Они вывалились сквозь Врата и упали на сухую спёкшуюся почву. Здесь всегда было просторно - слишком просторно, пожалуй. Деревья не росли, только одинокие кирпично-красные скалы торчали тут и там. Дизайн пейзажа, если можно так выразиться, принадлежал именно ему, Гневу. Высокой стеной вспыхнуло серебряное пламя энергии Справедливости, очерчивая вокруг них с Ненавистью гигантский круг по краю поля - это значило, что выйти отсюда нельзя, пока кто-то из них не признает себя побеждённым. Ничья, впрочем, тоже была возможна - если оба участника на неё соглашались. Высоко у них над головами блеснул купол Искренности - впрочем, кроме характерного оттенка его блеска, ничто не указывало на то, кто создатель и зачем оно вообще нужно. Поле было таким же величественным, грозным и молчаливым, как и всегда, ему были безразличны оба участника, и где-то в безвременьи качнулись чаши великих весов, уравнивая возможности противников. Впрочем, изменилось не так уж много, они с Ненавистью были довольно близки друг другу по чистому запасу силы, да и потратить в предыдущей стычке успели примерно одинаково. Тем не менее, мир, предназначенный для дуэлей, был готов сделать условия продолжения поединка максимально честными - объединённая энергия четырёх воплощений способствовала этому. Гнев помнил, как создавали это поле - энергии переплетались и сливались очень красиво, и его алый поток безупречно сочетался с остальными, а он-то боялся, что у него не выйдет присоединиться, что их сила отвергнет его, чересчур агрессивную и неуёмную для их размеренной и плавной мелодии стихий. Но так не произошло... Да и их он, оказывается, себе неверно представлял, они все вовсе не такие уж святые ангелы, как ему казалось, и установить свои законы здесь смогли вполне жёстко, сурово, твёрдо и непререкаемо.
При переходе Ненависть и Гнева отсекло от огромного количества высвобожденной в соборе энергии, и это ощутимо обессилило их. Они были выдернуты из неё, вырваны с мясом, такое обращение никому не на пользу. И весь выпущенный Гневом огонь, и разгулявшиеся молнии остались на той стороне, на поле находилась лишь самая их суть, облечённая в телесные оболочки. Кроме того, пока они адаптировались к этому пространству, что аккуратно, но безапелляционно подстраивало их под свои законы, им тоже было очень трудно даже просто двигаться. Это чаще всего проходило легко и безболезненно, даже почти незаметно, но уж очень резким и топорным оказалось перемещение, а для одного из них - ещё и принудительное.
- Я никогда не называл себя крутым парнем и не думаю так, - сказал Гнев, тяжело дыша и насилу выдавливая из себя силы произносить связные слова. - Неужели ты полагаешь, что по прошествии стольких тысяч лет это может всерьёз интересовать? Глупо, брат, я давно наигрался в эти игрушки. Я одержал победу в большем числе войн, чем способна донести до потомков человеческая история. Я убил собственного брата - того, от которого чуть ли не все бежали в ужасе, а кто не бежал, тот просто не видел его или не понял, с каким чудищем имеет дело. Тем не менее, я этим не горжусь и никогда не был рад, он входил в мою семью, я убил родственника. Того, кого клялся защищать, как и всех остальных. Я не нашёл способа ему сосуществоввть с остальными, это моя вина. Как и многое другое. Уж поверь, мне глубоко чихать на любые титулы. Я не хочу быть мастером войны, зачинщиком кровопролития. Мне ни к чему статус сильного бойца. Я не нуждаюсь в позициях лидерства ни в каком смысле. Если тебе нужна вся эта дешёвая мишура - забирай сколько влезет, брат, за такую чушь я не стану сражаться!
Говоря, Гнев поднимался на ноги, он постепенно приходил в себя. Замечательная всё-таки вещь - баланс. А ещё он надеялся, что присутствие энергии Мудрости поможет Ненависти хотя бы попытаться выслушать его и вникнуть в смысл речи. Пробудит в Ненависти толику здравомыслия и логики, заставит прийти в себя и взглянуть на всё по-новому. У Гнева на периферии сознания так и отдавался голос Мудрости, советующий для адекватного и последовательного мышления использовать голову, а не задницу, потому что голова - прекрасная штука, весьма удобно сконструированная природой, и пренебрегать ею грех. Хотя Гнев бы не поручился, что Мудрость бы именно так выразился, но представлялось ярко, вплоть до его лучезарной и немного проказливой улыбки большого мальчишки. Ещё там же, в фантазии Гнева, Мудрость цинично и скептически оценивал шансы Ненависти поумнеть, ведь черепная коробка-то у Молниеносного, дескать, пуста, в неё только жрать можно. И рядом согласно и меланхолично кивал такой же воображаемый Джей. Наверно, они и правда сошлись бы во мнении в данном случае - Ненависть безнадёжно туп и перевоспитанию не поддастся. Но это же Гнев, кто ещё, обнаружив бронированную, непробиваемую стену, сочтёт чуть ли не вопросом чести кинуться её бодать?! Упрямство, разве что, но его здесь нет. Так что Ненависть можно долбать по абсолютно полому внутри котелку, пока там хоть что-нибудь не забрезжит!
- Но у меня есть то, за что я могу и желаю поднимать оружие. Это моя семья. Это каждый из вас, злоебучих, раздувшихся от спеси и самомнения, способных заботиться только о себе и стремиться только к личной прибыли тварей! Несмотря на это, вы нужны мне, каждый из вас, и я, чёрт вас дери, не сдамся ни за что! Я буду сражаться с тобой, брат - за тебя же самого!
Огонь разбежался во все стороны от Гнева, вздымаясь рыжим заревом к небесам - точнее, к сиянию Искренности, их заменявшему. Каждый шаг Гнева превращал почву под ним в раскалённую лаву. Из пламени в руках у него соткались тяжёлые шипастые кольца - чакрамы. Но он не торопился нападать, общение волновало его больше. Гнев, скорее, приготовился к парированию чужих ударов. Он понимал, насколько Ненависть не в восторге от этого места и того, что его призвали к выполнению целого ряда условий.

