Найти Месть в человеческом мире для Гнева не составляло большого труда. Он, вероятно, мог бы пробиться и в Чертог сына, но уважал его безусловное право на личное пространство. То самое "нельзя входить без стука и что-то переставлять, не спрашивая у ребёнка, потому что его комната - личная, неприкосновенная собственность", а навешенный замок совершенно точно говорил о том, что Месть никого не хочет видеть. Но Гнев соскучился по нему и очень хотел навестить. Пожалуй, в нынешних своих жизненных обстоятельствах - четвёртым после Надежды, Любви и Джея. Хотя, возможно, Надежда сама по себе и не вошла бы в этот список, если бы сама не поселилась у него, безапелляционно пресекая все возражения. Да, в одиночестве Гнев полез бы на стенку и очень быстро скатился бы обратно в Нижний. Он и так это почти сделал, и, если бы не Джей... Гнев бы не вернулся второй раз, просто не смог бы, ему нечем было, после Ненависти не осталось ни капли воли к жизни и борьбе. Только благодаря той ночи у Джея Гнев получил шанс всё же восстановиться - пусть лишь постепенно, и пусть не до прежнего жара, но хоть как-то. Улыбаться, не сдаваться, куда-то идти и что-то делать. И однажды, возможно, вымученный смех превратится в настоящий, будущее снова обретёт краски, а еле тлеющее пламя взметнётся с новой силой, как новорождённый феникс, поднимающийся вновь из горстки остывшей золы.
Месть всегда был частью его жизни, его мира, одна из граней внутреннего "я" Гнева, переплетённая с серебром Джея и вышедшая наружу, принимающая самостоятельные решения, порой строптивая и ничего не слушающая, ершистая, иногда не менее порывистая и страстная, чем сам Гнев. Гнев видел его повзрослевшим слишком быстро, чересчур рано, но в некоторых моментах всё ещё ребёнком.  Всё в нём тянулось к сыну, Гнев досадовал на то, что общался с ним меньше, чем, пожалуй, следовало бы, причём не во всякую встречу понимал и принимал то, что Месть считал правильным и важным. Но, как и с Ревностью - детей не выбирают, а ещё они, как ни крути, родная кровь, и этот факт останется с ними навсегда, в случае воплощений - пожалуй, до тех пор, пока Вселенная не погаснет или не схлопнется, и о каких там ещё вариантах учёные так любят порассуждать? После того, как чуть не умер три раза подряд, Гнев не хотел откладывать ни встречу с Местью, ни разговор, ни какие-то проявления родительской нежности, заботы и ласки. С дочерью он непременно повидается тоже, она будет следующей. Гневу позарез необходимо было посмотреть в лица тем воплощениям, кто был рад ему, ждал его, чтобы стереть отвратительные мысли и ощущения, что поселились в нём после, хм, визита Ненависти. Вот в этом и есть разница между ними. Гнев полыхал, согревая мир и всех вокруг себя, и время от времени вполне выступал в качестве ходячего катаклизма, сметающего всё без разбора, что подвернётся на пути, но он не был настроен против мира, не состоял из этой тяжеловесной и мрачной субстанции уничтожения и разрушения всего сущего просто потому, что это и есть предназначенная ему функция. Наверно, в хороших руках и правильном исполнении ненависть расчищает путь новому, безжалостно сносит всё устаревшее, надоевшее, мешающее. Да, именно так же, как, по сути, и гнев. Но то, чем являлось её воплощение... Брррр, да его самого можно стереть к дьяволу, и никто не посочувствует.
Гнев вошёл осторожно и застыл на самом пороге, напряжённо и неуверенно глядя на сына, словно не был вправе приходить сюда и навязываться ему. Переживая, что Месть не поприветствует его, а прогонит. Вскинется, ощетинится дикобразьими иглами, спросит, какого лешего Гнев вообще притащился, раз его не звали. Ожидание плохого, нервная настороженность, вовсе не свойственные ему прежде, в нынешнем перерождении грозили стать постоянными, въевшимися намертво чертами личности. Да, он существенно отличался от обычного себя. И впрямь как если бы вместо Гнева, дикого и необузданного пожара, наверх поднялась бледная тень, дурное подобие, лишь имитирующая его, копирующая, ходячий обман. Уголёк, уже не рдеющий алым вообще.
