Нельзя сказать, чтобы Гнев очень уж часто выпивал, ему больше подходило определение "редко, но метко". Почему-то, несмотря на это, у многих сложилось впечатление, что он чуть ли не алкоголик - его часто встречали во всевозможных злачных кварталах, где обитали неудовлетворённые жизнью отбросы общества, которым не на кого и не на что рассчитывать... Он кормился их негативом, выслушивая истории, помогая налиться алкоголем до самых бровей и хоть ненадолго забыться. Эти люди были настоящие. Не испорченные благами цивилизации. Грязные, вонючие, опустившиеся, но такие, какими их создала природа, лишённые наносного лоска интеллигенции и денег. Гнев не мог не питать расположение к таким отверженным, находя много общего между ними и собой. Он также был отнюдь не дурак подраться, искренне считая, что так гораздо легче донести и свою правду, и свой способ восприятия мира, чем пустыми словами. Гнев обожал жизнь даже в таких грубых её проявлениях.
Но сегодня Гнев успел спозаранку расстроиться. Утром один из его избранников прыгнул с крыши. Не смог больше терпеть. Тот был смертельно болен и знал, что лекарства нет, скоро ему предстояло слечь, и он предпочёл завершить всё прежде, чем окончательно превратится в никчемную обузу для родственников. Ярость замедляла течение его болезни - точнее, воплощение пыталось если не спасти подопечного, то отсрочить печальный финал. И теперь Гнев чувствовал, что недоглядел, не нашёл правильного решения проблемы вовремя - и потерял очередного друга. Он похоронил уже сотни, но всё равно каждый раз подобное задевало его.
Мир несправедлив. Он выталкивает из своего чрева идеалистов и наивных мечтателей, они ломаются первыми. Гнев иногда желал испепелить всёх и вся дотла. Сразу бы отмучились... Но разве имел он право так поступать? И не только потому что без человеческой энергии им не выжить. И не в том дело, что его остальные не поймут, даже те, с кем он в хороших отношениях. Просто для него это никакой не выход. Гнев полыхал и был изрядно склонен к импульсивным и плохо обдуманным решениям на почве горячности и отсутствия терпения... Однако, злым он никогда не являлся, как бы ни стремился порой изобразить из себя чудовище. Горячим пламенем души Гнев стремился согреть всех вокруг себя, показать, что с любыми обстоятельствами можно и должно бороться. Сталкиваясь с врагом, одолеть которого не представлялось возможным, Гнев неизменно воодушевлялся, чуть ли не воспарял над землёй. Он бы бросился на стену, которая ему не нравилась, даже точно зная, что разобьётся - бледный призрачный шанс сокрушить её манил, Гнев не мог его игнорировать.
И в заведении он оказался не первым посетителем-воплощением, решившим провести свой досуг сегодня именно здесь. Гнев на мгновение застыл на пороге, но всё-таки вошёл.
Справедливость. Чуть ли не самая главная стена во всей жизни Гнева. Так силён и уверен в себе, что Гнев не мог скрыть не только ненависти к нему, но и подлинного, глубочайшего восхищения. Справедливость был его заклятым врагом, толстой занозой в пятке, уже успевшей загноиться - и чуть ли не кумиром. Гнев бы отдал многое за то, чтобы разорвать эту сволочь на кусочки - и ещё больше за то, чтобы стать его другом. Но Ледяному, кажется, не нужны все остальные, он самодостаточен в своём царстве имени гармонии, баланса и законов мироздания. Да и что взять с айсберга-то, этим треклятым глыбам плевать, что они кому-то нравятся. Гнев не считал нужным скрывать переживания и идеи - содержимое ума Справедливости оставалось тайной за семью печатями. Это бесило. Всегда раздражает, когда хочешь кого-то в товарищи, тянешься сблизиться - а тебя обдают арктическим холодом и безразличием. Их со Справедливостью вселенные даже краями не соприкасаются, они как те самые параллельные прямые, которые нельзя пересечь между собой. Вытрясти всю дурь из Ледяного тоже не получалось, скорее, это он выбивал из Гнева внутренности, как хорошая хозяйка - пыль из ковра. Гнев, однако, не сдавался, он был тем бараном, что таранит лбом ворота, пока те не откроются, или сам баран не сдохнет. Встать на колени и смириться с неизбежностью для него было неприемлемо. Поэтому он с удовольствием видел в Справедливости своего заклятого врага, ведь лишь в достойном сопернике и противнике кроется необходимость развивать себя. За Ледяным, как полагал Гнев, ему никогда не угнаться, он как недосягаемая Полярная звезда. Гнев даже слегка завидовал ему - спокойствию, уравновешенности, контролю над переживаниями, способности понимать и предвидеть результат своих поступков, взвешивать их. Однако, в отличие от Справедливости, его это вполне рисковало отравить изнутри, разрушить. Гневу требовалось полыхать, иначе он задохнётся, как человек - без кислорода.
Но тут что-то не так - подсказывала ему интуиция. Чутьё редко подводило Гнева, достаточно было лишь слушать повнимательнее.
- Гнусно надираешься один? - весело обратился он к Справедливости. - Не против, если я присоединюсь? - по тону становилось понятно, что вопрос был задан формально, и запретить вот так упёршемуся рогом Гневу ничего не удастся, даже если великий судья и инквизитор окажется решительно против. - Ты не в порядке, - неожиданно заметил Гнев, присмотревшись. В его тоне не содержалось ни капли издевки, напротив - сквозило искреннее сочувствие. - Что стряслось, брат?
Он предпочитал не соваться не в своё дело, но Ледяной выглядел тусклым, погасшим. Гнев ещё ни разу его не наблюдал в подобном виде. Это прилично обескураживало.
Возможно, кто-то счёл бы его непоследовательным, и даже лжецом, но Гневу попросту плохо давалось накапливать обиду, он выплёскивал всё одним сплошным извержением и остывал, после чего с ним вполне можно было вновь иметь дело. Сейчас он не вспоминал обо всех их со Справедливостью разногласиях и том, как Ледяной его убивал. Его куда более заботило состояние собрата-воплощения на текущий момент. В восприятии Гнева не укладывалось, что с Ледяным произойдёт что-то дурное. Гнев бы поспорил на что угодно - этот переживёт второй мировой потоп, вымирание всего людского рода и гибель Верхнего Предела. Справедливость, мнилось ему, ничто не возьмёт. И оттого нынешнее состояние Ледяного пугало Гнева не на шутку, и зовите его впечатлительным после такого, если нравится.

[icon]http://s8.uploads.ru/t/JMeCo.jpg[/icon]

Гнев вдруг поймал себя на том, что раньше не замечал, насколько Справедливость красив, и речь вовсе не о чертах лица, что можно было сменить при желании в любой момент. Он отчего-то в упор не видел, как сверкает и переливается, словно хрустальный многогранник на солнце, душа собрата. Прозрачная и тихо звенящая, подобно сталкивающимся кристаллам чистого льда, душа. Ею можно было любоваться бесконечно, будто околдованному. Она, как утверждала одна из затасканных поговорок смертных, и впрямь отражалась в глазах Справедливости. Гневу хотелось поверить в неё, признать, насколько эта душа важна для этого мира и лично для него. Отчасти это чем-то напоминало первую стадию влюблённости, но высшего сорта. Не как в живое существо, а как в пейзаж, идею или произведение искусства. Гнев не без удивления осознал, что почти не знаком со Справедливостью даже после стольких лет. Они как будто обитали в двух совершенно разных Вселенных, чьё столкновение обернулось бы глобальной катастрофой. Но чем более запретным являлся объект, тем сильнее Гнева всегда тянуло прикоснуться, проникнуться недозволенной тайной. Брат уже его не оттолкнул - прогресс. Признаться по правде, Гнев... Нет, не то, чтобы робел перед Справедливостью, но чаще всего абсолютно не понимал, как подступиться, чтобы всё не окончилось очередной ссорой. Пламя, нетерпеливое, обжигающее, взволнованное, шевельнулось в сердце Гнева, побуждая продолжить диалог. Они, конечно, никуда не торопились, но у Гнева безо всякого основания сложилось впечатление, что минуты дороги. Энергия Справедливости мерцала нестабильно, понемногу бледнея прямо на глазах. Как будто он старательно подтачивал сам себя. Да ну, нет, Гневу мерещится, Ледяной меньше всего годится на роль суицидника! Он не убегает и не отворачивается от сложностей и препятствий на своём пути, а, как и Гнев, сокрушает их ничтоже сумняшеся. В данной области они похожи, почти как близнецы. Но... Что за штуки тогда откалывает сила, составляющая прямой источник его бытия?! Почему она кажется более тусклой, чем прежде?! Гнев испугался без преувеличений, аж мороз по коже продрал. Он много что себе воображал, особенно пока планировал как-то расквитаться с этой заразой, возомнившей себя вершителем суда и приговора, но уж точно не полное исчезновение Справедливости, тот служил ему ориентиром, незыблемым столбом, который падёт последним. Мечтая превзойти Ледяного, Гнев так или иначе равнялся на него. Нет, не стремился уподобиться, но его неугасимый жар выступал как противовес царства вечной мерзлоты Справедливости, занимая вторую чашу весов и приводя их в баланс... Они не могли обойтись каждый без другого, как бы ни возражали данному факту. Гнев - как сила, необходимая, чтобы бороться с неправедностью, нарушениями, ошибками мироздания, отклонять посягательства на священную гармонию. Палящий зной, шествующий бок о бок с космическим холодом.
- Я не буду давить на тебя или пытаться принуждать, но готов выслушать, если ты решишь поделиться со мной. Ты на себя не похож... И меня это тревожит. Предпочитаю видеть тебя прежним заносчивым и уверенным в своей правоте по любому поводу типом, виртуозно умеющим всех раздражать, - Гнев с лёгкой насмешкой улыбнулся, поддевал Справедливость он беззлобно, как если бы никогда и не обещал клятвенно оторвать Ледяному Рыцарю голову и приколотить её в Чертоге на видном месте. - Серьёзно, что случилось? Я могу как-то тебе помочь?
Предложение тоже стало неожиданным, Гнев сам не предполагал, что возьмёт и ляпнет нечто подобное. Впервые на арене без страховки... Но он опасался не того, что Справедливость выйдет из себя, а этой спонтанно пробудившейся в том человечности. Справедливость испокон веков выглядел как наиболее близкий к высшему идеалу среди воплощений, а сейчас этот образ рассыпался на мельчайшие осколки. И чёрта с два Гнев собирался получать из этого преимущество и как-то использовать то, что ему сегодня открылось, в дальнейшем против Ледяного. Он ведь случайно застал того в момент, когда Справедливость позволил себе щепотку слабости, и будь Гнев проклят, если начнёт издеваться над его положением или искать, какую выгоду можно из этого извлечь. Дьявол, он не крыса и не дешёвый мошенник, чтобы так поступать. Он предпочитал честное противостояние, если уж на то пошло. Чтобы так унизиться, Гнев слишком уважал и себя, и Справедливость, несмотря ни на что, и даже на собственные громогласные заявления о том, что Ледяной подлец, мерзавец и доброго слова не стоит - подумаешь, велика беда, Гнев на эмоциях ещё и хуже ругательствами сыпал, что уж там. Нет, их благородному принцу со сверкающим мечом чужды мелочность и низкие приёмы трущобных воров и убийц. Гнев не хотел допустить его угасание, утрату внутреннего стержня. Если Справедливости требуется пинок, чтобы прийти в себя - именно Гнев таковой ему с наслаждением обеспечит, отвесит от всех щедрот. Такова была обычная форма его поддержки и сопереживания. Он неоднократно возвращал другим бодрость, присутствие духа и желание жить через шокотерапию и даже боль. Но вот уж никогда бы не вообразил, что Ледяной однажды станет в чём-то вроде этого нуждаться - сам ведь горазд тех ещё тумаков и оплеух прописать, что на перерождение улетишь от таких "уроков".