[icon]http://sg.uploads.ru/t/GkphR.jpg[/icon]

Гнев ушёл в глухую оборону. Глядя, как молнии рвут на части и терзают его живое пламя, часть самого Гнева, и пропуская через себя их остаточную агонию, было трудновато сосредоточиться на ответе и на формулировке всех тех проблем, ради которых они вообще здесь. У него шумело и гремело в голове, но не от атак брата, а от ощущения, что теперь тот вознамерился прикончить его без шуток и вполне осознанно, не заигравшись в негодяя, как тогда, в Чертоге. Гнев не знал, почему до сих пор от него не отрекается, но что-то внутри мешало это сделать, вставая непоколебимой преградой, давая чёткое понимание, что так нельзя. Ненависть был живым, оставался его братом, и сейчас перед Гневом ещё мерцала ниточка альтернативы всё повернуть иначе, не как вышло с Жестокостью. Он никогда, наверно, не перестанет задаваться вопросом, был ли у него такой же шанс тогда. Гнев знал, что прав, когда вышел на тот, завершающий, бой, но тогда было уже поздно договариваться, пытаться понять и что-то изменить. Надо было раньше. Сразу, едва тот покинул заточение в летаргическом сне под печатью. Можно ли исправить того, у кого бесчувственность, коварство и возведённый в идеологию, в какой-то высший принцип садизм являются основными качествами личности? Кого-то другого можно просто окунуть носом в собственную кровь, заставить полизать её и спросить, приятна ли она на вкус, хорошо ли это. Можно заставить жрать сырые кишки, пока не затошнит, и сказать, что это внутренности их жертв, и было бы неплохо, задавись они этой пищей так, что на перерождение улетят. Мир прекрасен, не правда ли? Вот только Гнев не умел подобным образом "воспитывать". Он не хотел учить чему-либо через грязь и унижения.
Он уже прошёл через это, поэтому у Ненависти есть этот разговор, а не просто смертная казнь. Так что пусть пламя передаёт ему все свои муки, Гнев примет их за моменты, когда не приходил на помощь или не был готов выслушать Ненависть. Он не погибнет здесь. Они оба выживут. Гнев отлично знал, как злоба порождает ещё большую злобу, и не собирался отвечать Ненависти ею же. Он предпочитал видеть в Ненависти что-то сильное и прекрасное, а не того безумца и загнанного, а потому опасного втройне зверя, которому нечего терять, каким тот стал теперь. Гневу хотелось снова восхищаться Ненавистью, как прежде, но таким - не получится, как не выйдет восхищаться калекой, который сдался и впал в зацикленный круг мыслей о своём плачевном состоянии и том, что он теперь недочеловек, и жить дальше незачем... Хотя с Ненавистью ситуация другая, но Гнев видел и его калекой. Моральным. Что-то там очень глубоко сидело острой занозой. Гневу есть, что вменить Ненависти, целый гигантский список, как было, что предъявить и Жестокости, но не пора ли остановиться и прекратить? Так оно никогда не закончится, и они будут отдаляться всё больше и больше. А у Гнева и так уже многовато членов семьи, отношения с которыми натянуты. Он очень устал и вымотался, пытаясь со всеми всё наладить, но все усилия сыпались в никуда, как песок сквозь сито.
- Потому что лишь здесь я могу верить тебе. И потому что я знаю, что иначе ты постарался бы забрать меня к себе в Чертог и там сломать. Ты сделал бы всё, чтобы уничтожить меня как личность, а, может быть, и физически, - печально произнёс он. - Мне было очень больно и плохо в прошлый раз. Я едва не умер. Я не понимал, что за зло я причинил тебе, и за что ты так терзаешь меня. Мне пришлось остановить тебя... Как сумел. Я не верю, что ты и правда так сильно хочешь убить меня, брат, ведь я никогда не хотел убивать тебя. Если я когда-нибудь подводил тебя - прости. Если я сделал тебе больно - прости. Я понимаю, что не в нашей природе прощать, но хотя бы перестань желать мне смерти, пожалуйста! Мне очень нравится жизнь. И я всегда чувствовал себя виноватым, что не могу поделиться этой способностью с тобой. Тем не менее, я не готов ради этого позволить тебе поглотить меня, в этом мире ещё есть те, кому я дорог... И я не понимаю, неужели не осталось никого и ничего, кто был бы дорог тебе самому?! Как ты вообще до этого дошёл, брат?! Почему любая чужая жизнь перестала что-либо для тебя значить?! И не надо говорить, что это твоя суть! Я помню, сначала ты таким не был!
Неужели смерть от любви так сказалась? Гнев припоминал, что характер Ненависти начал портиться в том воплощении, которое было после неё. Но разве любовь способна так шарахнуть? Гнев бы понял, если бы Ненависть стал тихим и пришибленным, но он обратился чуть ли не против вообще всех, даже тех, кто был готов продолжать с ним общаться и всемерно поддерживать. Гнев видел, впрочем, много оснований для этого. Ненависть ко всем, кто ещё топчет землю и коптит небо, тогда как его возлюбленного уже нет. Ненависть к себе - за то, что позволил этому влечению проникнуть внутрь. Ненависть к миру, так глумливо и сардонически устроенному. Да, версий немало, но Гнев жаждал услышать их в исполнении самого брата, теми словами, которые тот подберёт. Это очень важно - дать высказаться самому, и Гнев попытается вникнуть в то, что прозвучит.