- Здравствуй, родной... Можно? - тихо вымолвил Гнев.
Его волосы потеряли сочность и яркость оттенка, как бы выцвели, поблёкли. В зелёных глазах застыли тревога и какая-то тоскливая неприкаянность. Раньше он бы просто кинулся к Мести и заключил его в крепкие объятия. Когда был девочкой - ещё и в обе щеки бы расцеловал. Болтал бы обо всём и сразу, и одновременно ни о чём вообще. Но теперь... Теперь он выглядел как наполовину спугнутая птица. Как будто одно неуместное или неудачно подобранное слово - и он, Гнев, без оглядки сбежит. Элементарная штука, наслаждение жизнью и готовность её открыто и весело встретить, с предвкушением чуда бросаясь навстречу каждому следующему дню, стала для него непомерно сложной. Он поэтому не хотел, и чтобы Надежда ухаживала и присматривала за ним - думал, что не заслуживает её света и таких хлопот. В искажённом, нездоровом представлении Гнева и чудовищная война, в которой Гнев, как ему ощущалось, замарался по самую макушку, и пребывание в Нижнем, и инцидент с Ненавистью как бы обесценили его, всего целиком.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/CmAFa.jpg[/icon]

Конечно же, Гнев не мог не заметить вспышку своей эмоции в энергетической ауре сына, но не сумел сразу определить, к чему она относится, не посмел всматриваться так глубоко, нарушая право Мести на персональное, принадлежащее только ему одному, пространство, ведь это даже хуже, чем лезть в душу просто бестактными словами. Дом Мести ощущался уютным, и Гнев понемногу расслабился - осторожно, как ступают по зыбкой трясине, вслепую нашаривая ничем не отличающиеся от всей остальной гиблой территории участки суши. Тут ему не навредят, не ударят, и, хотя Гнев всегда относился к тем, кто может дать сдачи сторицей, после чего от обидчика и пуговицы не найдут, сегодня он ощущал себя почти беспомощным, не получалось загореться. Раньше он не считал силу, её хватало на всё и на всех, и он мог поднимать и вести за собой даже армии. Теперь каждую каплю приходилось экономить. И не потому что неоткуда было подпитаться - нет, источников в мире хоть отбавляй, если внутренним ресурсом не выходит пользоваться, просто Гнев не видел смысла. Чтобы гореть факелом, надо действительно к чему-то стремиться, а он потерял большую часть ориентиров. Хотя тот факт, что человечество постепенно восстанавливается от последствий войны, говорил Гневу вполне явственно - не всё потеряно. На этой планете и её обитателях рано ставить крест, и он не зря возвратился. Увы, но иногда нельзя по заказу взять, щёлкнуть пальцами и волшебным образом перестать страдать. Как нельзя исцелить рак или пневмонию, лишь сказав, что тебе надоело болеть. Наверно, для начала следует подарить себе больше времени и не давить, не требовать от организма то, чего он пока не способен дать. Он и так не сидит в Чертоге, погружаясь в депрессию, а вот, к сыну пришёл, и, как выяснилось, не зря, если учесть, как Месть в него вцепился, как сияет улыбкой, как ни на минуту отходить не хочет. Нет, это не панацея от всех бед и потерь, раны не исчезнут в мгновение ока, но это - движение в правильном направлении. Месть - не образцовый ребёнок, и никогда им не будет, да и не стремится к столь сомнительному достижению, но на него можно положиться, и для Гнева этот мальчик - хороший, любимый, очень-очень близкий. Неважно, что их обоих люди осуждают и клеймят эмоциями, в которых признаться чуть ли не стыднее, чем в пьянстве или воровстве. Всем известно, что мозги там есть в лучшем случае у каждого десятого, и это огромная лесть смертным. Зато они с Местью есть друг у друга. Мальчик взволнован, его сердце стучит так учащённо, что скрыть, когда они соприкасаются физическими и энергетическими телами, не удастся, и Гнев заглядывает в него украдкой, ловит за хвост что-то еле различимое... И злое, намеренное терзать, рвать в клочья - но кого и почему? Неужели Месть спутался не с теми и нажил себе слишком зубастых противников? Помилуйте, речь о его, Гнева, и Справедливости сыне! Месть любому отморозку, любому мафиози и преступному гению фору даст и не почешется! Съест, не подавится и ещё заявит, что было либо мало, либо невкусно. Второе - если пришлось подлеца оприходовать. Не первое столетие знакомы всё же, такие реакции Гнев в нём изучил вдоль и поперёк. И всегда своим мальчиком истово гордился - так, мол, держать, можно и пожёстче. А ещё всегда был не прочь присоединиться, особенно если какие-то олухи принимались воображать себе, будто загнали Месть в угол. Ну уж нет! А, даже если так - тот, кого зажали в тупике, опасен втройне, ведь из манёвров ему теперь - лишь свирепо атаковать, пытаясь вырваться прямо по трупам недоброжелателей.