[icon]http://s8.uploads.ru/t/JMeCo.jpg[/icon]

Дыхание Гнева перехватило, как если бы чья-то грубая лапа сжалась на его горле, а зрачки расширились. Не давая себе отчёта в том, что делает, он вцепился обеими руками в столешницу и заметил, что подпалил её, только когда характерный запах коснулся его ноздрей. Гнев раздражённо смахнул едва успевшее заняться, новорождённое, нежное и трепетное пламя ладонью и уставился на Ледяного в упор, пытаясь понять, не попытка ли это Справедливости освоить тонкую науку юмора - попытка плохая, неуклюжая и странная. Но нет, похоже, тот говорил вполне то, что на самом деле подразумевал, Гнев услышал всё как надо. В первое мгновение захотелось врезать ему так, чтобы глаза в кучку собрались, да энергию на восстановление зубов собирать пришлось. Гнев судорожно захватил воздух ртом, практически насильно протолкнув его в лёгкие, и отпустил то, что рвалось из его возмущённой души.
- Послушай-ка сюда... - тяжело роняя каждую фразу, словно свинцовые гирьки, добавляя всё больше и больше веса, промолвил он сквозь зубы, приподнявшись и уперев в стол сжатые кулаки. - Я никак не ожидал от тебя подобной безответственности. Ты думаешь, я возьму на себя твою кровь и отниму у тебя будущее? Ты ошибаешься. Ты не единственный, кому тяжело, знаешь ли! - Гнев сорвался на крик, но тут же совладал с собой и продолжил почти спокойно. - Брат мой, ты хоть представляешь, насколько ты дурак, а? Зачем ты всё тащишь на себе в одиночку? Вокруг тебя те, кто разделит с тобой твою ношу, стоит лишь попросить. Почему ты нас не замечаешь? Притворяешься, верно? Боишься привязываться? Тебе страшно признаться, что ты кем-то дорожишь? Переживаешь, что эти посторонние и такие лишние эмоции застят тебе взор в решающий момент, и твой вердикт окажется пристрастным, да?! А чего стоит бессердечная, замкнутая на самой себе Справедливость, скажи мне?! Это иллюзия, что она должна быть слепа и разить всех без разбора, достаточно лишь хоть немного нарушить закон. Ты наверняка не забыл, сколько ошибок сотворили люди, убеждённые, что Фемида не смотрит на тех, кого разит, и что ко всем применима одна и та же мера пресечения за одинаковый грех. Это всё - полное дерьмо. И ты не каменная статуя с мечом, сносящая головы всем подряд. Нет... Нет, я знаю, что ты не палач, как бы тебя ни называли официально. Ты не жесток, не беспощаден и не ставишь себя выше остальных. Ты истерзал себя теми же требованиями, что предъявляешь остальным. Я понял правду о тебе, когда ты не убил меня. Перерождение - больно, жутко и мерзко, особенно перерождение через Нижний Предел, я чуть не потерялся там навсегда... Но это по-прежнему всего лишь перерождение. Ты, именно ты, и никто иной, дал мне этот шанс, и я в курсе правды о тебе, она заключается в том, что тебе ни хрена не безразлично! А ещё я вижу, что ты не справляешься, ты скоро сорвёшься. Не удастся убить себя об меня - найдёшь ещё кого-нибудь или что-нибудь. Я тебе этого не позволю. Ты меня слышишь? Не отпущу. За кого ты меня держишь, если подумал, что я охотно прикончу того, кто и так хочет сдохнуть?! Я не опущусь до этого!
Он-то воображал их финальную битву как в эпических балладах, сохраняющихся в веках, а этот берёт и практически сам сдаётся? Так, что ли?! Вот так разочарование!
Гнев бессильно откинулся обратно на своё место и закрыл лицо руками, как бы заслоняясь от вида такого Справедливости, но на деле скрывая собственное выражение лица. Не просто сопереживание, а почти эмпатия, состояние и настроение Ледяного передалось ему и прохватило насквозь. Гнев ощущал Справедливость как себя, как два сообщающиеся между собой сосуда, они обменялись содержимым. Или это лишь в него перелился тот кошмар, что владел Справедливостью и корёжил изнутри? Его била крупная дрожь, речь заметно дрожала и даже пару раз сорвалась, когда Гнев хрипло выдавливал из себя остальное:
- Ты стремишься сделать этот мир лучше. Не так ли? Тебе горько и плохо от того, что не получается по-твоему, ты запутался, вымотался и пришёл к выводу, что всё напрасно, и твоя жизнь бессмысленна? Мне это знакомо, со мной происходит то же самое. Постоянно сталкиваюсь с тем, что мои старания защитить кого-то идут крахом. Что меня предают и бросают. Тем не менее, это повод лишь подняться, отряхнуться и шагать дальше, даже если карты нет, и инструкций тоже никто не выдал, а путь приходится ощупью нашаривать в темноте. Не мучай себя так, ты вовсе не обязан гнаться за призраком несуществующей объективности. Просто положись на себя, на свою истинную сущность. И не сочти, что я жалею тебя или принимаю за калеку. Я всего-навсего пытаюсь зажечь тебя, вдохновить и поднять из недостойной тебя моральной ямы. Я всегда считал тебя великолепным, даже на пике ненависти к тебе. Твоя сила есть во мне, и я полагаюсь на неё. Она подсказывает мне, что я должен спасти тебя из тупика, куда ты сам себя загнал.
В груди Гнева действительно сиял ровным ярким светом сгусток энергии чувства Справедливости. Она вела его, составляя чуть ли не половину его естественной личности. Гнев раскрыл её, предлагая брату забрать и зарядиться ею. Незамысловатая, прямая, откровенная, легко доступная восприятию, как и сам Гнев, его справедливость не совершала таких логических и моральных кульбитов, как у подлинного владельца этой эмоции. Гнев спорил с предопределённостью, всегда выбирал сторону слабых, проигрывающих, раненых.
- Пусть ты и посредственный судья, и толку от тебя мало, но всё же лучше, когда ты есть на этом свете. Всё не так беспросветно, как тебе чудится в ловушке, построенной тебе твоей же психикой, уверяю тебя, брат. Я не хочу умирать, потому что так много прекрасного я ещё не раскрыл для себя, тысячи тайн, чей час ещё не пробил... и я не хочу наблюдать, как гибнет эта планета, а ничто иное не ждёт её, если ты покончишь с собой. Хотя бы попробуй довериться. Мне, например. Ты отлично понимаешь, что я не умею обманывать.
Он безумно страшился оступиться, упустить скользящую мимо нить жизни Справедливости. Гнев не был готов потерять его, и обилие всего, что так и не было высказано, как бы много болтовни он ни вывалил на Ледяного. Гнев не озвучил, что краски реальности насыщались для него, когда он сражался с равным или превосходящим оппонентом. Что без Справедливости он деградирует в стихию, испепеляющую всё и вся ради самого процесса, без даже малейшего намёка на мотив или ограничения. Да вся Земля без Ледяного покатится в бездну. Справедливость вряд ли устраивало подобное, ведь Гнев ни на секунду не сомневался - он остро создаёт трагичность и вопиющую неправильность такого исхода. Прихватить собой в могилу каждую искорку жизни, от едва покинувшей материнскую утробу до отсчитывающей последние деньки глубокой старости? Это не его стиль! Так надругаться над тем, за что боролся,  не оправдать дарованное ему имя!