[icon]http://s5.uploads.ru/t/VsqWB.jpg[/icon]

А вот этого Гнев уже не предвидел... Того, что Ненависть так в себе запутается, что даже установка говорить только правду не поможет. Он нахмурился, не понимая, как ему выудить хоть крупицу реального положения вещей из этой каши. Как помочь Ненависти определиться с собой и хоть немного примириться со всем, что вокруг. Брат зашёл очень далеко по дороге, которая ведёт к бездонному обрыву, где клубится сырой бледный туман, а края не видно в ночи, и невозможно понять, когда же именно ты упадёшь. Путеводный маяк не горит, будто его смотритель тоже бережёт своих птиц, не найти звёзд на небесах, и даже болотных огоньков - и тех нет. Это твоя тропа, тропа обречённого и проклятого, словно отмеченного моровой язвой, каиновой печатью.
Но нет, ты не один на ней, пока есть кто-то, бегущий за тобой, чтобы догнать, остановить и вернуть домой. Этот кто-то не отступится и не вернётся к безопасному помогу, к яркой лампе, отгоняющей лапы потустороннего, и оберегающим стенам. Чтобы вытащить кого-то из лесной чащи - надо в эту чащу тоже забраться. Сидя на лавке и вздыхая - никого не выручишь, и смелые поступки требуют порой самоотдачи на грани с жертвенностью. Причём сделать это получится, лишь если ты и впрямь полностью осознаёшь ценность жизни, а не в суицидники решил записаться. Хлопоча  о том, как бы тебе угробиться понадёжнее, ты вольно или невольно увлечёшь за собой и тех, кто вполне доволен и наслаждается своим земным уделом.
И нечего кичиться одиночеством, когда весь твой вид буквально кричит, что ты бы многое отдал, чтобы его прервать, но не знаешь, как, и продолжаешь гнуть свою линию, уперевшись рогом, даже зная, как это глупо. Гнев не так уж хорошо анализировал потёмки чужих душ, но и вовсе незрячим дураком не являлся. Он не прогонит брата от себя. И, наверно, Поле Славы выпустило бы его, ведь дуэль прекратилась, да только рано ещё останавливаться. Они же едва-едва начали. Гнев поклялся бы на чём угодно как угодно, что Ненависть не пропащий, он поручился бы за него. Обещал бы, что лично займётся обучением нормальному восприятию жизни и смерти. Какую бы цену самому Гневу ни пришлось сейчас либо впредь за это выложить - он покажет Ненависти, чего тот лишился, и почему закрываться и отбиваться от такого напрасно.
- Ты не только губил других, но и разрушал себя, - с неподдельной печалью и глубоким состраданием промолвил Гнев. - Чтобы стать таким, как сейчас, ты убил всё живое внутри себя. Сам, с завидным усердием, растоптал все ростки отзывчивости и привязанностей. Ожесточился и отдалился. И внушил себе, что эта изоляция, рождённая страхом повторения пытки, отчаянием и тоской, нормальна для тебя. Но это не так. Ты ходячий труп. Очень опасный и способный разговаривать, сражаться, издеваться над другими труп, который боится даже проявить симпатию... - боль в голосе он даже не пытался скрыть, и она звучала кровоточащей струной, натянутым до предела нервом, бьющимся стеклом. - Но я не боюсь тебя. Ты всё ещё дорог мне. Да, ты заслуживаешь смерти. И не ты один... Но, если мы все начнём истреблять друг друга - никто и никогда уже не будет счастлив. А я устал терять. Каким бы ублюдком и сволочью ты ни был - мы всё ещё братья, и я верю, что каждый из нас для чего-то необходим. Мы, такие разные, подчас не умеющие заботиться друг о друге и даже проявить обычное беспокойство... Каждый из нас важен. Ты ведь не планировал то, что случилось тогда между нами, да? Ты пришёл проведать меня. Как раз потому что тебе не всё равно. Я подозревал сперва, что ты притворяешься, но, похоже, самовнушение как следует вгрызлось в тебя. И я догадался, о чём ты сейчас подумал. Не о том, как ты меня насиловал и пытался уничтожить. Нет, ты вспомнил о нашем поцелуе. Неужели он что-то для тебя значил? Ты достаточно силён, чтобы взять кого-то без согласия, но это не даёт тех же ощущений, что и добровольное влечение. Что-то чистое и светлое... Но, знаешь, я могу и повторить.
Гнев рассмеялся - легко, беспечно, открыто, по-доброму и очень тепло. Он как будто ничуть не переживал, что схлопочет молнией в грудь или живот. Он же не нападает, и, значит, Ненависти не надо защищаться. Пламя жарко и весело полыхнуло со всех сторон, но эта живая стихия стала не более, чем бездеятельным и немым наблюдателем. Гнев без колебаний и отвращения, мягко, как и полагается у близких и родных, привлёк к себе Ненависть и коснулся губами его губ. Словно не было вообще ничего, что могло бы развести их по противоположные стороны баррикад, и никогда такого не происходило. Словно Ненависть никогда не обращался с ним, с его телом и личностью, как со своей собственностью, предназначенной для грубых и даже развратных игр. Безропотной вещью, у которой нет ни мнения, ни права распоряжаться собой. В поцелуе этом не было похоти и вожделения, но были принятие и доверие. Было желание остаться рядом и помочь нащупать верёвку, по которой можно вновь подняться к свету из ямы, куда Ненависть себя загнал. Гнев догадывался, что без труда не обойдётся, но ради Ненависти не поскупится на эмоциональные и физические затраты. Они не враги. Гнев распалялся порой, психовал, мог крепко врезать, мог даже всерьёз избить, иногда и отправить на следующий жизненный цикл, но всё проходило, он остывал и продолжал как ни в чём не бывало, улыбаясь и приветствуя тех, кого ещё недавно рвался подпалить как следует. Накал его страсти взрывался не хуже атомной бомбы, но горел недолго - и всё, с Гневом можно иметь дело дальше, он и не вспомнит про обиды, а за то, что сам причинил, извинится.
- Я не верю, брат. Даже здесь - я не верю, даже если в это веришь ты. Я не верю, что ты действительно хочешь видеть меня сдавшимся или мёртвым. Или... Если это не попытка обмануть и других, и самого себя тоже - докажи. Убей меня, если сможешь.
А вот это - проверка. Расправиться с собой запросто Гнев позволять не собирался. Были Любовь и Джей, которых не обрадует его смерть. Была девочка Адели. Были ещё многие и многие, кто тянулся к нему и тревожился за него. Ради них он не может дать поглотить себя или отправить на перерождение. Однако, и Ненависти Гнев не лгал. Он погибнет, если Ненависть сможет его одолеть, но Гнев ведь не сказал, что не намерен сопротивляться.