Гнев предлагает выбор напитка самому Мести, так как тому лучше известно, что у него имеется в распоряжении, а во вкусах Гнев не слишком привередлив, да и вдобавок он не способен всерьёз размышлять о настолько малозначимых, фоновых вещах, когда на языке вертится абсолютно иное, вертится так, что он понимает - лучше озвучить, всё равно не отпустит, не даст покоя. Понаблюдав за сыном чуть дольше, Гнев лишь утвердился в намерении. Нарыв лезет в глаза, разбухший и явно болезненно саднящий, пора вскрыть пакость и посмотреть, из чего она состоит. Месть, разумеется, не пожалуется. Самолюбивый. Да и обременять дополнительным грузом, когда у отца своих огорчений и хлопот навалом, не в его обычаях, так не поступают с теми, кого берегут и ценят. Но Гнев предложит свою помощь сам, не может не. На то ведь он и родитель. Твёрдое плечо рядом, гарантия опоры.
- Что тревожит тебя? Я же вижу, ты не в порядке... Мы давно не виделись, знаю, поэтому, прошу тебя, расскажи мне, что я пропустил? И... Не щади меня, я хочу правду, сынок. Обещаю, я с ней справлюсь.
Гнев старался говорить мягче и не обязывать к ответу. Месть много тысяч лет уже как вполне зрелый и самостоятельный, и отчитываться, естественно, не обязан. Но Гнев рассчитывал, что, если сын поделится - они смогут решить проблему вместе, а там, глядишь, это и зажжёт его опять. Трудотерапия и всё такое. И понимание, что он, Гнев, всё ещё приносит пользу, что он не инвалид среди воплощений - ещё не поверженный, а вполне себе активный и действующий воин. И, кроме того, Гневу было интересно выяснить, как живёт Месть в целом и чем занят в нынешнем странноватом веке. Хотя да, Гневу с непривычки любые перемены на Земле казались странными, и лишь затем он постепенно притирался, адаптировался, и, наконец, проникался жаркой симпатией к окружающей среде.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/CmAFa.jpg[/icon]

Гнев вздрогнул всем телом и даже немного отстранился, чтобы пристально уставиться Мести в глаза и показать - тут потребуется по-настоящему прислушаться. Моментально перед внутренним взором возник стоящий на коленях Джей с обожжёнными руками, не собирающийся доставать оружие и сопротивляться, беззащитный перед болью и унижением... Картинка, хотя как-то претит называть так едва не случившуюся трагедию, в которую вот прямо сейчас у Гнева вновь произошло почти полное воображаемое погружение, сменилась. Джей, истекающий кровью, распростёртый в грязном, загаженном переулке. Умирающий. Джей, который перестал бороться за себя, почти растерявший всё своё серебро и не регенерирующий совсем простую, в сущности, рану - медиумов там не было. Вспышкой - следующий кадр, Джей безрассудно спускается следом за ним, Гневом, в Нижний Предел, берёт в ладони, прикрывает от тьмы всем, что у него есть - остатками энергии и крыльями. Джей, наверно, лишь чудом до сих пор ещё живой. Гнев был, наверно, рад только одному во всей той вакханалии безумия и алогичности их обоих # тому, что он запретил Джею сводить счёты с жизнью каким бы то ни было способом или позволять его убить. Гнева до сих пор трясло при мысли о том, до чего дошла Справедливость, с огромным трудом склеивая себя по кусочкам, срывая ногти и обдирая пальцы. И всё это - его, Гнева, вина. Он позволил Джей переродиться, хотя обещал беречь и защищать. Обещал быть рядом - и в самый чудовищный, самый важный момент не пришёл, вообще упустил происходящее и не имел ни малейшего понятия о том, через что его девочке пришлось пройти, пока она не вошла в его Чертог, исполнять приговор. С пустыми и холодными глазами палача и другим, неузнаваемым лицом. К стыду своему Гнев понимал, что в тот миг в нём была оторопь ужаса и растерянности, а не любовь. Хотя та каша из противоречивых эмоций, жажда уничтожить себя и тайная мечта получить прощение, именно от Джей, ничьему другому Гнев бы не поверил.