[icon]http://s8.uploads.ru/t/JMeCo.jpg[/icon]

А они вообще прежде вот так хоть раз общались? Кажется, нет. Наверно, оба в принципе не допускали, что столь близкий и абсурдный диалог возможен. Они чересчур разные и точно не станут друзьями не разлей вода, и вовсе не исключено, что и ладить так уж значительно лучше не начнут, но по шагу навстречу всё-таки сделали. Гнев, пожалуй, радовался этому. Он не закрывался от Справедливости никогда, как, впрочем, и от всех остальных. Не считал нужным. Но сам Справедливость всегда производил впечатление замкнутого, отторгающего всё внешнее, наносное, словно это сор, грязь и репьи, липнущие к подолу плаща. Навязываться ему? Соваться, когда тебя очевидно не ждут и не приветствуют, хотя и сохраняют напускную вежливость? Да ещё чего!
- Я никогда всерьёз не представлял себе, что тебя не станет, - со свойственной ему, но теперь дающейся как никогда тяжело искренностью признался Гнев. - Пары твоих перерождений хватило бы мне, чтобы я тебя простил... А потом я просто поймал себя на том, что простил тебя и так. То есть, я отлично понимаю, что твою натуру не переделать... - он улыбнулся чуть саркастично, но больше грустно. Гнев давно принял Справедливость и всех его шальных тараканов как есть ещё до начала эры Христа. Да, порой он выходил из себя и бесновался так, что в Верхнем Пределе слышали, и всё там шаталось, но всё равно Ледяной оставался драгоценным членом семьи. - И ещё есть кое-что, о чём я тебе не рассказывал... И вообще никому. Раз уж на то пошло, я дам тебе свой секрет в обмен на твой. Это касается, собственно, причины, по которой я отправился вниз. Я не мог простить себя самого и позволить себе жить, и я заставил вас отправить меня в Нижний Предел, потому что выглядело бы, на мой вкус, странно, если бы я просто взял и прыгнул туда. Это после того, как я столько стараний вложил в то, чтобы сделать вид, будто я чёртов эгоистичный мерзавец и ни в чём не раскаиваюсь, едва не угробив всю планету?! Подлинный мотив вы бы наверняка упустили, сказали бы что-то вроде того, что я свихнулся ещё круче, чем прежде, и всё. На самом деле всё вышло очень глупо и нелепо. Я совершил ошибку и недооценил людей. Раньше войны были совсем другими. Они потрясали континенты, многие сотни ложились костьми за придуманные наспех и не ими идеалы, но всё равно это не выглядело так... Одна ядерная бомба - и целого города нет, стёрт с лица земли, как ребёнок рушит песчаный замок, надоевший ему. Можно даже не выходить на поле боя. И я пришёл в ужас от того, что натворил. Я бросил Третий Рейх и заставил его кануть в небытие, но я не мог вернуть всех, кто погиб из-за меня. Я не мог восстановить целые страны, лежавшие почти в руинах. Я привык воспринимать войну как нечто жуткое и злое, но при этом потрясающе весёлое, и я забыл, что человечество не стоит на месте, изобретая всё лучшие и лучшие методы истребления себе подобных. Они превратили меня в чудовище, а я - их. И я тогда ощущал, что мне необходимо избавить от себя мир.
Гнев полностью погрузился в тот внутренний раздрай, когда рассудок и чувства разваливались на бесчисленные исковерканные куски, и ему оставалось лишь завыть в небеса - ах, если бы только он не знал, что они пусты, и ему не ответят. Он не знал, куда бежать и кого молить о помощи, да и не пустили бы остатки раздёрганного на лоскуты самолюбия. Гнев угасал, по доброй воле подавляя в себе всё настоящее и живое, что имел. Он не рассчитывал, что его поймут и остановят - но, когда этого и впрямь не сделали, ощутил себя обманутым, изгнанным, заклеймённым. Это срабатывало до сих пор - изредка ему мерещилось, будто все вокруг без исключения являются его врагами, даже те, кто втирается в доверие и клянется, что сделают для него что угодно.
- Никто из вас ни в чём не виноват. Я приговорил себя, и я сделал всё, чтобы вы исполнили надо мной то, что я заслужил. В некоторой степени это можно назвать особенно извращённой формой самоубийства. Вы так взбесились, когда я отправил на перерождение Милосердие, но мне бы при желании и том запасе энергии, что я имел тогда, удалось стереть её саму из ткани бытия навсегда, я всего лишь разрушил её оболочку. Я того и добивался, чтобы вы разозлились и перестали пытаться договориться со мной. Я хотел умереть, и это правда. Моё личное чувство справедливости сказало мне, что я заслужил билет в один конец - в пустоту. Ваше появление доказало это. Мои братья и сёстры ополчились на меня - и я смеялся, смеялся безудержно от истерического срыва. Я думал, я надеялся и верил, что твой меч убьёт меня, выпустит из замкнутого круга, а ты зачем-то оставил мне шанс... Я восстанавливался так тяжело, потому что не хотел возвращаться. Я боялся продолжать. Боялся, что тварь, которой я стал, продолжит жрать агрессию смертных и подпитывать её, и они развалят этот глупый маленький шарик, а ответственность за это ляжет на меня. Это трусость, но я устал, я был загнан и истощён, я пытался отречься от своего имени... И вовсе не за то, что ты сбросил меня вниз, я так рвался прикончить тебя. Если не учитывать, что я ожидал большего. Твою пощаду я расценил как оскорбление. Я по-настоящему горел от обиды, ведь ты не снизошёл даже до того, чтобы добить меня, это так унизительно! Великий Справедливость смотрит сверху вниз на презренного преступника и даже меч свой пачкать об него не собирается! А ещё... До меня до сих пор не доходит, согласно какой внутренней правде ты пришёл к выводу, что я единственный, кого надлежит покарать? Только потому что я был тем, кто начал эти события, и последним, кто вышел из них? Как идейного вдохновителя? Или ты руководствовался чем-то ещё?
Гнев выпалил это страстно, алчно ожидая вразумительного ответа, вопрос не давал ему покоя годами. Он изводил себя, сам отыскивал вероятные логические варианты, объясняющие поведение Справедливости - а потом досадливо мотал головой и жаждал услышать правду из уст самого Ледяного. Полумеры Гнева не удовлетворяли, нутро жгло, словно он поел раскалённых углей. Неужели это воздаяние действительно каждому по мере прегрешений? Неужели он и впрямь худший из всех? Это - истина Справедливости? Горечь и тоска, метания и боль. Глубинные страхи всплыли на поверхность, как Кракен из пучины океана. Гнев ведь и сам точно так себя видел, и в наказании, полученном от Справедливости, находил подтверждение.

[icon]http://s8.uploads.ru/t/JMeCo.jpg[/icon]