[icon]http://sd.uploads.ru/t/sbHOl.png[/icon]

Гнев чувствовал, что ему пора прекращать с безропотным принятием насилия на себя. Да, он защищался, но этого недостаточно. Его природа была устроена так, чтобы непременно давать отпор любому, кто посягнёт, и огрызаться на каждое оскорбление сторицей. Вспыхивать миллионом ярких факелов, неистовым пожаром, и заставлять любого, кто сунулся так неосторожно, горько пожалеть о том, что именно его, Гнева, выбрал сдуру противником. Сдерживая эту силу, свою сущность, Гнев шёл против себя, очень медленно саморазрушаясь. Не так-то легко умереть подобным способом, поэтому сначала он не волновался, уверенный, что успеет до того, как оно сможет разрастись до действительно опасных масштабов, но сейчас Гнев начал понимать, что граница, за которой ему всерьёз станет плохо, ближе, чем он предполагал. Он, как и прежде, сверх меры увлёкся и преодолел не такую уж короткую дистанцию на спринтерской скорости. Просто чемпион, хоть на Олимпиадах выступай.
- Ты прав, брат. Я скотина и сволочь та ещё, - поднимаясь на ноги, прохрипел с усмешкой Гнев. - Я пытаюсь донести до тебя что-то вовсе не потому, что я так уж лучше тебя. Были моменты, когда я опускался даже хуже.
Он отчётливо, со всеми мельчайшими подробностями, вплоть до щербинок на камнях и последней крохотной травинки, вспомнил город, захваченный чумой, а там - сожжённую после ссоры с Надеждой просто так, лишь потому что Ярости некуда было эмоции девать, и она хотела как-то подчеркнуть, что сестра не права, выручая никчемных людишек, церковь. Этот момент запечатлелся в памяти глубже всего. Ещё Гнев вспомнил, как просто так, развлечения ради, хоронил в Древнем Египте под слоем песка целые деревни. Люди пытались убежать или спрятаться, но губительная волна шла неумолимо быстро.
- Но именно потому что я прошёл через всё это и нашёл другой путь. Когда я понял, что разносить и ломать вовсе не так уж интересно и весело, и я не чувствую себя лучше, это, наоборот, всё больше и больше опустошает. Я портил чужие судьбы, отнимал чужое будущее, и осознание этого однажды чуть не погасило мой огонь. Мысль о том, что каждый из них уникален, со своей историей, а я стольким из них не позволил сбыться из прихоти, которая даже ровным счётом ничего мне взамен не дала. Кроме разочарования и тоски, конечно... Знаешь, почему я позволил Справедливости убить меня? Почему я хотел этого? Я вспомнил все свои жертвы, и на войне, и вообще, и решил, что заслуживаю быть стёртым с лица земли. Ты знаешь, я всегда любил войны, но та война превзошла все наши ожидания, и такое количество трупов меня подкосило. Те грязные приёмы, которыми смертные с непонятным мне, жутким и слепым остервенением истребляли друг друга. Люди, сочинявшие целые идеологии для того, чтобы оправдать массовые зачистки неугодных, тоже. Я окунулся в кошмар наяву. И, почти сойдя с ума, рвался покончить с собой. Судья казался мне самым подходящим для этого воплощением. Я здесь лишь потому, что он с этим не согласился. Если рядом со мной были столь многие, кто показал и объяснил мне, как и для чего я до сих пор нужен этому миру... Я захотел сделать для тебя то же, что для меня - все они. И теперь я предпочитаю, осознав свои ошибки, идти дальше.
Гнев не простил себя до конца, но теперь ему хватало внутреннего упорства и несгибаемого стержня воли, чтобы больше не пытаться трусливо убежать в смерть и небытие, бросив всех разгребать кашу кто как сможет. Даже если, наоборот, они захотят разварить её ещё хуже, как в какой-то детской истории, где каша из горшочка затопила целый город, и её неимоверно долго ели все, кто этот город стремился расчистить... Нет, Гнев ещё не настолько тряпка и не так непоправимо выдохся, чтобы оставаться безучастным, когда им требуется всё, на что он способен. Он не станет уворачиваться от своего долга и игнорировать бардак вокруг. Пусть у него мало сил, пусть порой выглядит так, будто его пламя едва тлеет и из красного стало тусклым, почти серым - он не опускает руки и не сдаётся. Борьба не прекращена, если даже одинокий боец жив и продолжает стоять на своём. К чёрту слабаков и предателей, мир павшим раньше него - он идёт, крепко сжимая в обеих ладонях древко флага, выражающего собой убеждения, мечты и намерение строить грядущее, поддержит кто-то его начинания или нет. Мир, который обычно называют утопией - это не розовый идеал с наивными непугаными идиотами. Это мир, где пахать приходится всем и ежедневно, чтобы он оставался таким. И все рады трудиться, ведь это идёт на пользу и служит развитию. Совершенствовать мир единым фронтом, вместе, плечом к плечу! Разве не здорово?
- Скажи, что тебе так нравилось, когда ты пытал и истязал других? Что хорошего в том, как кому-то больно? Неужели это не омерзительно и тошнотворно? И не говори, что стоны приятны, а кровь вкусная, не падай до банальных и затасканных клише картонных киношных и книжных злодеев у авторов, которые даже не умеют прописывать характер персонажа достоверно. Ты ведь даже ненавидеть жертвы не можешь. Они слишком жалки для этого в твоих глазах, не так ли? И это не из мести, ты многих видел в первый и последний раз, и на их месте мог оказаться кто угодно, без разницы... Неужели всё было просто от нечем заняться? Настолько глупая причина?
Гнев и правда не понимал и не знал, как так вообще кому-то удаётся. Почему и как издевательство над другими приносит удовольствие. Ладно, человечки самоутверждаются за счёт себе подобных. Но зачем это вечному, чего только не испытавшему и не повидавшему воплощению? Даже у Жестокости, кажется, была какая-то отдельная философия, особое отношение к жизни, к планете, к родственникам. Гнева она бросала в холодный пот, вызывала озноб ужаса и глубочайшее непринятие, но факт - у Жестокости имелись свои основания быть таким. Нечто вроде твёрдого кредо. Взглянув на мир, брат лишь укрепился в своём решении использовать его как материал для опытов и полигон для увеселения себя, любимого. Увидев и людей, и семью, Жестокость пришёл к выводу, что такими ему точно никого не жаль. Но... Его всегда забавляли способные оказать сопротивление. Неописуемо скучно давить противников, как клопов, даже на одну сотую процента не выкладываясь. И вот это Гнев уже хорошо понимал - сам относился к битвам так же.

