной болезни одного, о сумасшествии другого. О том, как третий будет, захлебываясь, подыхать через несколько лет в болоте, медленно, пока из-под воды будут грызть его привлеченные запахом крови твари. Судьба? Да. Судьба, которую они выбрали сами.
- Ваше проклятье - вы сами. И каждый раз вы будете вспоминать эту девочку, над которой вы надругались, и, чем больше будет в вас злобы, тем мучительнее окажется после ваша смерть.
Не угроза. Совсем не угроза. А просто знание. Знание того, как страшно то, чего изменить не можешь. Как страшно бороться с тем, что тебе не подвластно и знать, что каждый твой шаг - как еще одна строка в приговоре, что сам себе будет подписан. Нет, это почти что не больно. Это - просто наказание, растянутая во времени казнь. А еще - шанс. Призрачный, едва уловимый, почти что невероятный шанс на спасение, в который она сама не так уж и верит. [icon]http://s7.uploads.ru/XGzCi.jpg[/icon]