Гнев ничуть не лгал, не лукавил и не кривил душой, когда сказал, что простил Джея. Даже если бы не сделал этого раньше - простил бы сейчас, видя его таким. Справедливость будто подменили, но, размышляя над этим и анализируя новую информацию, Гнев пришёл к элементарному выводу, что подменили только его стереотипы о Ледяном. Мучительно хотелось прикоснуться, взять за руки, уткнуться ему в плечо лбом, закрыть глаза и стоять так долго-долго. Стать уютным домашним очагом, а не испепеляющим лесным пожаром - для него. Что-то внутри Гнева до сих пор не оправилось от предложения Справедливости, словно по живой плоти полоснули стальным клинком. Мечты и желания имеют свойство сбываться - да-да, так, что готов расколотить собственную же распухшую от самоедства и слишком богатой памяти голову о ближайший камень. Они ближе, чем волна и берег, чем две стороны одной монеты, чем внешняя и внутренняя поверхности кольца, чем багряное закатное солнце и плавящийся в его лучах горизонт. Дальше, чем альфа и омега, чем Северный и Южный полюс, чем кружевная кисея перистых облаков и опавшая рыже-золотая листва. О, Джей, брат мой, враг мой, друг мой, сплетённый из инея взгляд, улыбка вечных снегов, сверкающая поверхность ледника, вершина айсберга... Как это случилось, что мы не вместе? Как случилось, что мы так много раз убивали один другого? Зачем всё было настолько усложнять? А, впрочем, разве их вечная жизнь иначе чего-то стоила бы? Даже смертным быстро наскучивают простота и однообразие.
Гнев тихо рассмеялся и вложил свою ладонь в его. Вовсе не такая холодная и твёрдая, как можно было предположить - не отличить от обычной человеческой руки. Человечность и внезапная открытость Джея так оглушили и изумили Гнева, что он до сих пор не очнулся, и ему хотелось, чтобы наваждение оставалось с ним подольше. Впрочем, он бы такого вовек не сочинил, а, значит, всё правда.
Дотрагиваться до кого-то значит неисчислимо много, у этого столь же много интонаций, как у голоса. У Гнева даже возникла глупая ассоциация, что Справедливость куртуазно приглашает его на танец во время бала в королевском дворце, как нецелованную и вообще имеющую весьма смутное представление о реальных, не из нежных романов, устаревших века на четыре, взаимоотношениях между людьми пятнадцатилетнюю княжну или виконтессу. Гнев, кстати, не помнил толком, бывал ли среди настоящей придворной знати какой бы то ни было страны... Но, вероятно, да, иначе откуда бы такие мысли? Правда, наверно, он был тем, кто выбирает партнёра для танцев, а не наоборот, даже если это было в те времена, когда его пол являлся женским. Гнев просто не ждал у моря погоды, да и традиции ломать обожал. Эпатаж? Позор? Скандал? Его родная среда обитания! Может, он даже украл какую-нибудь принцессу и остался с ней наедине на пару часов - без подтекста, просто пообщался, но этого достаточно, чтобы скомпрометировать, - а потом отказался жениться? Вот уж истину говорят, что старость не радость, голова как решето.
Гнев, лукаво усмехнувшись, как демон, затаскивающий легковерного и наивного смертного, возомнившего, будто сможет провернуть с ним сделку и остаться в выигрыше, увлёк Справедливость за собой. Вспышка Врат налилась пурпурным и алым, на мгновение промелькнули слева и справа от них зарницы цвета апельсинов. Секунда - и вот уже оба они стоят на относительно ровном и гладком пятачке чёрной выжженной почвы около кратера вулкана, и потоки лавы плавно огибают их, низвергаясь вниз, в долину, отсюда выглядевшую игрушечной или, в лучшем случае, наскоро слепленным макетом. Всё гремело, грохотало, ходило ходуном. Небо застилали тонны пепла, причём создавалось впечатление, что они пребывают там всегда, и упасть им не позволят... Хотя, когда шли сражения, Гнев пробовал похоронить противников под ними, и вся эта масса безудержно валилась на них, словно он репетировал ещё одни Помпеи. Землетрясения же разверзали землю прямо у них под ногами. Гнев запомнил сверкающие пронзительной и абсолютно чуждой этому полыхающему миру стужей вспышки энергии Джея, он и теперь видел их как наяву, они отпечатались под его сомкнутыми веками и на сетчатке глаз - полностью игнорируя тот факт, что он уже сменил с тех пор оболочку. Вулканы, озёра из огня и кислоты, реки лавы - всё было покрыто толстой коркой льда. Дыхание из последних сил, все тела участников на износе и держатся лишь благодаря воле и упрямству. Гнев старался насладиться всем этим в последний раз перед своим уходом за кулисы. Заключительный спектакль. Самый блистательный бенефис, какой бывает у падающей кометы.
- Нравится смотреть, ты сказал?! Что же, держи ответ за это, брат мой! Вот тебе мой огонь. Так много моего огня, как ты сумеешь выдержать! - Гнев прокричал это во весь голос, и не только потому что шум перекрывал звуки речи - ему так хотелось, он ощущал себя как именинник на грандиозном празднике в свою честь.
Гнев изменился в Чертоге - волосы стали языками пламени, диким вихрем. Он и сам был чем-то вроде тайфуна, смерча или девятого вала из огня, заточённого в псевдо-гуманоидную форму. Неистовая сила и свобода. Свирепый разгул и злое веселье. Зелень в глазах стала колдовской, гипнотизирующей своим насыщенным оттенком, его глубиной и яркостью, увлекающей в тот древний и страшный омут, где водятся не одни лишь жалкие мелкие черти, но и чудовища, какие Лавкрафту и не снились. Страсть Гнева блестела в его зрачках, сквозила в горячем воздухе, обнимала Справедливость за плечи. Страсть к жизни, к движению, к познанию неизведанного.
Гнев приблизился к своему гостю вплотную, не давая ни отстраниться, ни толкнуть, ни повернуться и сбежать через новый портал, экстренно распахнутый. Выглядел он так, словно вёл на Справедливость охоту, а вот теперь заполучил в свои когти и наконец-то сожрёт заживо и не подавится даже очками. Играющий с добычей тигр. Проголодавшийся хищник, не ведающий снисхождения и сострадания.
Но...
- Не смей больше пугать меня такими выходками! Уяснил, бестолочь судьбоносная?! Мне хватит наглости и силы вернуть тебя из какой угодно пустоты, если ты сдуру развоплотишься, брат! - стихия, в которую Гнев перевоплотился, как пальто с себя стянул, прорычала это рассерженным зверем. - Часть тебя останется во мне, а это значит, что у меня всё получится! А потом я надеру тебе уши, клянусь!
Ругаясь и полыхая, что твой факел, Гнев просто укутал Ледяного в себя, в энергию, из которой состоял. Жизнерадостность, пылкий азарт того, кто счастлив, поставив на карту всё, когда ещё не известно, пан или пропал, бурлящая и хлещущая через край неугомонность, бодрость, любознательность, непосредственность ребёнка и отборная ярость могучего и прославленного бойца. Он выплеснул всё это на Справедливость, делясь со всей бесшабашной и безумной, ни на каплю не осторожной - к Сатане бережливость и мелочность! - щедростью с ним тем, что имел. Буквально отдавая, просто даря - пусть распробует вновь и больше никогда даже на минуту, даже в шутку не склоняется к смерти! Можно сказать, что Гнев целовал его - как мог бы поцеловать и костёр, если бы получил право выбирать, кого приласкать, а кого обжечь. Наполнить до отказа, сделать его своим, а себя вручить ему. Зачем сдерживаться? Это больше, чем плен бессмертия - это вечность, разделённая на двоих.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/hirPe.jpg[/icon]

Гнев хотел бы попросить Справедливость ещё раз с ним сразиться. Вот сейчас, когда они так рядом, что их границы почти неразличимы. Для него в поединках заключался самый постой способ обмениваться информацией, объяснять что бы то ни было, одно из ключевых свойств его натуры... Кроме того, он надеялся, что это помогло бы Джею преодолеть наваждение, связанное с их предыдущим негативным опытом, с тем днём, когда они оба зашли слишком далеко, так далеко, что расплачиваются и выгребают последствия до сих пор. Новое перекрыло бы старое, избавило бы от так и не затянувшихся шрамов. Они помогли бы друг другу преодолеть преграду, довлевшую над обоими... Открыли бы книгу своих жизней с чистого листа, Гнев относился к тем, кто верит, будто всё можно всегда начать с начала, была бы лишь мотивация. Но он не посмел предложить Джею растратить скрупулёзно собранную энергию. Ничего общего с пошлой жалостью или соблазнительной сиропно-сладкой, но травящей нутро, как далеко не каждый яд сумеет, иллюзией собственного преимущества. Нет, он уважал Справедливость, и оттого-то не требовал выкладываться на износ. Джей отнюдь не стал немощным и беззащитным. Его чувство всё ещё жило в этом мире, но в чистом виде встречалось так нечасто, что Справедливость вряд ли мог позволить себе роскошь тратить накопленное направо и налево. Гнев показывал ему, намекал, что, если вдруг станет совсем туго, сам станет источником подпитки для Джея, добровольно, безо всяких ожиданий возвращения долга, не нужно этого, он просто стремился помочь. Дело было даже не в том, что мир чересчур разительно изменится без Ледяного, утратив одну из основных опор, но и в самом Джее. Смотреть, как гаснет блеск в его глазах, как он становится ко всему безучастным, напоминая потерянного в густой чащобе ребёнка, было для Гнева невыносимо. Он и не подумал бы, что эту незыблемую, будто из цельного мрамора, колонну тоже нечто подтачивает. Гнев злился на него неимоверно, порой даже ненавидел и презирал, абсолютно отказываясь понимать, но всё равно, затаив дыхание, ждал появления Джея, всякий раз - как чуда. Любовался им и на расстоянии, и во время их свирепых, ужасающих, но и приводящих в восторг столкновений. Отсутствие Справедливости в мире Гнева никогда всерьёз не подразумевалось. Это носило одежды победы, но кому нужна такая победа?! Да и что за победа такая? Над кем? В чём её цель? Пустая обёртка от конфеты, съеденной кем-то другим. Суррогат оригинала, ни жизненных соков, ни вкуса, ни запаха, ни цели, ни причины. И месяца бы не прошло - а Гневу бы начало недоставать Ледяного зануды. Его надёжности и спокойствия, его взгляда, толкающего Гнева к самосовершенствованию, он развивался, используя Справедливость в качестве вдохновляющего стимула, а иногда - и примера. Образца, который надлежит непременно обогнать. Словно у них бесконечное ралли на сверхсветовой скорости.
- Я люблю твою улыбку. Она тебе идёт.
Справедливость и впрямь преображался, улыбаясь, перед всеми как бы представала на сто восемьдесят градусов иная личность. Гнев предполагал, что и это могло являться одной из многочисленных удобных масок Джея, выражавших вовсе не те эмоции, которые он на самом деле испытывал. Но, когда лицо Справедливости озарялось этим светом искренне, когда он становился на шаг ближе - это стоило любого риска. Джей разрешил ему приблизиться. Никто ведь не поверил, но им и ни к чему верить, вообще ни к чему даже знать. Всё останется лишь между ними двумя.
- Я думал, ты ударишь меня за это так, что я опять куда-нибудь улечу... Но я хотел попробовать, - Гнев проговорил это, сияя, как рождественская ель - гирляндами и бликующими в свете ламп шариками, звёздочками и сосульками из цветного стекла. Он снова выглядел практически неотличимо от человека. - Даже не предполагал, что ты ответишь. Спасибо. Это очень дорого мне. Я хотел впустить тебя в меня, и хотел изведать твою суть. Возможно, мы допустили роковую ошибку, не совершив этого раньше, но ещё не поздно поправить дело, верно? Ты единственный, кого я признаю за равного мне или превосходящего меня соперника. Высокопарно звучит, да? Извини, - он смутился, щёки приобрели тот же оттенок, что и волосы. - Знаешь, что? Задай мне вопрос. Один вопрос, какой ты только пожелаешь, никаких ограничений. Один - но я отвечу тебе на него, даже если он принадлежит к категории того, чего я ни при каких обстоятельствах никому не собирался озвучивать. Если сейчас не определишься - я подожду, сколько ты захочешь.
Гнев и сам не мог взять в толк, что его дёрнуло на такую выходку, как и на трюк со слиянием. Он всего-навсего повиновался спонтанным порывам своего непостоянного характера. Намерение есть действие - вот его кредо, и отступаться от этого Гнев не стал бы ни за какие награды и ни под какими угрозами. Он ещё и похлеще что откалывал из банальной скуки, просто потому что у него имелись ресурсы и возможность осуществить тот или иной каприз. Он не находил причин ограничивать себя, отказываться от развлечений, даже если они оборачивались опасностью для него - напротив, опасность его лишь дополнительно подстёгивала, и, если он колебался, она придавала уверенности. Чем больше процентов не пережить какое-то событие ему называли - тем быстрее он туда мчался и тем глубже и крепче увязал.