[icon]http://sd.uploads.ru/t/sbHOl.png[/icon]

Гнев не находился, что ему сказать, и вправе ли он вообще как-то поучать Ненависть, сам ведь отнюдь не так уж далеко и ушёл. Подобные вещи вообще сложно объяснять словами, а он не эксперт, он просто злая огненная бестия, которая однажды поняла, что большую часть жизни поступала ошибочно и совершила много недопустимого. Тем не менее, раз осознав, отступиться от своих новых принципов он уже не может. При всём том, что недостатки и дурь человеческого рода Гнев тоже отлично видит, уж кому, как не ему, знать, в каких зловонных лужах и отхожих ямах они валяются, хрюкая, как свиньи... Ощущение было такое, словно босой ногой наступил на слизня или мокрицу - и бедное создание раздавлено всмятку, и сам замарался. Более сильных эмоций ни к Ненависти, ни к себе самому в связи с этим разговором испытать не удавалось. К Ненависти - потому что паразитирование на человечестве напоминало Гневу жирного, раздувшегося от краденой крови клеща, присосавшегося в том месте, где его очень трудно и неудобно снять. К себе - при мысли, что, если бы ему, Гневу не помогали, он мог бы стать таким же. Да, дурнота подкатывала к горлу, и, хотя объяснить, что не так, было очень сложно, Гнев попросту интуитивно чувствовал, что так, как Ненависть, нельзя. Неправильно. Плохо. При том, что он в Ненависти видел, собственно, очень мало ненависти. Учёный-экспериментатор под стать Мудрости, только без той аккуратности, внимательности и бережности, что обычно была Мудрости свойственна... Во всяком случае, пока тот не изменился до неузнаваемости. Здесь, на Поле, ощущая беспримесную, первозданную, как когда-то давно, во времена постоянного обитания в Верхнем Пределе, энергию Мудрости, Гнев ощущал себя тем же неотёсанным и невежливым наглым мальчишкой, что всюду мог пролезть, и до всего было ему дело - мальчишкой, что зачарованно и доверчиво смотрел в рот наставнику. Мудрость немало на него истратил и сил, и ораторских способностей, и времени, чтобы придать хоть немного вменяемый вид пламенноволосому первобытному чурбану и дикарю... Ещё такое можно было приписать, скажем, Любопытству - этот куда только досужий нос не совал. Но Ненависть! Где страсть, где бурление эмоций, где что-то подлинное, на самом деле соответствующеее этому воплощению?! Брату и правда нужна такая искусственная подпитка, когда людей, продуцирующих его энергию, на любой улице бери - не хочу?! Неудивительно, что первая Ненависть умерла от любви. Она была очень слабой, и с тех пор ничего не изменилось. Гнев видел доказательство этого прямо перед собой. Брат очень выезжал за счёт запаса энергии, ведя себя подчас как бесноватый юродивый, но этого слишком мало для воплощения. Как Ненависть вообще с собой уживается, почему не наложил на себя руки?! Гнев всерьёз задавался этим вопросом.
- Жалкое зрелище. Ты сам-то понимаешь, насколько это жалко? И ты ещё хочешь, чтобы я тебя за равного признавал? Не смеши! Ты потерял себя, ни к чему нормальному и здоровому у тебя уже нет никакого вкуса. Тебе интересно то, за что я никому никогда даже руки не подам! Ты, наверно, никогда не действовал заодно с людьми и не знаешь, как это может поднимать дух и настроение, бодрить и веселить! У тебя даже мысли не возникает побыть с ними на равных хоть немного, да?! А тебе на пользу бы пошло лишиться способностей и на несколько лет стать таким же, как они, и добиваться всего долгими и упорными стараниями... А потом кто-то возьмёт и прикончит тебя просто так, смеха или досужего интереса ради! Я вообще не понимаю, с чего вы, недоумки воплощённые, вообще решили, что стоите выше, чем они!
Да, в былые эпохи Гнев и сам схожим образом считал, заявляя, что люди - обезьяны и говорящие куски мяса, но знаете, о чём его однажды осенило? Что это ни черта не обстоит так!
Здесь, под влиянием Искренности, даже обзывать можно было лишь так, как всерьёз думаешь о ком-то. И Гнев не лукавил, его действительно с души воротило от крысиной возни Ненависти с людишками. Выдавливать из них крупицы своей силы, игнорируя тот факт, что вокруг полным-полно дармовой мощи, достаточно лишь подтолкнуть и направить! Гнев и ненависть - такие схожие эмоции. Раб, которого нещадно дерут и заставляют работать до седьмого пота, ненавидит плантаторов, помещиков или надсмотрщиков. Слабые ненавидят сильных. Проституированные женщины, бесправные и загнанные в ужасные обстоятельства, когда разумный и полноценный человек вынужден торговать собой - ненавидят своих насильников и мучителей. Жертвы травли - хулиганов, что измываются над ними, пользуясь тем удобством, когда заступиться некому. Несправедливо приговорённые ненавидят продажных судей - не зря же есть у людей прекрасные истории про брадобрея Суинни Тодда и графа Монте-Кристо! Гнев всегда ощущал Ненависть близкородственным и похожим на него, иногда - как отражение, и он хотел, чтобы Ненависть, как и его тёмный сын от Джея, был всегда заодно с ним, на его стороне, поддерживал во всех начинаниях. Потому и не отрекался от Ненависти совсем, что бы тот ни вытворял. Но в настоящую минуту он вовсе не собирался сдерживаться, ведь Ненависть задел его за живое, и Гнев перестал сохранять хладнокровный рассудок, восприятие затопило стремление заставить понять. Пока Ненависть бил его, а он только защищался или даже специально пропускал удары - Гнев понемногу закипал, и теперь концентрация всего того, что он не выплеснул прежде, достигла её кульминационной точки. Он не собирался убивать Ненависть, но как следует проучить, так, чтобы у этого урода глаза вывалились, а все органы превратились в сплошное месиво, и чтобы ни одной целой кости в теле не осталось - хотел, да. Ничего, пусть, для воплощения это не смертельно.
- Ты мне омерзителен, не понимая даже того, что нет разницы, прямое или косвенное убийство, пока ты всё равно его совершаешь! И даже несмотря на то, что они сами отлично справляются, а ты лишь помогаешь... Меня от тебя тошнит, бешеное ты животное! Нет, даже не так, ни одно животное не бывает настолько дерьмом - в таракана бы превратил, если бы мог, это тебе подходит!
Алая волна энергии Гнева врезалась в грудь и живот Ненависти, будто целый грузовой состав из локомотива и вагонов в него въехал. Ненависть припечатало к границе поля, то есть - к серебряной стене, созданной из энергии Справедливости, обычно незаметной, но в эту минуту, когда к ней так прижали чьё-то тело, проявившейся во всём блеске. Хрустнули рёбра. Внутренности, кажется, тоже передавило. Гнев физически осуществил над Ненавистью то же, что он проделывал со своей живой добычей ментально и энергетически. Хотя, как и в Чертогах, здесь ничего материального не было, а, значит, Гнев размазал суть брата. Гнев давил, одновременно давая пламени припекать его, словно намеревался превратить Ненависть в хорошо прожаренный стейк.