- Как раньше, увы, не будет уже никогда, но у нас ещё может получиться более-менее светлое будущее, если мы очень постараемся. А для этого ты, сынок, никогда, слышишь, никогда не должен спрашивать Джея о том, как он казнил меня и почему. Джей... Он... Любое упоминание этой темы истязает его, выворачивает наизнанку. Когда я вернулся, и мы впервые увиделись, он напоминал полупрозрачное привидение и был готов умереть, если бы я потребовал. Он ни в чём не виноват, я заставил его совершить надо мной суд. Я призвал Справедливость в качестве палача, и ему пришлось.
Гнев даже отдалённо предположить не мог, как подобную информация переварит и как поведёт себя Месть, кажется, весьма близко к сердцу воспринимающий любые размолвки между родителями. Гнев не снимал с себя того факта, что не на шутку провинился, что буквально вынудил Джея сыграть ту неказистую и унизительную роль инструмента, которую тот теперь видел в кошмарах. Гнев никогда не знал, да и побаивался узнать, каким выглядит в глазах Джей, насколько они в действительности близки. Для него стало бы сокрушительным ударом узнать, что она терпит его из вежливости или от нечем заняться. В самом деле, зачем же ещё Справедливости вечно маячащий вокруг надоедливый поклонник? Хотя по эмоциональному фону Гнев и улавливал, что ей приятно видеться с ним, он не понимал этого. Кто-то настолько прекрасный и великий, как она, скрепляющая своим кармическим законом все ткани бытия, да уделяет внимание тому, кто не раз действовал ей на нервы и шумел.
- Я не должен был... Мне не следовало так поступать с ним. Но мне просто не хотелось больше видеть этот мир, никогда... И я хотел, чтобы, когда я умру, моя сила досталась именно ему, а не кому-то ещё. Ненависти, например. Кому угодно, только не ему, - Гнев вздрогнул и отстранился от сына, как бы замыкаясь в себе.
Такое обращение с Джеем, нуждавшимся в опоре, поддержке, жизненном ориентире, было подло и эгоистично, и в какой-то степени Гнев чувствовал, что заслужил наказание, исполнителем которого случай направил Ненависть. Увы, но такой способ расплаты за грехи на деле ничего не решает и не исправляет, ничему не учит, и это до Гнева тоже к настоящему дню дошло. Он не вправе разрешить себе роскошь умереть и бросить планету, да и воплощения тоже, лишить их того заряда, что несла его энергия. Отобрать защиту, на которую испокон веков мог рассчитывать абсолютно всякий из семьи без исключения. Как бы ни менялось отношение самого Гнева к функции, которой наделила его природа, он брал и тащил её, иногда вопреки себе, наступая внутреннему сопротивлению на горло. Да, ему нравились его обязанности перед остальными родственниками, но это не значит, что они всегда сладки, как мёд. О, нет, иногда они - прямо-таки двадцатипудовый жернов на шее, пригибающий к земле, душащий, не дающий ни развернуться, ни выпрямить спину. Кто в семье осилил бы подобное? Ныне Гнев осознавал, что навесить такое на Джея, тем более, в том состоянии, в каком он пребывал - значило раздавить его морально. Джей упал бы и не поднялся бы вновь. От такого стыда и позора провалиться бы, но хватит, допроваливался, что все, кому не плевать на него, до ручки докатились. Пора вести себя как взрослый, как старший, и вновь убедить всех, что больше он их не подведёт. Да-да, и неважно, что сам Гнев в том положении, когда вытащить себя из психологического болота, как Мюнхгаузен - за волосы, уже достижение. На него смотрят, для некоторых он - едва ли не единственный, последний ориентир, показатель того, что во Вселенной хоть что-то ещё может быть хорошо, пусть не полностью, но хоть как-то, хоть на дюжину процентов.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/CmAFa.jpg[/icon]