[icon]http://s8.uploads.ru/t/JMeCo.jpg[/icon]

Гнев преизрядно ошалел от всего того, что выдал ему Справедливость, и в первую очередь - от вопроса. Ад и все черти его, разве ответ не очевиден?! Слуховыми галлюцинациями Гнев, однако, не страдал, а то непременно переспросил бы. Из всего огромного ассортимента, предоставленного Гневом, бери - не хочу, Джей предпочёл это?! Гнев был раздосадован, разочарован и даже слегка взвинчен. Ладно. Видимо, Джею необходимо именно это знание. Гнев, конечно же, без труда предоставит его в распоряжение Ледяного, но всё равно останется уязвлён. Он-то ждал чего-то такого, над чем ему предстоит по-настоящему напрячься, делать над собой усилие, с натугой срывать замки с железных дверей своего внутреннего пространства, но нет, это даже чуть-чуть его не напрягло!
Нет, Гнев в девяти десятых случаев был откровенен, не обманывал и не изворачивался, как угорь, которого поджаривают со шкворчащим маслом на сковородке. Он прямо заявлял, что не готов делиться тем, что из него вытрясают, загнав в морально-этический тупик и не выпуская. Он вручил Справедливости ключ от любого своего воспоминания, самого стыдного, грязного, неприглядного, от которого ему хоть самовоспламеняться, не сходя с места, и прогорать до угольков. Смердящие за версту тайны, которые любая персона запихивает в шкаф, пока они не истлеют до скелетов, до смерти боясь, что кто-то извлечёт кости и примется ими трясти не только перед ней, но и перед той почтенной публикой, что принимала её за такого же приличного и благовоспитанного обывателя, как и все они. А Справедливость, блин, за ерунду уцепился, вот же балбес! Или не дотумкал, что мог выудить из Гнева нечто гораздо более занимательное, острое и пикантное?
- Не считается, - буркнул Гнев едва ли не себе под нос, нахмурившись и скривив губы. - Это элементарно, и я не могу поверить, что тебе и так не ясно. Я не засчитываю это, но отвечу тебе... Джей, серьёзно, кто ещё, кроме тебя, мог проделать это со мной в том моём переполненном энергией состоянии?! Кто, Сомнение, эта змея подколодная?! Или обожающий изнасиловать в мозг перед тем, как убить, Совесть?! А, может, Отчаяние, от которой я бы сам повесился, или Хитрость, себя - и то успешно запутавший в собственных вечных интригах и кознях?! Кроме того, я ведь только что, всего пару минут тому назад, сказал, что лишь тебя одного признаю за достойного меня оппонента! - Гнев аж руками всплеснул от возмущения и удивления, чем Джей таким его слушал. - Позволить низвергнуть меня кому-то ещё мне казалось противным. Я хотел твоей силы, хотел быть разорванным твоими ударами и проиграть твоей воле. Ты был блистательным, великолепным, ты завораживал меня. И вот, мне пришло на ум, что мы окажемся друг другу взаимную честь этим. Я вёл себя как полный эгоист, решил потешить себя напоследок, мне претило пасть от лап мелких шавок, боявшихся меня и сбивавшихся в стаи падальщиков. Я чувствовал странное наслаждение от той чудовищной боли, что терзала мне сердце, когда ты вымораживал от края до края мой Чертог. Я захлёбывался в твоей чужой и враждебной стихии, я уступал ей, потому что стремился к поражению, а не триумфу. Ужас я испытывал лишь от возможности своей победы, пусть и самой бледной и призрачной. Я был так истово уверен, что ты дойлёшь до конца! Нетерпеливо тянулся навстречу! Ты же Справедливость, ты высший и наиболее праведный, благородный и беспристрастный судия от сотворения мира, и я слепо убедил себя, что заслуживаю именно тебя, твоего личного присутствия. Ты был карающим богом, олицетворением моего рока и погибели, того, как я низко пал и как заклеймил себя. Я выложился, вывернулся, отдал тебе всё, что накопил, всё, что являлось, по сути, мной! А ты приближался по умирающему, бьющемуся в агонии Чертогу, и гремели кровавым эхом в моих ушах твои шаги, и моя личность крошилась под каждым из них, ты измельчил её в песок - а я радовался, я призывал наказание, я встретил тебя, как избавителя и мессию. Я истощился, выдохся, излил всё своё содержимое до капли, и ты отправил меня вниз... - Гнев ухмыльнулся с мрачным упоением дерзкого смертника, замыслившего устроить эффектную прощальную сцену на эшафоте и поднявшего себе настроение предвкушением этого. Сладострастие почти садомазохистское. - Знаешь, наверно, я поэтому и не смог сопротивляться Нижнему Пределу и выбраться оттуда самостоятельно. Меня не стало ещё до того, как я так очутился, а он, видишь ли, отнюдь не способствует излечению. Он поселил стужу в моей пустой оболочке, и я был благодарен, когда все мысли и самоосознание тоже ушли, я не просто отпустил их, а в бешенстве вышвырнул их вон. Я искал растворения, искал покоя, забвения, небытия. Мне стало всё равно, как Земля и вы все обойдётесь без меня. Глупо ждать, что больной разум и скудный дух вспомнят о долге и обязанностях. Они выпили меня, и я их бросил.
Гнев давился словами, сыпал ими, как картечью. Он словно бы метался в чаду снедавшей его неведомой лихорадки. Речь получалась торопливой, путаной, сбивчивой. Он тщился донести разрывавшую ему лёгкие и глотку истину до собеседника, увидеть в глазах Джея... Что? Понимание? Прощение? Участие? Презрение? Злость? Сам не разбирался в таких тонкостях. Может, всего сразу и без хлеба. Сочетать несочетаемое, смешать на демоническом огне богопротивное болезнетворное мерзкое варево, какое не всякой ведьме изготовить по плечу. Отрава в его венах, её отголоски, брызги, пятна повсюду в Чертоге, как Надежда ни старалась его уберечь. Она не наведёт порядок в лоскутьях изувеченной до неузнаваемости души. И Справедливости грозило порезаться о торчащие повсюду зубчатые обломки. Он как бинт с перетянутой артерии содрал - и на него хлынуло сплошным селевым потоком, мутным, бурым, крайне неаппетитным, всей этой прогнившей бурдой. Содержимое гнойного нарыва вытекает, но полегчает ли ему? Или с этим они тоже опоздали, как опоздали в нужный миг подать друг другу ладони и не заблудиться среди миражей и навязанных обстоятельствами, эпохами и их блядской природой воплощений выборов дороги на всех тех тысячах развилок? Гнев изредка вспыхивал ещё непринуждённым и свежим интересом к жизни и грядущему, как это происходило с ним в юности, но всё тяжелее было волочь за собой неподъёмную груду всего, что уже свершилось, за что он нёс ответственность.

[icon]http://s8.uploads.ru/t/JMeCo.jpg[/icon][sign][/sign]