[icon]http://sd.uploads.ru/t/sbHOl.png[/icon]

Красные лезвия, такие же, как те, которыми Гнев прежде закрывался от молний или рубил их на куски, от рыка Ненависти сломались так легко, словно они были сделаны из тонкого и хрупкого стекла. Гнева играючи, будто лапой колоссальной величины титана, одного из детей Урана и Геи, тех, кто воевал против богов, швырнуло на землю и проволокло по ней, он совершенно не мог этому воспрепятствовать и вообще пошевелиться, не в этой форме, которую он не успел сменить. Вот это мощь! Гнев и подзабыл уже, что в брате такое кроется, но, пожалуй, это зрелище более чем стоило того, чтобы разозлить Ненависть. Но чего стоило ему превращение, и сможет ли тот вернуться обратно в нормальную форму?
А, впрочем, какая разница. Гнев жил только здесь и сейчас, и ему обещали действительно хорошую схватку, в точности как в былые времена, ему не хватало именно этого в чересчур мирном и сытом двадцать первом веке. Они оба, пожалуй, забыли очень и очень многое, даже слишком многое - о том, через что прошли, о том, кем являлись для людей, остальной семьи, друг для друга. Им просто насущно необходима эта встряска, которая закончится летально для одного из них. Они воплощения, зачем им бояться смерти? Гнев не лгал, да здесь и нельзя было солгать - он не хотел уничтожать Ненависть совсем, безвозвратно. Он никогда больше не войдёт в этот Ад окончательного и бесповоротного убийства брата собственными руками, и никому другому тоже не пожелает. Эти моменты никогда не сотрутся из памяти, тёмный, налитый кровью и бешенством проклинающий взгляд, который невозможно описать словами, и лапы, что дёргаются в судорожных спазмах, пытаясь напоследок ухватить тебя и затащить в ничто с собой... Но вот отправить на перерождение - почему бы и нет. Гнев не думал, что и эта условная, недолгая по меркам воплощений, ненастоящая смерть - ерунда, не стоящая упоминания. Нет, конечно, это тоже больно, плохо, а иногда - и унизительно. Но выбить из Ненависти всё дерьмо, а напоследок - оторвать голову подмывало изрядно.
Гнев отлично помнил, как он впервые стал богом пустыни, безумным и неукротимым воплощением самого хаоса. Ситуация была, наверно, такая же, как и в нынешнюю минуту. Он не справился. Не потому что недооценил врага, просто его тогдашних ресурсов не хватило.