Навещая сына, Гнев пытался настроиться на эту вот тему заранее - и ничего ему не удалось, всё равно он втайне просил слепой случай "пронести мимо чашу сию". Ну, да ладно. Надо смотреть в лицо своим поступкам и их последствиям, нельзя избегать, отворачиваться, менять направление диалога, отделываться общими фразами. Отвечать придётся по возможности чётко и по существу. Да уж, расклад такой, что и врагу не пожелаешь. Говорить о столь личном и разъедающем нутро при Мести - всё равно что вытягивать собственные жилы и ещё измерять их шагами, при этом улыбаясь, чтобы не показать, как тебе больно. Но, что даже хуже, трудно вымолвить хоть слово, зная, что оно прозвучит пощёчиной наотмашь и плевком в душу. Гнев догадывался, что визит доставит много сложностей им обоим и может ухудшить отношения... Но разве семья - не на то и семья, чтобы понять? Стыдно за то, что он тогда не положился на своих детей, даже, возможно, на их советы, не доверился достаточно, чтобы попросить о поддержке. Значит, боялся натолкнуться на осуждение и холод. Или, наоборот, на то, что они скажут, мол, сделал всё правильно, не о чем переживать. Это когда о нацистах-то речь! Да, безусловно, когда он пришёл на выручку тем людям, нигде и ни на ком не было написано, во что это выльется в скором времени, а у него, Гнева, дара предвидения нет. Он не знал, что оно покатится, разрастаясь, как снежный ком, и подминая всех и всё под себя. И даже близко не догадывался, как легко это подхватят все остальные страны, причём часть окажется ничуть не лучше раздухарившихся немцев. Но это не снимает с него груза одной из худших ошибок, которые он совершал за долгую жизнь. Да, только как весь этот клубок распутать, с какой стороны подойти, чтобы изложить Мести - Гнев задавался вопросом, колебался и медлил. Но затягивать паузу нельзя - сын ждёт. И он заслужил право получить всю историю из первых уст.
- Германия. Я всегда прихожу на помощь слабым, а Германия тогда была слаба. И я простодушно сделал так, что она набрала силу во Второй Мировой. Я пришёл к ним и вложил всё, что у меня было. Ты же помнишь, думаю, как я обычно всегда целиком отдаюсь войнам... Я помог им побеждать и завоёвывать чужие территории, а потом... Потом я осознал, что они творят, и что вся эта кутерьма захватила всю планету гораздо быстрее и кровопролитнее, чем я ожидал. Тогда я поклялся, что остановлю их, и сменил сторону. Пусть они и стоили тысячи проклятий и смертной казни, чуть ли не все поголовно как минимум из верхушки - я совершил предательство. Как тебе известно, к подобному я всегда был терпим чуть меньше, чем никак. Самурайская выучка, как бы ни был дурен сюзерен, следуй за ним до конца, если он хорош - в том заслуги нет, любой пойдёт за таким, а ты останься рядом, когда все от него отвернутся... И ещё я помог изловить немало крупных деятелей, повинных в геноциде и аморальных экспериментах, ходячего ужаса и позора их же собственного вида, и проследил, чтобы они получили сполна. Но я взял на себя право судить, тогда как сам был ничуть не чище. И, если я приговорил их - я решил, что то же самое справедливо и ко мне. Я верил в это так истово, что именно тем серебром, кажется, и призвал Джея. Этого серебра было во мне столько же, сколько моей красной энергии, она ослепила меня - жажда того, чтобы надо мной тоже свершили правосудие. В глубине души я ждал, что Джей посмотрит на меня взглядом судьи и определит, насколько я в самом деле виновен, но я не ощутил, что она переродилась, что Джей не успел восстановиться и понять, что к чему, и зачем я его звал, а уж менее всего я рассчитывал, что за мной придёт его функция... Он явился сразу палачом, а не судьёй, потому что сам я решил, что мне полагается смерть.
Это было страшно - оказаться припечатанным пустым ледяным взором палача, не найти в мертвенных зрачках ни намёка на привычную личность Джей. Да и вообще сам факт, что пришёл парень, а не вечная девушка.