На секунду Гнев поверил, что доболтался в очередной раз, и ему споро организуют следующее перерождение. Вдруг меч, вкусивший его крови, нацелился на добавку? И он ничего не делал, не ставил барьеров, не пробовал отклонить от себя острие меча, не шарахнулся назад. Стоял, полностью готовый, с невероятным для него хладнокровием, и каким-то умиротворением даже. Словно опять жаждал, чтобы Джей подарил ему смерть и окунул в бездонную черноту. Встряска пошла бы Гневу на пользу, в широко распахнутых зелёных глазах застыло немое приглашение - ну же, давай, разрушь это тело, выпусти мятежный и не угомонившийся за столько веков огонь, заставь колесо вращаться, запустить новый цикл. Дважды Джей уже сотворил это над ним, почему бы не превратить в их маленькую милую традицию? Умирать от Джея приятнее, чем сочетаться браком с возлюбленным, чем покорить вершину горы, на которую долго-долго поднимался, раздолбав мускулы и нервы в хлам, и даже чем получить глоток воды в пустыне. Такая смерть не испачкана никакими сторонними примесями, от которых на языке привкус желчи. Гневу не надоела его нынешняя ипостась, но пусть так, он не будет уворачиваться и выгадывать дополнительные секунды.
Но нет, Джей сделал кое-что похуже. И, скорее всего, не успел и моргнуть, как Гнев вскипел. Крохотная порция крови, Джей - и в расчёте?! В твоей системе мер что-то кардинально сбилось! Это не окупит всех выставленных тебе счетов! Что застит тебе взгляд?! Чего ты добиваешься?! Быть избитым?! Кинуть это как подачку своим домашним, прикормленным, разжирневшим что свиноматки бесам?! Ладно, хватит, будь по-твоему, самоистязатель несчастный, если на этом ты успокоишься - получай, на что нарвался! Ха, а они и впрямь похожи, два остолопа пара! Нещадно копаются в себе, используя все подручные средства, даже если это выглядит как проводящий операцию без лицензии в полевых условиях пьяный коновал. Им непременно надо разворошить все осиные гнёзда и улья, что подвернутся по пути. И сунуть обе руки по локоть в плотно сцепившийся клубок ползучих гадов. Гадов, высасывающих соки из их тел и душ, как и полагается паразитам.
- Ну, и зачем ты задал мне вопрос, от которого тебе же плохо? Зачем настоял на ответе, который заведомо не мог тебе понравиться? Зачем поднял эту тему? Хотел сорваться на меня? Что же, ты получил своё, а теперь снова моя очередь... И вот что я тебе скажу. Ты дурак! - пульсирующим, дышащим, вырванным прямо из боли в грудной клетке сгустком оранжево-багрового пламени наотмашь, не направляя атаку и почти не глядя. - Кретин! - ещё удар, уже не настолько неистовый. - Идиот! - третий удар был хлёстким, как пощёчина, но, пожалуй, в физическом плане и не опаснее пощёчины. Гнев хотел лупить ещё и ещё, пока не превратит в мясную кашу, в недопрокрученный и кое-как прожаренный фарш, но что это ему даст? Он остыл, он даже едва сдержал слёзы, блеснувшие в уголках глаз. Он же Гнев, и он не плачет. Нет-нет-нет. - Я никогда, ты слышишь, никогда не позволил бы тебе убить меня, если бы считал тебя исключительно тем, что ты сейчас озвучил! Я знаю, что ты ощутил и пропустил через себя меня и то, зачем мне это было так необходимо. Почувствовал и дал мне ожидаемое. Я благодарен тебе. Больше, чем был обижен. Ты то ли не смог воспринять меня правильно, то ли не захотел... А, погоди-ка, это твоё уязвимое место? Да?! Ты тяготишься собой, Справедливость?! - Гнев расхохотался в точности как тогда, и, в унисон с этим неадекватным смехом, словно рвущим его напополам и с напрасным рвением уносящимся в небеса в безумной попытке расколоть их и уронить вниз, где-то вдалеке проснулись ещё несколько вулканов. - Это уникально в своём роде, брат, но никуда не ведёт. Ты! Не! Перестанешь! Быть! Справедливостью! - он проорал это так громко, как мог. - Но ты зря думаешь, что я любуюсь палачом в тебе и только его вижу! Джей, пожалуйста, ну, пойми же меня, пойми хоть раз! Я пытаюсь понять тебя! Кем ты хочешь, чтобы я тебя видел?! Палач - это не плохо и не хорошо, он всего лишь то, что ты есть по природе своей, если бы не ты - она, стерва, преподнесла нам кого-нибудь ещё, свято место пусто не бывает! Но у тебя есть разум, и ты свободнее в этом, чем тебе кажется! Ты не просто заложник стереотипов или опостылевшей тебе миссии, ты защитник, спаситель и опора мироздания! Если тебя это не устраивает - давай, покажи нам, кто ты ещё, помимо этого палача!
Кто-то обязан взвалить на себя ношу палача. Кто-то должен подобрать выпавший клинок правосудия и выровнять чаши его весов. Тот, кто сильнее всех, вместе взятых. Тот, кто выполнит предназначение, даже разбившись об него вдребезги, умирая вместе с осуждёнными снова и снова. Они оба надломлены, их психика похожа на истолчённую в пыль жемчужину, и вылечить друг друга им, увы, не дано. Возможно, этот танец увлекает их по линии неизбежности навстречу тому рифу, что устроит им кораблекрушение. Гнев не в состоянии прекратить, чересчур соблазнительно обжигаться об этот ослепительно безупречный, похожий на редчайший сорт хрусталя, ясный и прозрачный лёд. Они отражения, но, может быть, один из них рано или поздно покорит зазеркалье, уничтожит двойника и перестанет видеть своё искажённое до неузнаваемости альтер-эго в чужом "я". Это единственный выход из королевства кривых зеркал - или есть другой, а они попросту пока не нашли?

Удары: (6 и 6), (4 и 5), (5 и 1).

[icon]http://s9.uploads.ru/t/tDXWu.jpg[/icon][sign][/sign]

Ни злорадства, ни удовлетворения от содеяного Гнев так и не получил. Разумеется, нет, да и не мог. Джей выглядел ужасно, настолько, что захотелось немедленно проделать всё то же самое, но теперь над самим собой. Однако, до принципа воздаяния ли тут, когда Ледяной едва на ногах держится, и, кажется, если Гнев перестанет служить ему опорой - упадёт ничком на плато из спёкшейся лавы. Жареные окорочка и крылышки Справедливости! Эксклюзив! Кто изволит заказать такое экзотическое блюдо? Нет, это блядски не смешно, но ему никак не удавалось принудить себя остановиться. Прижимая к себе хорошо подпаленного Джея и гладя его по волосам. Чувствуя запах горелых перьев и палёного мяса.
Я принимаю твою слабость, твою неприязнь к собственной непреложной основе, твою потребность колесовать самого себя раз в неделю по расписанию. Я принимаю всё, ведь у нас с тобой один источник на двоих, мы - тени коронованных всадников из ветров и туманов, недосказанных легенд и несбывшихся мечтаний, проскакавшие по Млечному Пути. Да, родной, так и есть, мы не отсюда, и даже Чертога нам мало.
Гнев почти качал его, как напуганного ребёнка, уткнувшегося в большого и сильного папу, чтобы спрятаться от монстров, вылезающих из-под кровати и половиц, выбирающихся из шкафа, скребущих снаружи тёмной дождливой ночью по оконному стеклу. В эту минуту Гнев как никогда отчётливо ощутил себя как старшего, не в том смысле, что он главный или опекун при недееспособном малыше, а что он тот якорь, что удерживает других от всевозможных глупостей, поспешных выводов, ведущих на дно или в бескрайние просторы меланхолии, хандры, духовного и умственного застоя. Гнев нечасто вспоминал об этой своей ипостаси - он не просто местный задира и забияка, он изначальное пламя, колыбель мироздания. Он пришёл, когда земная кора лишь формировалась, когда мёртвую Землю сотрясали катаклизмы, когда начало подозрительно смахивало на конец всего, на Армагеддон наяву. Неужели ещё тогда, при возникновении мира, репетировали и его заключительную сцену? И Гнев был старым, проникая корнями в прошлое древнее, чем любая цивилизация, чем сам маленький зелёно-голубой шарик тёплой планеты, плывущей сквозь безразличный к ней вакуум. Гнев был стихией, что разрушала астероиды, сталкивая их, как люди - цветные шары в бильярде. Гнев обращал пылающие космические объекты в сверхновые. Что такое ярость астрономических тел? Что такое движет событиями в космосе, как не их же покинутые прототипы? Ожерелья и браслеты из созвездий, Полярная звезда в диадеме Любви, Сириус в кольце Мудрости... Неужели воплощениям стало скучно, они устали от всеведения и всесилия, оттого и заперли себя в такие неуклюжие и маленькие скорлупки, в легко повреждающиеся шкурки? Побираются чужими эмоциями, паразитируют на живых организмах, прилепившись дюжинами присосок.
- Джей, - прошептал он успокаивающе, ласково, как бы давая отчётливо понять - не покинет, не воспользуется увечьем Справедливости, чтобы отомстить ему за что-нибудь или поистязать ещё, дабы занять время, которое некуда девать, не отправит блуждать в темноте одного. Одного толчка теперь хватило бы Джею, чтобы отправиться на следующий круг реинкарнации или провалиться всё в тот же Нижний Предел. Гнев достиг цели, заполучил его в своё распоряжение... И хотел лишь остаться с ним подольше, поухаживать за ранами, говорить или молчать вместе, в унисон. - Тебе пора домой.
О, ему следовало бы забрать брата туда, навстречу звёздам, которым они на самом деле принадлежали, ведь именно там и только там Справедливость откроет крылья во весь их размах. Несёт ли память Джея тоже хоть самые крохотные ошмётки, намёки на то, чем они являлись прежде? Но Гнев подразумевал, увы, вовсе не это. Он ограничился тем, что отомкнул Врата в Ледяной Чертог и помог Справедливости перебраться через порог. Гнева изрядно точил стыд и подгрызало смятение, всё происходило так быстро и сумбурно, что оставалось либо рехнуться вовсе, либо принимать всё, как оно есть, априори. Гнев остановился на втором.
А вот от вида Чертога Справедливости Гнев сдавленно ахнул и так сжал брата обеими руками, словно тот вот-вот грозил раствориться в воздухе. Жизнь Джея на миг или два померещилась Гневу свечой, поставленной на сквозняк. В сердце Гнева впились бритвенно-острые когти подступающей паники.
- Джей... Что это?! - у Гнева сел голос, он ценой колоссального самообладания выдавил, выхрипел даже такую короткую фразу.
Чертог казался ещё более повреждённым, чем его хозяин. Здесь как будто прошла баталия не меньшая, чем в Чертоге самого Гнева. Потрясение. Ступор. Прилив сметающей тормоза, здравый смысл и способность мыслить логически рубиново-алой и густо-янтарной ярости. Даже в Чертоге, состоящем из холода и плодов его активной деятельности стало душно, жарко, как в парилке.
- Как это вообще... Почему... Кто... Кто посмел?! Джей, кто посмел?!
Слёзы всё-таки прорвались, захватили над ним власть - Гнев продолжал прятать рыдания, но они заставляли его вздрагивать, поднимались по горлу, наталкивались на сомкнутые зубы и расшибались, как волны прибоя об основание гранитного утёса. Ему свело челюсти, он зажмурился, пытаясь хоть так воспрепятствовать влаге течь по щекам, но она не пожелала прекращать. Он так хотел поправить это, что отдал бы всё, абсолютно всё. Капля ощущения вопиющей, возмутительной, недопустимой неправильности загорелась в сердце Гнева и в считанные секунды обернулась всемирным потопом, но не из воды, а из огня. Странного огня... Гнев ломал и корёжил свою энергию, преобразуя её в энергию Справедливости. Так быть не должно! Этот Чертог не будет выглядеть как склеп, где Джей погребён заживо со всеми своими самоиспытаниями, метаниями и жуткой отчуждённостью от остальных! Гнев насильно выскребал из памяти моменты, которые могли помочь. Вот его девочки, порванный рукав Сатоко и потусторонний страх в зрачках Минори, и ползущие из-за стволов деревьев кривые тёмные силуэты опустошённых, и росчерком меча, охваченного пляшущими вдоль всего лезвия нервными языками рдяного огня, он ставил точку за точкой в их посмертном прозябании - слабые, дети, женщины не должны страдать! Вот тощий солдатик под обстрелом, ему нет и девятнадцати, он несовершеннолетний сопляк, убежавший на фронт и невесть какой чёртовой магией обманувший там всех насчёт своего возраста и профпригодности - и пули стучат по пламенному щиту поперёк всей улицы, как градины по козырьку крыши, потому что один против многих и без особых боевых навыков против опытных убийц - это ни хрена не честно! Вот он говорит правду на чьём-то суде, чтобы отпустили невинного, преданного даже адвокатом, которого подкупили кругленькой суммой... Адвоката того, кстати, Гнев меньше, чем сутки спустя сжёг, и тот орал благим матом, пока мог издавать звуки - ибо нечего отдавать на расправу доверившихся тебе!
Пламя, пламя, пламя... Святое пламя справедливости. Он тоже мог бы носить статус палача. Он, как никто иной, понимал, каково приходится Джею, оттого-то он и не выносил смотреть, как этот самый статус растягивает обладателя не хуже реальной дыбы.
Гнев выскребал всё до крошки, чтобы хоть как-то помочь восстановиться Чертогу брата. И понимал, что этого до горечи во рту и тоскливого воя на луну мало. Мало! Брат потерял несравнимо больше, а руины его Чертога глотали жалкие попытки Гнева, не жуя!