"Жарко. Сухо. Песок жжёт спину. Он насыпался в глаза, набился в рот, и, кажется, даже в лёгких и желудке ничего, кроме песка, не осталось. Тело Гнева дымилось, зелёные глаза уже почти не видели мир. Даже его энергии не хватило против монстра, что теперь тянулся его подобрать и сожрать, не жуя. Так это и есть его судьба? Очутиться в чужой утробе и остаться там навсегда? Перестать гореть, осознавать себя, кем-то дорожить и кого-то любить? Подвести тех, кто доверился ему? Он не успевает регенерировать. Монстр доберётся до него гораздо раньше. А ведь тоже, урод, для чего-то, наверно, нужен в природе. В чём же смысл жестокости? Зачем он вообще родился? Что хорошего может принести миру выродок, который по-настоящему умеет только мучить и истязать других? Так изощрённо, столькими способами, как никто другой... Страшно? О, да, ещё как. Озноб пробирает до костей, всё, что ещё осталось у Гнева живого, протестует такому будущему, где эта скотина займёт его место. Это ужас, идущий из самых потаённых недр подсознания, отнимающий способность мыслить здраво. Но тут же нутряную, животную, истошную жуть перекрывает алая вспышка.
Что, брат, уже решил, что победа за тобой?! Да как бы не так! Ты не пройдёшь мимо, ни за что! Ни на кого больше не наложишь свои грязные когти! И пасть захлопни, воняешь!
Пустыня. Вторая близкая и важная Гневу стихия, кроме огня, лежит прямо вокруг них. Обещает право на реванш - если только в нём ещё достанет решимости встать на ноги и продолжать. Она выбирает его своим голосом, своей волей, своим богом. И он примет её предложение. Примет и понесёт дальше с честью."

Изменение внешнего облика не имеет значения, но вместе с формой трансформируется и сущность. Ему не нужна сила мертвеца, сила, калечащая других, чтобы повергнуть Ненависть в прах. И Гнев стал серьёзным, таким серьёзным, как позволяла ему пламенная, строптивая, действующая на одних каких-то своих инстинктах истинная натура. Но, вместе с этим, он и воспрял духом, обрёл приподнятое настроение, восторг и новые идеи.
Какого чёрта людишки приписали ему копьё? Или они круглые дураки, или у них была беда со зрением! Хотя, конечно, ему без разницы на оружие, он любым может вломить так, что мало не покажется, да и вообще никак ничего не покажется - некому будет казаться, потому что он сотрёт врага в порошок. Но в те годы Гнев не увлекался копьями, и против Жестокости он тоже не с копьём выходил. Окститесь, недоумки! Это молот, а не копьё. Его любимый молот из древних эпох вернулся.
Он отбил и аннигилировал энергетический плевок Ненависти в его сторону этим молотом - счастливый, что вновь един с этим прекрасным инструментом массового поражения. И вновь накатило ощущение, что Ненависть ни с какой стороны ему не ровня. Да и никто вообще. Сила огня и сила пустыни, сумасшедший напор и неумение останавливаться и сдаваться соединились в Гневе в совершенный сплав. Отрицание всего, что мешает ему, отрицание оков и преград, в том числе и морали. Сокрушитель и демон, очернённый историей, олицетворение всего зла во Вселенной. Да, Гнев несёт весь этот груз и давно привык, но кое-кому точно пора напомнить, почему с ним шутки плохи.
- Возможно, и не изменит. Членовредительство обычно не учит, а лишь толкает дальше по пути преступлений. Мало кто исправляется от того, что ему причинили боль - наоборот, из этого возникает ещё больше зла и насилия. Но мне станет гораздо легче, если ты будешь подобострастно скулить и бояться поднять на меня взгляд, как беспородная шавка. Я так долго позволял тебе вытворять всё, что ты хотел, а стоило содрать с тебя шкуру, а мясо отдать шакалам, - речь звучала тоном гораздо ниже и глубже, взрослее, мрачнее и тяжеловеснее, чем у обычной ипостаси Гнева. В ней рокотали громовые раскаты и перекатывался грохот извергающихся вулканов. В ней ревела песчаная буря и шумел океанский шторм. Такой голос не мог принадлежать никому, похожему хотя бы отдалённо на человеческое существо. Неудивительно, что земные обитатели, заслышав его, говорили, что это божество вышло из себя и неистовствует в слепом могуществе своём. - Возможно, мне стоило отправить и тебя следом за ним. Сразу. Вдогонку. Ты же хотел познакомиться, да?
Бог Сет издевательски расхохотался, и от этого смеха Поле Славы содрогнулось от края до края ещё раз. Ростом он не уступал твари, которой был Ненависть. Гнев-Сет и правда веселился напропалую и собирался разойтись во много раз больше.
Гнев пошёл в атаку, метя объятым пламенем его свирепой жажды расправы над скотиной, поганящей видом морды своей всё мироздание, молотом в виски, грудь и живот твари. Каждый из этих ударов мог бы вызвать одиннадцатибалльное землетрясеие и пожар, способный накрыть целый город. Ох, и не зря от его имени когда-то трепетали и бежали стремглав. Гневу было действительно интересно, сколько продержится Ненависть.