- Когда я понял, что Джей, которая никогда не перерождалась, была убита на войне, для меня это послужило дополнительным шоком - и, видимо, подписью под приговором. Я уверился, что не заслуживаю жизни, раз позволил этому произойти и даже не уловил, в какой именно момент её не стало и почему. И это после всех моих обещаний о том, что я непременно её уберегу! Да, если бы у меня было время, я бы успокоился и переосмыслил произошедшее, дошёл бы до очевидной правды о том, что худшее, что я мог вынудить его сделать - это занести надо мной его карающий меч, но времени-то как раз у меня тогда и не осталось, Джей уничтожил мою оболочку и отправил личность в Нижний Предел.
Всё кончено - так ощущалось в последний миг, Гнева припечатало этим, когда остатки его "я" падали в пустую бездну. Финальное и самое острое, режущее скальпелем по сердцу воспоминание. Провалился во всём, как воплощение и как защитник. Любил Джей - и допустил её гибель. Он лишь молился небесам, что она не слишком мучилась, хотя уповать на это в тех условиях и казалось откровенно наивным. Только бы не опыты, не пытки и не концлагерь!.. Пожалуйста! Его чудесная девочка, его сокровище прошла через Ад, и Гнев сам её туда столкнул. Неудивительно, что он так покорно терпел, пока Нижний Предел постепенно растворял и стирал его.

[icon]http://s9.uploads.ru/t/alR4L.jpg[/icon]

Гнев знал, что Месть знаком со сводной сестрой, но мало интересовался их взаимоотношениями, главное - лишь бы планету не разломали. В родительском воспитании он был похож на того, кто вывозит на середину озера и швыряет в воду, мол, жить хочешь - выплывешь. Какие бы намерения научить их чему-то толковому и поделиться опытом Гнева ни обуревали - в итоге всё всегда упиралось в это. Он не приспособлен для преподавания. Но Гнев и не предполагал, что её имя в этом разговоре тоже всплывёт. Честно признаться, он бы предпочёл, чтобы и не. Но что уж теперь - поздно. Значит, щекотливые и дискомфортные темы не закончились. Только бы не завершить всё ссорой, натянутость аж в воздухе повисла. У обоих, пожалуй, найдётся то, в чём они не ведают компромиссов и полумер. Оба прошли через множество испытаний. Да, наверно, стоило бы пообтесаться и смотреть на реальность более флегматично, но Гнев не остывал тысячелетиями. Он упирался непрошибаемо и стоял на своём. Как бы не получились из них с Местью два пресловутых барана, что не разошлись на мосту, сцепились рогами, свалились да и потонули.
- Если я выпью - результат будет непредсказуемым. Я так пару войн и некоторые природные катаклизмы ненароком начал. Так что, прости, но пока что воздержусь, - вздохнул Гнев. Алкоголь ему доставлял удовольствие в те седые эпохи, когда его не пугала перспектива наворотить бед. - У меня слишком плохие отношения с Ревностью, чтобы я мог рассчитывать на неё. Мне вообще не хотелось её тогда видеть. Слишком у нас разное мировоззрение, и её я никак не могу ни принять, ни примириться с ним. Даже сейчас при мысли о необходимости встречи с ней мне становится неприятно. Кроме того, я не выдержу ещё раз объяснять всё то же самое уже ей. Я и сейчас формулирую через силу, но ты беспокоился за нас с Джеем, и держать тебя без информации дольше нельзя.