[icon]http://s9.uploads.ru/t/tDXWu.jpg[/icon][sign][/sign]

Справедливость в очередной раз проявил себя необычайно чутким и улавливающим все дополнительные подтексты, вложенные Гневом. А Гнев-то так долго его чурался, и они пререкались, как кошка с собакой! Неужели само мироустройство разводило их по противоположные стороны баррикад? И всё потому что они чересчур подходили друг другу? Оно опасалось не выдержать их двоих, если они выступят заодно?
Все те потоки энергии такого парадоксального и поразительного происхождения, энергии, напрямую составлявшей срдце настоящей ипостаси Джея, ради извлечения которой он безжалостно коверкал свою, перестали истощать тело Гнева. Навалилось многотонной глыбой измождение, от переутомления Гнев стал похож на факел, что чадит, предупреждая, что вот-вот потухнет. Джей успел, ведь Гнев не ведал меры и с полным самоотречением выжал бы все свои запасы до капли. Он не терпел полумер, если уж ненавидел - то истреблял, преследуя хоть столетиями, если любил - то переворачивал страстью материки и океаны, если дарил - то не оставляя себе ничего. Не видел смысла начинать, если приходилось экономить и ограничивать себя. И всё-то у него так - скоропалительно, необдуманно, никакой осторожности или пиетета перед запретами, даже теми, что исходили не из чьих-нибудь замшелых законов, а из банального здравого смысла.
- Хорошо, брат, - Гнев уступил безо всякого сопротивления, уважая Джея и его неотъемлемую прерогативу распоряжаться своим рассудком и имуществом. - Прости, что полез не в своё дело, я не смог удержаться, мне стало так больно, а потом вспышка лишила меня разума, я не привык видеть, как что-то где-то обстоит плохо, и даже не попытаться это наладить. Но, Джей, ради моего душевного спокойствия, умоляю, побереги себя, - он погладил брата по щеке, так осторожно, чтобы не доставить боли и не причинить нового вреда повреждённому пламенем лицу, и снова с нежностью погладил волосы Справедливости. Тебя не предадут, не продадут и не выдадут, ты можешь расслабить свою страшную пружину, заменяющую тебе позвоночник, и побыть тёплым, живым и ранимым. - Я пробуду с тобой, пока ты не поправишься. И не проси тебя оставить здесь одного, это же готовый гроб, неудивительно, почему ты так с ума сходишь. Выглядит хуже моего пепелища, если честно... Только пойми меня правильно. Я бы поступил точно так же с любым братом или сестрой, которых вдруг застал бы в подобном положении. Я воспринимаю своим прямым долгом уход и внимательное отношение ко всей нашей семье, это, понимаешь, как одна из граней моего естества, проявляющая себя только в самый тяжёлый и тёмный час... Когда один из вас доходит до предела, и мир может потерять этого кого-то. Тогда помимо моего согласия во мне просыпается Старший. То, чем я являюсь обычно, растворяется в нём. Старший выше любых моих разногласий с остальными. Я есть среди вас для того, чтобы убирать препятствия с пути других членов семьи или устранять угрозу, даже если она кроется в вас самих. Поэтому я не смог бы пройти мимо. Но не думай, что лично ты ничего не значишь для меня, и что мне в тягость возиться с тобой... Нет, родной, это не так. Ты мне дороже большинства остальных, и мне очень странно, что я лишь теперь это увидел.
Он всё ещё держал Джея, обволакивая его и укутывая в себя, в своё пламя, как на уютном ложе, предназначенном для отдыха и сна того, кому нужно избавиться от тяжёлой хвори. Их энергии переплелись, как разноцветные нити в сложном узоре на огромном полотне. Багряный ангел-хранитель, баюкающий своего подопечного. Гнев был разом братом и сестрой, отцом и матерью, и даже в некотором роде сакральным супругом. И ничего из этого не в смысле, обычно вкладываемом людьми.
- Моё чувство справедливости рождается не из стремления глобально изменить мир, неотвратимо наталкиваясь на невозможность это сделать. Я воздействую на события в непосредственной близости от меня, поступаю как должно, потому что иначе нельзя. Мне тоже важно, какие последствия это окажет, я не хочу лишний раз навредить... Только, как ты знаешь, соображаю я не очень, моё пламя толкает меня очертя голову соваться навстречу проблемам, а уже потом пытаться сообразить, как именно с ними разобраться. Иногда люди или сама судьба извращают до неузнаваемости лучшие мои начинания. Но они есть. Хоть единицы, но ради них стоит терпеть заблуждение сотен, потому что каждая из этих единиц понесёт наши имена дальше и что-то в свою очередь изменит, мир станет чуть более гармоничен и стабилен. Возможно, замахиваться на что-то глобальное и не надо. Ты растрачиваешь себя и слабеешь. Их дворцы правосудия - как храмы, в которых нет и никогда не было Бога. Твои избранники - те, кого гонят и ненавидят. Но, если тебе нужно ощущать смысл - живи ради меня. Прошу тебя. Ты моя молитва и моё знамя, Джей. Какая бы слабая ни была эта молитва, какое бы разорванное и простреленное знамя я ни нёс - я хочу делать это и дальше. Я всегда попадаю туда, где твоё имя не чтут, и восстанавливаю то, что было попрано. Так, как могу - пламенный столбом до небес. Они говорят, что там, где я, порядок невозможен, что мы не поладим и не уживёмся. И верно, у меня своё видение порядка, и оно отличается от твоего, но я его соблюдаю. Всю свою жизнь ты был почти что моей половиной, и не исключено, что лучшей. Всё, что и кто я есть, возникло благодаря твоему существованию. Брат мой, Джей, ты больше брат мне, чем Возмездие и Ненависть. Покажи мне путь, направь меня, как своё второе оружие. Ты будешь всегда, пока я есть.
Гнев отнюдь не был уверен, что это происходит двусторонне, поэтому не добавил, что сам останется до тех пор, пока есть Джей. С другой стороны, сама возможность борьбы за справедливость, потребность отстаивать её, отсутствие безразличия, замкнутого на чём-то вроде "я-то знаю, как правильно и хорошо, я знаю, чего каждый из вас стоит, но мне наложить на вас большую смердящую кучу, разгребайтесь сами, я на вас и не взгляну" - всё это зависело от тех или иных форм и степеней проявления Гнева. Жаркий приступ негодования, протеста, отрицания сложившегося положения возникал благодаря ему. Джей-то, скорее всего, выживет, но изолируется в Чертоге или где-то ещё. Для чего ему поднимать меч, если в душе нет возмущения, недовольства, злости на допущенные нарушения, желания всё поправить обратно? И ты не задержишься близ вдов и сирот, или ровных колонн людей, которых ведут на расстрел или в газовую камеру лишь по признаку национальной или религиозной принадлежности. Ты не возразишь, обнаружив, что одних воров и пройдох вешают на площадях, а других - коронуют и мажут елеем. Так не должно происходить, и ты это знаешь, видишь, тебе дано видеть, а злости и порыва испортить бал-маскарад садистов и маньяков, прячущихся под лозунгами идеологий или за спинами последователей, нет. А Джей не сдаётся, Гнев ему не позволяет. Они - безупречная высшая гармония, возникающая за счёт бесконечного вращения и сталкивания двух кардинально противоречащих исконных сил, шуткой фортуны имеющих каждая долю другой в себе.
- Поэтому, увидев твой Чертог, я плакал. Мне показалось, что вырван кусок из меня самого. А ты тоже это испытывал, когда меня не стало? Джей, я... Прости меня. Прости...
Он, кажется, запоздало смекнул, куда клонил Джей, когда говорил, что дал шанс не только Гневу, а и себе. Понял, почему наказание Справедливости не обрекло его на смерть - не в том варианте, какого Гнев добивался от него. И... Чуть сквозь землю не провалился. Он же вытянул из Джея жилы и намотал их на ядовитые шипы Железной Девы. Вот к чему был тот вопрос! Джей пытался найти причину, по которой Гнев не догадался раньше. Если один нечто большее, нет, даже совсем иное, чем фанатичный палач, то другой - не просто крушитель народов и разоритель стран. Это следствие, а не причина поступков Гнева.