[icon]http://s8.uploads.ru/t/9sv0G.jpg[/icon]

Похоже, они оба настолько не желали уступать, что каждый из них мог подпитываться энергией от самого себя бесконечно. Их бой давно стал таким, что понятия честности, равновесия и справедливости перестали быть применимы. То, что происходило, попросту нельзя было измерить такими категориями. Они сотрясали землю и небеса, и, чем больше выкладывался один из них, тем сильнее рвался не отставать другой. У них так получалось всегда. Гнев не стремился ничего доказывать, не добивался лидерства, он просто  изначально взял и сам поставил себя выше, и так было, сколько они друг друга помнили. Ненависть не мог смириться с этим и пытался опровергнуть любыми подручными средствами. Гнев настолько не воспринимал Ненависть, что даже на полном серьёзе изумлялся, откуда у того вообще возникла подобная фантазия, ведь между созиданием и разрушением разница очевидна. Из Ненависти не родится ничего и никогда, он умеет лишь губить то, что получилось у других, или, в лучшем случае, переделывать на свой лад... Гнев не понимал, почему брату это так важно, но позволить такому, как он, превзойти себя не был готов. Просто потому что ненависть не та эмоция, которой можно позволять быть сильнейшей... Интересно, Ненависть ещё помнил, как Гнев уничтожил его партию на Куликовом поле? То воплощение просто выбрало неправильную сторону, и за это в том числе поплатилось. Хотя на самом деле не только за это, но та история вообще тёмная и сложная... Или Ненависть забыл, как однажды уже переродился с подачи Гнева? Неужели полагает, что тот, кому это удалось однажды, не сможет провернуть подобное снова? Гнев мечтал истребить всех проклятых басурман, не потому что Русь вызывала у него такую уж горячую любовь, а потому что он не выносил любые формы принуждения и рабства, не терпел насильственного подчинения, влюблённый в свободу и размах. Ненависть же хотел отнять это у других, и Гнев никогда его не простит за подобное. Он вложит всё, что у него есть, чтобы эта скотина больше не причинила никому вреда! Гнев выступит от имени всех, кого Ненависть замучил до смерти или свёл с ума. Их боль - его сила. Их страдания, их крики, их слёзы проходят по его нервам. Никакой мистики, ничего волшебного - просто умение вовлекаться в чужое положение и сопереживать. То, что так и не смогли они - удастся ему. Поэтому он не прекратит бой, пока не найдёт способ отправить Ненависть на тот свет, и ему уже сделалось безразлично, окончательная это будет смерть или нет. Он вколотит в Ненависть все те мучения и ужасы, через которые тот провёл других. Он - благородная ярость, рождённая, чтобы заступаться за слабых, беззащитных, за тех, кто не может держать в руках оружие, за расстрелянных и повешенных без суда мужчин, за униженных и поруганных женщин, за детей, убитых прямо в колыбелях. Он достаточно силён, чтобы развеять по ветру зарвавшегося выродка перед ним - а после и всех, подобных этому, с позволения сказать, брату. Гнев не лгал, ещё недавно признавая его близким и родным, но поле правды действовало так, что позволяло говорить то, что чувствуешь и в чём уверен на данный момент, даже если через пару минут всё изменится. Кого-то вроде Хитрости и это поле на чистую воду вывести не сумеет. И нет, Гнев перестал верить в то, что Ненависти удастся измениться. Как наркоман, который пытается слезть с иглы, рано или поздно тот сорвётся. Ненависть шагает по планете и оставляет за собой горы трупов и сожжённых дотла городов. Если с гневом ещё можно хотя бы иногда стараться быть праведным и правым, то ненависть - изначально состоящий только из негатива эмоциональный посыл. Не имеет смысла питать напрасные надежды. А он, Гнев, отлично проживёт и без Ненависти, стыд и так очень часто пожирает его изнутри, причиной больше - причиной меньше, без разницы. Он ниспровергнет Ненависть с трона, сложенного из костей, разобьёт его тёмную державу и не допустит, чтобы это повторилось вновь. Конечно, не следует понимать всё буквально, Гнев имел в виду моральное и психологическое состояние Ненависти... Хотя, кажется, у того действительно есть что-то вроде своего царства в параллельном измерении, да и в этом брат намутил что-то невнятное, измываясь над смертными при каждом подходящем случае. Как хорошо, что они не заодно, мир бы не выдержал такого!
Пора покончить с этим осточертевшим боем, он начинает превращаться в фарс. Ненависть должен наконец-то понять своё настоящее место и очнуться от иллюзии, что позволяла ему быть таким заносчивым и высокомерным. Ха, для неудачника Ненависть воспринимает поражения чересчур нервно и близко к сердцу! Поставить бы сволочь на колени и доходчиво пояснить, что только так и должен он перед Гневом всегда стоять! Но увы, не на сей раз, Гнев уже изрядно выдохся, ему надоело, надо просто уже хоть как-то завершить начатое и пойти заниматься более важными делами, чем попытки воззвать к отсутствующему разуму брата.
Красиво... Да, всё-таки это очень красиво и эффектно, пожар и молнии посреди бесплодных и пустых просторов. Будет немного жаль, ведь второе такое светопреставление устроить не скоро удастся, Гнев истратил сегодня слишком много энергии, ведь даже он не может восстанавливать её бесконечно. Он вложит остатки, чтобы избавиться от Ненависти наверняка. Гнев ничего не пожалеет и ни капли не сэкономит, только бы это помогло. Жар и огонь, больше жара и огня,  собрать в себе, в собственной груди всё, что ему дано от природы, всё, на что он способен. Гнев злился на Ненависть и даже на себя самого - за то, что не помешал брату творить что на душу взбредёт, раньше, не врезал ему так, чтобы глаза в кучу собрались, а зубы повываливались в полном составе. Изувечить и оставить жить, достойная расплата за тех, кто пережил подобное по его, Ненависти, вине.
И вот здесь, на Поле Славы, в сакральном пространстве воплощений, вспух ядерный взрыв, но никогда ничего подобной мощи не бывало на Земле, всё, что происходило там, выглядело на его фоне как детские фигурки в песочнице, вызывающие у взрослых лишь снисходительные улыбки. Поле ограничило взрыв, но всё, что находилось внутри, буквально провалилось в Ад, где плавились даже гранитные скалы и самые прочные металлы.

[icon]http://s3.uploads.ru/t/432hp.jpg[/icon]