Гнев чем дальше - тем больше воспринимал Ревность как неудачного ребёнка, от которого нельзя взять и избавиться, так как она уже родилась и живёт, она полноценный и равноправный член той самой семьи, которую Гнев взялся оберегать. У них никак не получалось поговорить на понятном друг другу языке, и с каждой следующей попыткой общения они всё сильнее и сильнее отдалялись, по крайней мере, по ощущениям самого Гнева. Он боялся изредка вспыхивающего в нём желания убить её, размазать тонким кровавым слоем. Боялся - и не хотел этого, постепенно приходя к выводу, что им лучше как можно меньше друг о друге знать и вмешиваться. Хотя, конечно, иногда Гнев не мог выдержать, он не терпел, когда его близких обижали, и расправлялся с теми, кто поднимал на них руку. Не оттого ли получился и этот мальчик, прекрасный и яркий, несмотря на то, что сила его тёмная? Ревность тоже была колоритной и запоминающейся, но Гнев отказывался доверять ей лишь на том основании, что она готова присоединиться к любой заварушке, в которой он участвует, абсолютно плюя на то, за кого и почему Гнев в этом всём выступает. Он хотел, чтобы она или разделила его взгляды, или держалась подальше. Лояльность делу для него была важнее, чем лояльность лично ему. Иначе говоря, участвуя в революциях, Гнев напрасно надеялся, что она поймёт, для чего те нужны людям, как изменится мир, и почему это, по его мнению, лучше. Его раздражало то, что она живёт только ради себя, что люди для неё лишь игрушки, хотя в положительном настроении она могла и одарить их чем-то, и похвалить - это всё равно выглядело как забавы девочки с принадлежащими ей куклами. Дурная девочка, жаль, что порка и стояние в углу с таким строптивым потомством ничего не даст. Уф, аж закипает всё внутри. Нет, здоровая забота о себе и своих потребностях - безусловно, правильно, но точно не за счёт тех, кто не увернулся. А Ревности нравилось измываться над людьми. Вредная эмоция, зачем-то, наверно, нужна, но Гнев не мог взять в толк, где её смысл. Впивается в горло и душит, соображение отключает.
- А, вообще, если говорить начистоту, мне бы даже близко не пришло в голову, что вы оба хоть чем-то можете помочь. Это у тебя подростковый максимализм до сих пор играет, или как? Грубой силой я бы и сам справился. Но такую кашу не расхлебать по волшебству, увы, родной. Ещё и множество наших в это влезло, знаешь ли. Каждый тянул одеяло на себя и вовсю пользовался чокнутой вакханалией. Сомнение, Ненависть, Отчаяние, Лицемерие... Это в основном на стороне Рейха, а так чуть ли не каждый третий мутил воду и усложнял и без того густое варево. От себя подсыпали щедро, и все были убеждены в праве вытворять, что им заблагорассудится. Да я больше всего боялся, что кто-то из вас тоже в этом замешан по уши так, что я уже никогда не смогу относиться к вам как прежде! Увидеть Ревность начальницей одной из тех чёртовых фабрик смерти или тебя - изобретателем какого-то их тех видов оружия, которые тихо и незаметно убивают людей сотнями за рекордно короткие сроки! Простить такое я бы ещё веков триста не смог... Узнаю, кто сочинил атомные бомбы - убью, Верхним Пределом и всеми его закоулками клянусь, убью нахрен и не поморщусь ни на миг! Не поверю, что никто из наших там не приложился! - Гнев буквально прорычал это, не хуже волка, и зелёные глаза блеснули диким, свирепым, неукротимым стремлением разорвать на части. - Я посмотрел на людей, которые убивают друг друга массово, причём не как во всех прошлых сражениях, где я участвовал, а какими-то совершенно омерзительными средствами вроде отравленного газа и прочей научной дряни... Посмотрел на воплощения, которые вели себя ещё хуже безо всяких угрызений совести и обмазались дерьмом по самые уши... И почувствовал, что отстаивать больше нечего, что я потерял веру в хорошее, да и в будущее вообще. Не хотел иметь никаких дел с теми, кто так себя ведёт. Моя картина мира, всё, во что я верил, рухнуло.
Гнев бешено вспыхнул багровым и алым, он всерьёз злился на родственничков, даже из чужого горя делающих себе выгоду. Змеиная семейка, набитая психопатами, извращенцами, самовлюблёнными сволочами изрядно выходила его из себя. Вот теперь это был самый настоящий Гнев во всей первозданной, ничем не испорченной красе, он нашёл, чем зажечься. Скотством этой древней кодлы, ага. Вернее, тем, что оно пробуждало в нём. Перетряхнуть бы братьев и сестёр, выбить мусор из их голов, заставить приносить пользу. Ох, дорого бы Гнев дал за такое позволение, с энтузиазмом бы принялся за работу. А то странным защитником воплощений он станет, когда подмывает половину отправить на тот свет раз дюжину подряд.

[icon]http://s9.uploads.ru/t/alR4L.jpg[/icon]