[icon]http://s9.uploads.ru/t/tDXWu.jpg[/icon][sign][/sign]

Идея возникла спонтанно, что-то огромное и потрясающее заблестело в голове у Гнева, ещё неоформленное, смутное, расплывчатое, но подающее себя как обязательное и срочное, никуда ты не денешься - давай, бегом, исполняй. Гнев обычно не спорил со своими озарениями, зная, что легче и быстрее просто сразу уступить, переломить же всё равно не получится, как ни отворачивайся и ни притворяйся, будто здесь ничего нет. Он не мог запереть себя в Чертоге Джея навсегда и больше не вылезать во внешний мир и не навещать семью, не ввязываться в передряги среди смертных, да и вообще не совать нос в каждую щель. Но и оставить Джея одного не мог. Кусая губы, Гнев подыскивал слова, которыми ему объяснить свою пусть кратковременную, но всё же отлучку, хотя обещал не покидать, но сидеть рядом и заботиться, пока Ледяной не поправится. Он боялся, что Джей хоть бы и всего на единственную минуту, но вновь почувствует себя брошенным. Как ему объяснить, что он больше никогда не будет один, что у него есть под боком что-то тёплое и живое, и дыхание этого чего-то согревает Чертог, не растапливая вечную мерзлоту, но органично вплетаясь в общую картину? Гнев рассчитывал, что Джей его поймёт и не заподозрит ни в чём странном, как, например, что он, Гнев, пытается приставить к Судье своих верных соглядатаев, которые доложат ему в подробностях обо всём, что тут произойдёт. Гнев и правда собирался в некотором смысле присматривать за Джеем, но лишь ему же во благо. Он не допустит повторения истории, когда Судья погиб и переродился, а сам Гнев об этом даже не узнал, пока не увидел с новым лицом. Это было потрясением более жутким и отнимающим желание бороться, к чему-то стремиться, что-то ещё доказывать себе и окружающим - во много раз хуже, чем хладнокровная поступь и выверенные движения палача. Гнев не забыл, как встретил вместо девушки незнакомого парня с её цветом энергии и её оружием, почудилось даже, будто этот незнакомец кто-то другой, а не следующая ипостась Справедливости, и этот кто-то поглотил её и растворил в себе. Вот почему Гнев позволял себе с Джеем порой грубости, которых никогда и ни за что не допустил бы с той девочкой. Не всегда в его восприятии стыковалось, что они - всё то же самое воплощение, а не два разных, при всей их схожести, и что этот парень не убил её, не присвоил, не заставил исчезнуть навсегда помимо её согласия, а по сути является ею. Мучительнее, чем стандартная и даже банальная для них смена лица и оболочки.
- Ты... - строго и мягко одновременно сказал Гнев. - ...заслуживаешь самого лучшего. Я повторю тебе это ещё сто, двести, тысячу раз, пока ты не запомнишь и не смиришься. И сейчас я тебе это докажу.
Гнев огляделся и ничего не нашёл. Он осторожно повёл Джея с собой по Чертогу, пока не наткнулся на ледяную глыбу, с большой натяжкой подходящую под предмет мебели. Гнев толкнул её ногой, чтобы она упала горизонтально, и пламенем подправил её так, чтобы она была похожа то ли на диван, то ли на постель - в общем, на что-то, на чём можно и посидеть, и даже полежать, если совсем нехорошо станет. Устроив Джея на этом весьма кустарном и грубом изделии, Гнев легко поцеловал его в лоб и сказал:
- Побудь, пожалуйста, здесь, я скоро вернусь.
Гнев всплеснул руками, жестом фокусника извлекая из воздуха пурпурную пламенную ткань, горячую, сияющую, языки огня покрывали всю её поверхность, шевелясь, будто пушистая шерсть на ветру. Гнев укутал Джея в эту накидку, чтобы оставить ему ощущение своего присутствия, прежде, чем вбежать во Врата, что вели в его собственный Чертог. Надо было сразу это сделать, когда они там были, но он не додумался. Задним умом крепок, балда.
Часть фениксов спала, часть летала где-то на нижних уровнях Чертога, часть не далась в руки и с негодующим клёкотом взмыла в небеса, обдав Гнева потоками красных, оранжевых, лиловых, жёлтых и розовых искр. Самый боевитый феникс даже мазнул хозяина хвостом по лицу. Да уж, им и сам создатель явно не указ... Гнев смотрел по сторонам, выискивая несколько вполне конкретных особей. То ли у него зрение замылилось, то ли они хорошо спрятались. Гнев, однако, не сдавался, известны ему были все их выкрутасы наперечёт.
- Агни, Локи, Дарни, вы нужны мне! - позвал он.
Да, у этих птах давно были имена, они обзавелись сознаниями, характером, привычками. Гнев не менял слуг, предпочитая иметь друзей, а не безвольные сгустки энергии. Он общался с ними, и, хотя говорить фениксы не умели, они всегда отвечали воркованием или какими-то действиями. Гнев, признаться, очень волновался, что их кто-нибудь убьёт, но они пережили и вымораживание Чертога, и визит Ненависти, и много разного ещё. Прошли с ним огромный путь, и стали чем-то большим, чем его частицы, которых он от себя от скуки или даже просто так отделил. Гнев подарит Джею часть своей жизни, своего прошлого, тех, кто видел неоднократно, как он падал и вновь поднимался, кто поддерживал его и сражался за него. Иной бы расплакался, отдавая нечто такое близкое и обожаемое в чужое владение, не представляя, как они там устроятся, понравится ли им, найдут ли они контакт с новым владельцем, но не Гнев. Его распирало от счастливого, почти праздничного предвкушения. Нет, он не расстраивался, напротив - чувствовал себя как ребёнок, мастерящий поделку для кого-то, кто ему очень дорог, и вкладывающий все силы, всё рвение, всю фантазию в эту вещь, уповая на то, что поспеет вовремя, и что её не сочтут загромождающим пространство понапрасну дешёвым хламом.
- Я вернулся! - звонко и весело прокричал Гнев.
Прошло десять минут, и вот он на полной скорости ворвался обратно в Чертог Джея верхом на самом крупном и сильном своём фениксе. Могло бы показаться, что, стоя на ледяном полу этого мрачного склепа, тот едва ли не задевает головой потолок. Нет, разумеется, феникс вовсе не был таким колоссальным, это лишь оптический обман, но зато какой мощный! Гнев спрыгнул со спины питомца и торжественно вручил Джею прямо в руки птенца - хотя, несмотря на то, что это чудо лишь недавно родилось, оно размером было где-то с половину роста Джея. Получилось так, что Джей обнимал здоровенное пернатое создание, горячее и полыхающее всеми оттенками алого. Третий феникс влетел следом за ними и начал кружиться под потолком.
- Это самец, самочка и их малыш. Ты понимаешь, у них так редко появляется потомство! Они были так счастливы, когда он вылупился! Когда ты пришёл казнить меня... Все боялись, что яйцо погибло, но оно оттаяло вместе со всем остальным, и зародыш выжил! - взахлёб рассказывал Гнев. - Джей, отныне эти трое живут с тобой, и возражений я не принимаю!
Выдав это, он застыл в ожидании, чувствуя себя как школьник, который принёс аттестат отцу и ждёт вердикта. Нет, Гнев ждал безусловного одобрения и весь источал собой довольство и гордость за такой прекрасный подарок, надеясь, что Джей разделит его восторг и эйфорию, и что теперь в этой дыре станет хоть чуть-чуть светлее, теплее и позитивнее. Нравные фениксы, порой не в меру строптивые и упёртые, поддающиеся воспитанию не лучше, чем сам Гнев, наверняка помогут Джею как следует встряхнуться. По меркам Гнева - так в этом Чертоге уже не в пример приятнее находиться стало, чем прежде, жизнь, яркая, пёстрая, бурно пышущая, однозначно шла тут всему на пользу.

[icon]http://s9.uploads.ru/t/lGYWZ.png[/icon]